В тот день Джессика и Розалинда прилетели из Рима. Отец встретил их в аэропорту и повез к Генри, где мы все должны были ужинать. Когда туда приехал я, Розалинда уже ушла – ей сообщили, что ее сына увезли в больницу с приступом аппендицита. Генри рассказал мне, что поначалу Джессика хотела поехать вместе с ней, но потом передумала.
– Кстати, приготовься. Она выглядит просто потрясающе!
– А у тебя небось один секс на уме.
– У меня?!
– А у кого же? Трое детей за три года.
– Двое, – поправила меня Каролина, заходя в комнату. – Третий все никак не соберется появиться на свет. Я бы чертовски хотела, чтобы он собирался побыстрее, мне порядком надоело расхаживать в таком виде. Кстати, не хочешь пожелать спокойной ночи своему крестнику?
Рассказав две обязательные сказки на ночь, я снова спустился вниз, где стол уже был накрыт к ужину. После рождения Сары – второго ребенка – Генри с Каролиной переехали с Итон-сквер в собственный дом в Челси. И мой отец, Джессика и я были там частыми гостями.
Генри оказался прав: Джессика действительно выглядела потрясающе. В Риме она коротко подстриглась и немного осветлила волосы. Я впервые видел ее с короткой стрижкой, и она ей очень шла. Глаза казались еще больше, а губы – полнее. На ней были самые обычные джинсы и свитер, но сегодня даже они смотрелись по-другому. Мы обнялись и поцеловались.
– У тебя усталый вид, – сказала Джессика, обвивая руками мою шею. – Надеюсь, пока я была в, Риме, ты не слишком поздно ложился спать?
Я довольно резко высвободился.
– Давай есть.
Лицо Джессики сразу помрачнело, но тут вмешался мой отец, попросив ее продолжить рассказ, прерванный моим приходом. Насколько я понял, они с Розалиндой собирались на следующий день поехать в Олдермастон, чтобы присоединиться к пикетированию управления Центра разработки ядерного оружия.
– Туда едут многие из нашей группы, и мы на четверг назначили собрание, чтобы обсудить результаты. Честно говоря, мы с Розалиндой вообще собираемся присоединиться к движению за ядерное разоружение. Кому же, как не нам, женщинам, заботиться о безопасности будущих поколений?
Произнеся эти слова, она выразительно посмотрела на меня, но я никак не прореагировал.
После ужина Генри под предлогом того, что он хочет знать мои соображения по поводу какого-то письма, попросил меня уединиться с ним в его кабинете. Когда мы выходили, я заметил, как он обменялся взглядами с Каролиной.
Придя в кабинет, Генри вместо письма достал бутылку бренди. Он не торопился перейти к делу, и мы немного поболтали о Николасе, о том, что он делает в детском саду, и о разных житейских мелочах. Наконец я не выдержал:
– Так где же письмо?
– Никакого письма нет, – коротко ответил Генри. – Зато есть кое-что другое. Не знаю, стоит ли тебе это говорить, но иначе поступить не могу. Речь идет об Элизабет.
Я оцепенел.
– Что с ней?
– Я достал ее адрес. Он здесь, в этом конверте.
В ответ я даже не смог пошевелить рукой. Тогда Генри сам протянул мне письмо.
– Как ты его узнал? Она звонила тебе? – с трудом выдавил я.
– Нет. Просто пару дней назад я забирал Николаса из детского сада и увидел ее. Она меня не видела. Села в машину, припаркованную перед моей, и тронулась с места. Я поехал следом.
Я, как завороженный, смотрел на конверт.
– Тебе следует знать еще кое о чем, Александр. О ребенке, которого она забирала из детского сада. Это был маленький мальчик такого же возраста, как Николас. Его зовут Джонатан. Если бы ты его видел…
– Продолжай. – Я сам не узнавал своего голоса.
– У меня, по крайней мере, нет на этот счет никаких сомнений. И потом возраст…
Ему не было нужды развивать свою мысль. Я уже и так все понял. Несколько минут мы просто сидели молча. Потом Генри снова заговорил:
– Теперь все зависит только от тебя, Александр.
