лечить, им то что, у них и так всё в порядке.
— Значит поедем в Африку. — без весёлости улыбнулся я, и не помню о чём говорил дальше.
В итоге настал такой день, когда мы стали готовиться к нападению на Иркутск, столицу существовавшей и то не долго, Байкальской Республики. Бесконечные отсидки в лесах, бесконечная стрельба, грязь и кровь, я не видел сына так долго, что замечал, как он вырос и изменился с последнего раза, да и с дочерью тоже самое, Анна решила назвать её Лена, как звали мою мать, только тогда я о ней и вспомнил, когда моя жена, хотя мы и не женились как это положено, сказала мне о имени дочери. Они оба были похожи на меня, такие же черноглазые, черноволосые, только кожа была белее, Анна относилась к Мише как к своему, а он никогда не жаловался на неё.
Прошло семь лет с тех пор как я попал в «Лесную армию», мне почти нечего писать про эти годы, это всё была рутина войны, смерти, раны, взрывы, лица моих детей, всё что я могу вспомнить об этом периоде, мы то бежим, то нападаем, на рассвете или ночью. Наша армия насчитывала под сотню тысяч человек, армия же объединённой ЦРР, теперь была не более трехсот тысяч людей, к тому же на них нападали Европейцы, которым по зарез нужна была нефть, чтобы драться друг с другом. У нас в общем-то и своя область появилась — Якутия. А наша столица была в Якутске, однако с обретением земли теряешь мобильность, и за это приходится платить, когда одна часть армии была занята подходом к Новосибирску, вторая изучала как нам лучше воевать после перехода Уральских гор, мы бы их не переходили в буквальном смысле слова, но называли наше перемещение на «европейские» земли, «переходом за Урал».
В общем, уйдя в разработку нападения на два фронта, наша оборона ослабилась. На нас совершили почти что средневековый набег, пока не ясным образом отыскав один из городков для раненых. Я был вместе с Максимом около Новосибирска, мы провели там месяц, как пришло известие об уничтожении одной из больничных деревушек. Я испытал страх не сравнимый ни с чем, казалось, что по телу пускают разряды тока, которые не дают мне находиться в адекватном состоянии. Я знал, что в городке, ну или деревне, были Анна, дети, всё то, что помогало мне жить в грязи, смертях, гное и боли, моей и чужой. Часть войска сорвалась назад, чтобы найти тех, кто напал на нас, да и просто оставаться для защиты, с этой частью был и я. Ехал за рулём сам и летел на машине на пределе её возможностей. Думал о том, как погряз в этой войне, как не любил ещё вчера это время, считал его плохим, а сегодня вчерашний день кажется райским. Думал, что всё одно и тоже, каждый день, но вот жизнь внесла краски, как же мне было жаль, что сегодняшний день не прошёл как вчерашний.
К утру я был в больничном поселении.
Часть 7. Глава 35
В рассветном тумане передо мной стояла картина, которая заставила меня желать раствориться в воздухе, провалиться сквозь землю, просто не существовать, голову будто сжимали тиски, не давая ни одной мысли проскочить в мой мозг, я просто остолбенел, все кто были здесь, женщины, раненые солдаты, дети, все были повешены на деревьях. Похоже состояние подобное моему ощущали и остальные солдаты, стояла тишина, и только лёгкий ветер просачивающийся между старыми елями издавал звук в этом месте. Где-то в глубине души я понимал, что среди этих людей, где-то моя жена и дети, но просто не мог, боялся сдвинуться с места, чтобы пойти и отыскать их, чуть ли, не отворачиваясь от тел, в страхе увидеть там своих Мишу и Лену. Моё оцепенение прервал голос одного из солдат:
— Тобиас, — я повернулся на звук, — тут твои.
Солдат стоял на входе в избу, глядя на меня то ли испуганными, то ли грустными глазами, я пошёл, а потом перешёл на бег, ноги будто немели, и не хотели пускать меня туда, но всё же я вошёл внутрь строения: Анна лежала на кровати, скрутившись и отвернувшись к стене, дочери не было видно, а сын с испачканной кровью головой валялся на полу. Я увидел, как от дыхания шевелится грудь у обоих, по спине пробежались мурашки, но я заставил себя думать, что показалось, потому что допустить мысль о том, что они живы, а потом понять, что нет, в течение нескольких секунд — это бы точно раздавило меня.
Подойдя к лежащему на полу сыну, я дотронулся до той области, где сердце — оно размеренно билось, и мне это не показалось, видимо ему влетело в голову, просто так или заступался за мать, можно будет спросить потом. Анна же не плакала, не спала, просто лежала, я дотронулся до её плеча сзади, сказал, что это я, но не последовало никакой реакции, сел рядом на кровать, в это время солдат вышел из дома.
— А где Лена? — пытался я спросить, как можно мягче, понимая всё то, что она видела здесь, — с Мишей всё хорошо, немного дали в качан ему, но бояться нечего, с такой-то матерью.
В шкафу что-то зашуршало, а позже открылась дверь, моя дочь вылезла из одежды, будто запутавшийся в сети зверёк, её взгляд был такой же напуганный, показалось, что она даже меня испугалась, но потом бросилась ко мне, ничего не говорила, только плакала.
— Да что вы вдвоём сразу начинаете, — пытался успокоить как умел я своих женщин, — всё уже кончилось, не бойтесь, больше такого никто не допустит, к тому же скоро мы переедем в город, там будет много солдат, тёплой воды, теплых домов, много людей, у вас друзья будут, а у мамы много работы появится, она у нас тут самый важный человек, спасает людей. Да, мама?
Я легонько толкнул Анну в бок, но она никак не реагировала на меня, и я решил действовать решительней, просто взял её за плечи и перевернул на спину, аккуратно, чтобы подбодрить её, но всё что она сделала, это закрыла побитое лицо ладонями и заплакала, а я убрал свои руки. Дочь попыталась мне объяснить, что случилось:
— Они били маму.
— Тут было много людей? — пытаясь сохранять внешнее спокойствие, спросил я.
— Да, наверное, десять, — она уже умела считать, и плоховато, но читала, в пять лет, — и говорили
