— Примите «Смелого». Следовать концевым, — распорядился начальник и, не меняя тона, добавил: — В дальнейшем прошу приходить вовремя.
— Есть, есть! — И Безенцов мягко спрыгнул на палубу «Смелого».
При виде его Ваську охватило неожиданное спокойствие. Так бывает перед боем: волнение только до тех пор, пока исход маневрирования неизвестен, и полная, почти механическая холодность с того момента, как по растущим силуэтам угадаешь, что встреча неизбежна.
Флотилию догнали за поворотным бакеном. На «Буденном» замелькали красные флажки семафора: истребителям стать на буксир к канлодкам.
— Правильно, — сказал Безенцов. — Надо экономить горючее и беречь машинные команды. — Голос его был самую малость слаще, чем это требовалось, но Васька эту малость почувствовал.
«Зоркий» принял буксир с «Буденного», «Счастливый» — с «Красной звезды» и «Прочный» — с «III Интернационала». «Свобода» была слишком непривлекательна, а потому «Смелый» предпочел концевого «Знамя социализма».
Хорошо идти на буксире по штилевому морю. Не хуже стоянки в порту и даже веселее. Покачивается синее небо, плывет вода, и плывут берега. Тепло, и думать не о чем, — ведут тебя куда следует. Одному рулевому работа, и то не особая. Совчук вытащил наверх балалайку, Ситников — требовавшие починки рабочие брюки. Четверо мотористов устроились на баке играть в кости.
Так дошли до Белосарайской косы, где стали на якорь.
Огненным шаром налилось солнце, и стеклянный воздух был неподвижен. Горизонт расплылся в горячей дымке. В чем задержка? Кого ждут?
Васька, лежал на животе и не отрываясь смотрел на «Буденного». Там на мостике сигнальщик лениво отмахивал красным флажком. Это не имело никакого отношения к оперативным вопросам: он отмахивал сигнальщику с «III Интернационала», который подробно описывал ему семафором свою прогулку с какой-то девицей.
— Харч! — провозгласил моторист Сенник, совмещавший со своей должностью несложные обязанности судового кока. — Сухие щи! — что означало консервы «щи с мясом и кашей», поджаренные на примусе и очень вкусные. Так кормили только на истребителях, и то ради их тяжелой службы.
Ели на верхней палубе ложками прямо из бака, Безенцов вместе с прочими. Закусывали крупно нарезанным, посоленным грубой солью черным хлебом. Разговоров не вели. Когда кончили, Ситников встал:
— Отдых!
— И устал же я, братки, — затянул Совчук. — Так устал за поход, что беда. Заляжем, что ли, поспать?
— С «рыбкой» в обнимку, — подхватил Савша.
Легли наверху, где было свободное от мин место, и внизу в кубрике. Спали вплотную к своему смертельному грузу и ни о чем худом не думали. Спали по положению до четырнадцати часов. Проснулись все там же, под тяжелой кормой «Знамени социализма», у той же желтеющей в ярко-синем море косы.
— Идет начдив истребителей! — прокричал вахтенный «Знамени».
— Шляпа, — откуда-то сверху ответил сонный голос. — Надо докладывать, на каком корабле он идет. На «Дальнозорком», на «Близоруком»… — Голос остановился, видимо придумывая еще какое-нибудь обидное название, и закончил: — Или на «Косолапом».
— Он без корабля, товарищ начальник.
— Совершенно невозможно. Он не так называемый Иисус Христос, который, впрочем, тоже не мог ходить по воде. На то существует закон Архимеда о плавающих телах.
— Он как раз плывет.
Парусиновое кресло на крыше мостика зашевелилось, и Васька узнал появившуюся над ним беловолосую голову. Это был начальник второго дивизиона канлодок товарищ Сейберт. Он подошел к краю крыши и присел на корточки:
— Здорово, Гавриил!
Только тогда Васька увидел в воде командирскую фуражку с белым чехлом и под ней широкое лицо Дудакова. Он плыл ровными лягушачьими движениями, высоко держа бороду. Отвечая на приветствие, приостановился, поднял большую руку и дотронулся до козырька.
— Штормтрап с правого борта, — распорядился Сейберт. — Слушай, Гаврилка, в качестве начальника дивизиона плоскодонных скорлуп ты имеешь право вылезать с почетного правого трапа, однако на дальнейшие почести не рассчитывай. Караул не вызову и захождение свистать не стану.
Дудаков обеими руками ухватился за выброшенный штормтрап.
— Почести ни при чем. Я за арбузами, — и, блестя огромным телом, вылез наверх. Он за полторы мили приплыл в гости так же просто, как ходит через улицу, но это никого не удивило. Стоянка была безопасная, за заграждением, и вода теплая, точно суп. Кроме того, от неподвижного зноя, от сытного обеда и запаха нагретого железа люди потеряли способность удивляться. Васька опустил голову на руки и задремал. Первым, кого он, очнувшись, увидел, был Дудаков. Он стоял прямо над ним, опершись на рубку, завернутый в серое одеяло и похожий на памятник.
— Арбузы у Шурки Сейберта знаменитые. Две штуки съел, — говорил он. — Что касается штаба, то там все в порядке. Досовещались до ручки и решили действовать. Сегодня с темнотой выходим к Бердянску, а оттуда кругом под Ахтарскую. Если в море ничего особого не встретим, вызовем транспорты с морской дивизией.
— Будем ее высаживать? — поднял брови Безенцов.
— Факт, что не на прогулку повезем. Прямо в хвост белому десанту.
— Но ведь мы не сможем обеспечить их с моря. Корабли недовооружены, команды не имели практических стрельб. В самом разгаре высадки может появиться противник с настоящими канлодками и даже миноносцами. Что тогда будет?
— Практическая стрельба боевыми, — ответил Дудаков. — Мне, однако, пора домой. — Скинул одеяло и подошел к борту.
Ситников покачал головой:
— Негоже, товарищ начальник. Повредиться можно, если с арбузами в брюхе плыть.
— Полететь прикажешь?
— Может, доставим на «Смелом»?
— Трата горючего. — И Дудаков осторожно полез за борт. В воду он погружался постепенно, чтобы не вымочить фуражку.
Васька закрыл глаза. Ни удивительное поведение начальника, ни широкие планы похода его не разволновали. Он начал принимать вещи такими, какими они приходили. Безенцов рассказывал какой-то длинный и непристойный анекдот. Он подумал: старается, под команду ныряет, — но остался вполне спокойным. Сейчас все равно ничего нельзя было сделать, а когда делать нечего, следует спать — это основное правило плавания на мелких судах. Так учил Ситников. Поэтому он уснул.
Снялись в двадцать два часа и рассвет встретили далеко за Бердянской косой. Весь день шли без происшествий, пустым морем. После обеда, правда, встретили белую канлодку; но она, пользуясь преимуществом хода, скрылась. Происшествием это считать нельзя было.
