Сграбастав одной рукой осоловевшую Зинку, которая все это время скромно молчала, потребляя спиртное в неимоверных количествах, второй — Мустафу, порывающегося выпить на брудершафт со всеми подряд, я двинулся к выходу.
Дверной просвет заслонила широкая тень и строгий голос спросил:
— Из какого полка, мерзавцы?
Я остановился, как вкопанный, Мустафа, икнув, уперся мне в спину лбом, следом притулилась Зинаида.
— Отвечать, стервецы! — тень вышла на свет, и я разглядел золоченые бляхи на плечах. Следом за настоящим полковником ввалилось несколько рослых солдат.
Недолго думая, я решил наколдовать на них слепоту, но кроме названий обширного класса горячительных напитков на ум ничего не приходило. Тогда я скоро переменил тактику и отправился от обратного. Методом золотого связующего.
Колдовство, заклинание, алхимия, пробирки, бочки, сок, вино, брага… Тьфу ты. Опьяненный мозг вновь возвращался к отправной точке, явно не желая сотрудничать с трезвыми участками коры головного мозга.
У офицера терпение лопнуло, и он схватил меня за грудки. Приподнял, тряхнул, отхлестал по болтающейся во все стороны роже.
— Нажрались во время военной компании? Под трибунал пойдете. На виселицу. А это что такое? — палец командира уткнулся в Зинку. Та нежно улыбнулась, упала щекой на спину ангела и задремала, — Я вас спрашиваю?
— А это дочь полка, — Мустафа выглянул из-за плеча, окинул полковника мутными глазами и снова спрятался.
— В кутузку, мерзавцев. Всех. Будут сопротивляться, разрешаю применить физическую силу. Утром разберемся, что за птицы.
Птица за моей спиной хотел что-то сказать, но на полуслове заснул. А я и не думал возмущаться. В данное время не стоит шляться по городу. Лучше провести время в местной тюрьме. По крайней мере хоть какое-то время мы будем находиться в безопасности. В относительной. Нам вообще-то в последнее время на кутузки дико везет. Я вот что заметил. Как тюрьма, так переворот в событиях. Так что нам просто нужно стремиться при каждом удобном случае попадать в местные исправительные отделения.
Тюрьма, или попросту большой сарай с маленькими, в решетках, окнами и тяжелыми дубовыми дверями, оказался не так уж плох. Толстые тюки спрессованного сена заменяли и кровать и подушки. Контингент самый разнообразный. Дезертиры, доказывающие всем, что произошла ошибка, а они героически сражались на поле боя. Воры разных мастей, от наперсников до убийц. Проститутки, проворовавшиеся торговки и торговцы. Во общем люди интересных профессий, появившихся на заре начала развития цивилизаций.
Как заявил на несколько минут пришедший в себя Мустафа:
— Революционеры еще не родились.
Бессовестно согнав с насиженных мест нескольких правонарушителей, я уложил ребят отдохнуть.
За последнее время я так часто оказывался в различного вида застенках, что стал совершенно равнодушно воспринимать сопутствующие неудобства. Не главное это все. Вопрос в другом. Как пробраться во дворец, стянуть цветы, убраться из города не наделав шума? Задача.
Я попробовал раскрыть потаенные уголки сознания Странника, но в ответ получил только тяжелые пульсирующие удары в висках. Наверно мне никогда не понять, как действуют законы, по которым живет Странник. Меня одолевала мысль, что не хватает какой-то малости, чтобы полностью обуздать и приручить скрывающуюся во мне силу. Иногда я просто селезенкой чувствовал, вот она, возьми голыми руками. Но как только я протягивал эти руки, невидимая мощь ускользала от меня. Смеясь и издеваясь. Почему? На этот вопрос могли ответить только сами истинные Странники, а не я, заблудший из чужих миров скиталец.
Сон навалился незаметно. Словно ласковая ладонь прикрыла тяжелые веки, погладила по голове, заставляя тяжелые мысли успокоиться. Странным был этот сон.
Бушующее моря огня, раскаленные до красна камни, осыпающее пылающими шарами небо. Темные тени ждут меня.
Я падаю, обжигая кожу рук, крича от нестерпимой боли. Меня тут же подхватывают молчаливые силуэты и тащат к огромному, бушующему раскаленной лавой яме. Я пытаюсь освободиться от цепких рук. Но все тщетно.
Тени монотонно раскачивают, затем швыряют в горнило ада. Еще не долетев, оно вспыхивает огнем. Кожа лопается, обнажая живое мясо, глаза перестают видеть, тело чувствовать.
Раскаленная жидкость, получив добычу, быстро засасывает меня в глубину безудержного пожара. И нет возврата. Я задыхаюсь, захлебываюсь и погружаюсь на дно огня.
И там, в переплетении боли и страха я получаю долгожданное облегчение.
Тяжелая капля воды, соскользнула со лба, упала на скулу проделала влажный след на щеке.
Кажется, я очнулся.
На до мной сидела Зинаида, рядом, свесив на колени голову, дремал Мустафа.
Девушка сняла с моего лба мокрую тряпку, намочила в кувшине, отжала и положила на место, принося холодное облегчение разгоряченному телу.
— Мус, он очнулся.
Ангел вздрогнул, растопырил глаза, дошел до сказанного и окончательно проснулся.
— Ну и напугал ты нас, подопечный. Думали, что кранты тебе пришли. Мы то с похмелья проснулись, ни в жизнь больше пить не стану, глядим, а ты валяешься на полу. Горячий, словно кирпич из камина. Кожа пузыриться, волосы сами по себе опаливаются. Перепугались не на шутку.
Ангел аккуратно поправил под моей головой кусок соломы и продолжил, внимательно осматривая тело:
— Ты три дня без памяти провалялся. Толи помрешь, толи нет? Тут уже за нами приходили какие-то. Посмотрели на тебя, рукой махнули и ушли. Сказали, если поправишься, то счастливчик. Голову отрубят, и все.
Я попытался улыбнуться, но из этого ничего путного не вышло. Губы превратились в сплошную, не растягивающуюся корку.
— Вот я про чего говорю, — хранитель набрал в ладонь воды и осторожно полил на губы. Влага медленно стекла сквозь полураскрытый рот, — Ты сейчас больше похож на рождественскую индюшку. Только яблок не хватает. Эх, сейчас бы эту индюшку, да сюда.
Голос Мустафы исчезал, проваливался в темноту, пока спокойная, прохладная ночь полностью не окутала меня.
Провалялся я довольно долго. Иногда приходил в себя, немного пил и снова забывался. Сны ко мне больше не приходили. Ровное, не тревоженное спокойствие.
По словам Мустафы, встал на ноги я ровно через неделю. Заботливая Зинаида раздобыла где-то тупую бритву и на сухую, терпеливо выслушивая мои ругательства, соскоблила с подбородка отросшую щетину.
— Вот теперь ты хороший мальчик, — довольно оглядывая окровавленное, исполосованное, но относительно чистое лицо, проговорила она, — Хоть на свадьбу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