– Что зависит от меня? Она же прекрасно знала, где найти меня!
– Ради Бога, Александр, постарайся рассуждать разумно. Ведь инициатива вашего разрыва исходила только от тебя. Как ты думаешь, каково ей было, когда ты передал, что не можешь оставить Джессику после катастрофы?
– Но она могла бы дать мне знать. Если это мой сын…
– А что предпринял ты, Александр? Ты же мог найти ее, когда все снова встало на свои места. Но ты этого не сделал. Ты вообще ничего не сделал…
– Но, Генри, как ты можешь говорить, что все встало на свои места? Джессика по-прежнему еще не пришла в себя. И как я могу бросить ее теперь, после всего, что она уже перенесла по моей вине?
– У тебя там двое детей. Тебе не кажется, что им ты тоже кое-что должен? Сейчас твой брак стал еще большим фарсом, чем раньше. Мне хочется расхохотаться каждый раз, когда я наблюдаю, как вы оба делаете вид, что все ваши трудности наконец позади… И если хочешь знать мое мнение, тебе давно пора перестать упиваться чувством собственной вины и зажить нормальной жизнью.
Я в ярости вскочил с кресла, но сказать ничего не успел: распахнулась дверь, и в кабинет вбежала Джессика.
– Генри! У Каролины начались схватки!
Прежде чем направиться к жене, Генри рассерженно посмотрел на меня и зло сказал:
– Советую тебе серьезно подумать над этим, Александр!
– Только не говори мне, что у вас была маленькая любовная ссора, – хихикнула Джессика, но, увидев выражение моего лица, осеклась.
– Меня тошнит от тебя, Джессика! Меня тошнит от одного твоего вида! Я-то думал, ты изменилась, но даже сегодня ты не смогла удержаться от того, чтобы лишний раз ударить меня по самому больному месту. Ты достаточно долго этим занималась, а потому сейчас советую тебе навсегда исчезнуть из моей жизни, прежде чем я сделаю нечто такое, о чем нам обоим потом придется жалеть.
– Слишком поздно спохватился, Александр. Ты уже сделал это три года назад.
ЭЛИЗАБЕТ
Глава 24
Я наблюдала за тем, как Эдвард пробирается через толпу.
– Наверняка книга мистера Уолтерса получится совершенно замечательной.
Камель, как обычно, стоял сбоку от меня. Мне казалось, что он вообще ни разу никуда не отходил с тех пор, как мы приехали в Египет. Рядом с ним стоял один из хранителей музея. Его круглые карие глаза смотрели вслед Эдварду с чувством, близким к благоговению.
Каирский музей кишел туристами. О книге же я впервые услышала от Камеля, после того как мы вернулись из Асуана. Насколько мне было известно, в обязанности Камеля входило нас охранять, хотя Эдвард не счел нужным сообщить мне, от чего именно. Постоянное присутствие этого человека выбивало меня из колеи так же, как и шумные, людные улицы, и ощущение, что к тебе все время прикован чей-то пристальный, немигающий взгляд. С самой первой минуты моего пребывания в этом городе он пугал меня непривычным шумом, грязью и вечным столпотворением. В Каире лабиринт узких зловонных улочек неожиданно сменялся многолюдными, хотя и не менее узкими улицами, на которых современные отели соседствовали с доисторическими развалюхами, каким-то чудом до сих пор не рухнувшими на головы прохожих. Это был совершенно экзотический город, не похожий ни на какие другие. Город таких резких контрастов, что они казались почти зловещими. Позднее, когда я узнала Каир поближе, я была потрясена царящими в нем бедностью и невежеством. Я даже попыталась как-то заговорить об этом с Эдвардом, но он лишь потрепал меня по руке и сказал, что тут уж, к сожалению, ничего нельзя поделать. Я понимала, он не хотел меня обидеть. Но после того разговора у меня сложилось впечатление, будто мой муж считает Каир чем-то вроде своей вотчины и сожалеет, что привез меня с собой.
