- Ты бы видел рожу этого Леона! Рассказывал Роман. - Помоему он готов загрызть тебя собственными зубами! Да только обломится ему! Наш Приторий мужик такой! Если за что возьмется, обязательно доведет до конца! Так что не светит Леону, покуражиться над тобой! Эти ребята, тут уже слюнки глотали, думали видно что мы оставим тебя им на растерзание! Ага щас! Знаем мы как они умеют! Будут измываться над тобой, пока шлепанцы не потеряеш! Видали уже! А потом будут рассказывать что ты, якобы напал на десять человек охраны, и они бедняги только чудом отбились, для чего им и пришлось пристрелить тебя! И поверь! Суд даже разбираться не станет! У них тут все схвачено!
А когда вернулся-таки наконец наш шеф, его сопровождали, человек пятнадцать, ребят из нашего отдела.
20
Место , для проштрафившихся патрульных, именуемая просто, губа, было самым обычным жилым модулем, состоящим из одной комнаты, совмещенного санузла и маленького камбуза, с пологающейся мебелью. Здесь была, вполне нормальная кровать, пара кресел, небольшой шкаф, и круглый стол. На кухне было столь же не богато, но вполне себе терпимо. В сравнении с той каморкой, где я провел эти пол дня, здесь было просто шикарно. Поужинал я, тем что дом послал, то-есть, заказав в доставщике стандартный ужин, и получив в приемном окне, поднос, на котором, было две тарелки, с приятным на вид и запах содержимым, и стакан обычного чая. Сьев первое, нечто напоминающее борщ украинский, я приступил ко второму. Обычная гречневая каша, была тоже вполне себе ничего, а вот чай, оказался больше похож на кампот, такой же приторно сладкий, с запахом каких-то экзотических фруктов. Поужинав в одиночестве, что было для меня весьма непривычно, я прибравшись, отправился на боковую. Однако, уснуть мне не дали. Ко мне без стука, заявился Лукьян, и прямо с порога, начал костерить меня на чем свет стоит:
- Ну Ал! Я знал что ты оторва! Но что б на столько! Тебе чего больше всех надо что ли?, Накой тебе здались эти уроды? Не мог мимо пройти? Герой недоделанный! Ты знаеш что дружки этих ублюдков, поклялись посчитаться с тобой! А они, поверь слов на ветер не бросают! И то что Приторий забрал тебя к нам, это лиш отсрочка!
Я слушая этот поток красноречия, моего инструктора, понимал что наш разговор с Приторием пока остается конфедициальным. иначе этот ругающий меня сейчас, молодой совсем на вид парень, со взглядом, столетнего пройдохи, говорил бы совсем другое.
Пусть Лукьян и был в некоторой степени сторонником метода невмешательства, но сволочью он небыл. И я уверен, окажись он на моем месте, этих уродов ждала бы смерть страшная и лютая. Лукьян был человеком серьезным и решительным, и произвола не терпел, так что я молча дослушав эту длиннющую тираду, тихо сказал:
- Лукьян! Ты знаеш меня уже не один день! И наверное сделал на мой счет, некие, свои выводы? Так вот! На твой взгляд, мог бы я ударить в полную силу, невиновного человека? А бил я их поверь, на погашение! Да видно рефлексы, все же не позволили, работать до упора! Привычка сдерживаться у меня еще от туда! Вот они и остались живы! Так как ты считаеш?
Этот мой вопрос, а главное тон с которым он был задан, остудил горячность Лукьяна, и он чуть помедлив ответил:
- Так я не понял! Они же ее не успели попортить!? За что ты их тогда?, Якобы за возможную вероятность!? Ничего непойму! Какая муха тебя укусила!?
- Прости Лукьян! Прийдет время и ты все узнаеш! Полной картиной событий владеет, кроме меня, , один лиш Приторий! И когда он посчитает нужным, он тебе все расскажет! А пока, я прошу верить мне на слово! С этими уродами, я поступил, единственно достойным образом! И пусть они благодарят моего дядю Ваню, который вбил мне в подкорку, что ценность человеческой жизни превыше всего! иначе их бы уже отправили в утилизатор!
Я был очень серьезно настроен, не позволить каким-то глупым предположениям, встать между нами. И лукьян, все понял.
- Ты знаеш Ал! Вот вижу я тебя сейчас, салага салагой! А в чем-то ты сильнее меня! Прям знаеш, стержень в тебе! Ох и не просто тебе ьбудет здесь! Ох и непросто! Вот и сейчас, вроде ерунду говориш! А я верю! И подсказывает мне чуйка моя! Не обошлось тут без подарков дома! Так? Вижу вижу! Не говори! Это дело такое! многие долго таятся! Но будет желание, похвались! А я с тобой порадуюсь!
Мы еще долго сидели с этим, замечательным парнем, обсуждая мои дальнейшие перспективы, и предстоящий суд. Лукьян принес с собой, большую, красивую бутылку коньяка, которую мы уговорили с ним, в три захода.
Я впервые так набрался, ведь за все время здесь в доме, пить спиртное в серьезных дозах я не пробовал, не тянуло как-то. А тут, за тяжкими думами, и за долгими разговорами, незаметил как окосел. Лукьян, тоже здорово набравшийся, все повторял:
- Не переж-жи ва-ай! Все-е буде-ет, Ик... норма-ально! И вообще, Алекс! Мы тебя здесь все-е люби-им! А осо-обенно Шерри! Она прям, про-осто втреска-алась в тебя!
О чем мы там дальше говорили с ним, Не отложилось в моей памяти ни грамма. И как отключился, я тоже не помню. Лукьян, видно имеющий больший опыт в таком непростом деле, каким-то образом дотащил меня до кровати, и даже укрыл одеялом, что бы бедный Алекс, не замерз тут ненароком.
Так что прийдя в себя на следующий день,я долго не мог понять, что же вчера было, и откуда у меня такая страшная головная боль, и тошнит так, словно мухоморами объелся. Но постепенно прийдя в себя, приняв холодный душ и слегка, посвежев, я сидя за чашкой чая, на этот раз именно настоящего черного, все-таки вспомнил вчерашние посиделки, и горящие глаза громко разглагольствующего и яростно жестикулирующего Лукьяна.
На душе было муторно. А в голове царил непроницаемый, какой-то фатальный туман. Казалось, мозги мои, решив обидеться на хозяина, за вчерашнее, отказались напрочь работать.
Утром ко мне так ни кто и не явился, и лиш к обеду, пришла моя Шерри.
Оказывается, это золотце, решила меня побаловать, и с утра лепила для меня, самые настоящие, любимые мои пельмени. Дело в том, что сколько я не пробовал, и сколько мы с Шерри не пытались, мой кухонный модуль, отказывался выдавать такое блюдо. Вместо пельмешек, на выходе получалось что угодно, но только не то что нужно.
И вот, однажды, от нечего делать, я решил попробовать сделать все так как привык, еще там на земле, то- есть старым, безотказным способом, налепить их ручками. Заказав в модуле, полусырой фарш, средней жирности, и самого обычного теста, я обнаружив здесь же в шкафу все необходимое, закатав рукава стал к разделочному столу. За этим благородным занятием, и застала меня, привыкшая уже к роли моей помошницы Шерри. Сказать что она удивилась, это значит не сказать ни чего. Она, как вбежала на кухню, с какой-то фразой, так и замерла по среди всего этого безобразия, что я учинил тут.
С минуту она глядела круглыми от удивления глазами, и лиш затем спросила:
- Ал! А что это ты тут делаеш?
Я объяснив ей, что там в той жизни, это было моим любимым блюдом. И что я очень соскучился за той кухней, и когда моя Шерри убедилась, что со мной-таки все впорядке, и что мне не нужно срочно вызывать мед кибера, она быстро ухватив не сложные движения, стала мне активно помогать.
Так что, не проходило одной недели, с тех пор, что бы мы с ней не лепили, вместе, эти смешные ушки, как называла их Шерри.
Ну а я всегда заказывал к горячим, только с плиты, пельмешкам, различных соусов и майонезов, так что это была, настоящая радость моей души, и Шерри зная это, решила сегодня тоже устроить мне маленький праздник.
Когда отворилась дверь, и моя улыбающаяся помошница, вкатила столик с большой кастрюлей и множеством маленьких пиал, наполненых ароматными острыми соусами, я забыл тут же о мучавшей с утра, головной боли, и плохом настроении.
Мы долго сидели, с Шерри, друг на против друга, не спеша поедая, великолепные, она у меня поистине, кулинар от бога, пельмени, запивая, их, курамэ, острым напитком, чем-то смахивающим на наш рассол, и просто глядели друг другу в глаза.
Этот миг казался мне одним из лучших, за все время моего пребывания здесь. И когда я прервав долгое молчание, от всего сердца поблагодарил мою Шерри, она спокойно глядя мне в глаза, продекламировала:
- Нет у судьбы печальней вести! Чем весть, оставленной невесте!
Нет для нее страшней испуга! Чем потерять навеки друга!
Страшней ли смерть? Страшней ли Стужа? Чем боль, оставленной без мужа?
Надеждой жить! Одной лиш волей! Не пожелай такой ей доли!
- Чьи это стихи? После долгой паузы, спросил я задумчиво. Эти строчки,пропитанны были такой болью, отчаяньем и такой надеждой, что сердце защемило, и от чего то, захотелось снова, как вчера, забыться, в том мерзком, отупляющем дурмане, и не думать, не видеть, не знать.
- Это один наш поэт! его у нас очень любили!
И опустив наполненные влагой глаза, моя милая помошница, тихо добавила:
