На этот раз ехали втроем, если Гришки-филина не считать. Иван Кузьмич, не пустив Унгерна в дозор, велел ему смотреть направо в поисках тропы, несмотря на его уверения в том, что до нужного места ехать еще не один час. Рисковать бароном в такой решительный момент товарищ Кречетов не хотел. А поскольку Лев Захарович никак не мог оставить его без комиссарского присмотра, ехали вместе, причем беляк и представитель Центрального Комитета, как и ожидалось, беспрерывно язвили друг друга.
Вместе с тем красный командир не мог не отметить, что, за вычетом дежурной ругани на вечную тему вавилонских масонов и японских наймитов, беседа между супостатами шла достаточно конструктивная. Барон весьма живо и даже в лицах воспроизвел один из допросов в штабе Пятой армии, на котором ему пришлось рассказывать о спрятанных сокровищах.
– И вот, представьте, господин Мехлис, – продолжал бывший генерал, начисто забыв о Вкопанном Беляке. – Делаю я серьезную мину и говорю господину Красному Торквемаде: так точно, есть такой грех, спрятал от трудового народа сокровища. Тот даже подпрыгнул, слюну пустил мелкой струйкой. «Сколько?!» – спрашивает, а у самого на физиономии чуть не блаженство. Пуда три, говорю, может, даже с половиной. Он мне карту под нос, я ему все нарисовал, изъяснил, схему набросал с приметами, точно у господина Стивенсона. Он из камеры выскочил, даже конвой забыв прислать, побежал в свой Синедрион докладывать. И что бы вы думали? На следующий же день искать поехали чуть ли не целым батальоном. Это мне уже потом рассказали в Красноярской тюрьме, после того, как холостыми пальнули и землицей присыпали…
Кречетов между тем смотрел вперед, на приближающего Мертвеца. За ним угадывались другие скалы, такие же рыжие, но еще повыше. У подножия теснилась небольшая рощица туранга – пустынного тополя. Если верить барону, часа через две такие же скалы появятся и по левую руку. Достав часы, Иван Кузьмич прикинул, что у Врат Пачанга они будут, как и предполагалось, в полдень или получасом позже.
– Нет-нет, господин Мехлис, я и не думал обманывать ваших комиссаров. На первом же допросе обещал говорить только правду и слова своего ломать не намеревался. Там, в тайнике, не три пуда оказалось, а все пять. И сибирские, и семеновские, и керенские, и даже николаевские. Этих, правда, немного, фунтов шесть. Так точно-с, бумажные деньги они же, хе-хе, ассигнации, слегка, конечно, уже подгнившие. Везли мы их из Даурии на телегах, а уже на монгольской границе решили закопать, чтобы с лишним грузом не возиться. Золото-то у меня было, пусть и немного, но кто же такое закапывать станет? Война на деньги прожорлива, до Урги все и потратил…
На первом же привале Иван Кузьмич собрал «серебряных» и велел пересчитать боезапас – весь, до последнего патрона. Прибавив мысленно то, что имелось в обозе, он решил, что к пулеметам надо ставить надежных, дабы ни одна очередь не ушла впустую. Имелась, конечно, надежда, что у Врат засады не будет, но очень уж слабая. Чужаков видели утром, причем обнаглевший вражеский дозор почти не прятался.
Тем временем товарищ Мехлис, весьма заинтересовавшись финансовым вопросом, пытался вызнать у врага трудового народа, как был организован учет и контроль в его Азиатской дивизии. Барон мог лишь развести руками:
– Помилуйте, или я двойную бухгалтерию изучал? Деньги держал при себе, выдавал по строгой надобности. Не пересчитывал, по весу определял. Подниму мешок, в руке подержу, встряхну для верности…
Кречетов не отводил взгляда от рыжих исполинов. Все уже решено и договорено, поворачивать поздно. Но на душе все равно неспокойно. В сотый раз он, пожалев, что взял в поход Кибалку, попытался представить разговор с сестрой, если с паршивцем что-нибудь случится… Стало совсем кисло, и красный командир решил думать о чем-то другом. Например, о том, что в Пачанге ему, послу, и надеть будет нечего, когда придется к тамошнему начальству идти. В суете сборов этот вопрос упустили, и теперь Иван Кузьмич прикидывал, у кого можно позаимствовать приличный халат, причем непременно с поясом. Баронов был неплох, но за время пути уже успел обтрепаться.
Очередь рассказывать тем временем перешла уже к пламенному большевику.
– Родственник у меня есть, – сообщил товарищ Мехлис. – Известный враг трудового народа, банкир-кровопийца. Так вот, когда наших в 1915-м бить на фронте стали, все кричали о недостатке снарядов и о министрах-предателях, а он сразу сказал, что у нас не со снарядами беда, а с порядком. Учет – хуже, чем в Золотой Орде. Командование даже не знало, что лежит на складах.
– Точно-с, точно-с, – охотно подхватил барон, погладив разволновавшуюся птицу. – Сразу видно, что родственник ваш – не комиссар, как некоторые. Бардак был полнейший, из-за этого я и погорел. В начале 1917-го был вызван с фронта в Петроград. Приехал, а мне даже место в гостинице предоставить не изволили! Возмутился, подрался с комендантским адъютантом – и чуть не пропал, как швед под Полтавой. Из полка вылетел, из нашего 1-го Нерчинского, господин Врангель, чтоб ему пусто было, лично приказ подписать изволил…
Иван Кузьмич уже не слушал. Рыжие скалы росли, упирались в бледное зимнее небо, холодный ветер из Такла-Макана догонял, толкал в спину, тревожил лошадей, на зубах скрипели сухие песчинки…
«Что вы головы повесили, соколики? Что-то ход теперь ваш стал уж не быстрехонек?»
Не пелось.
* * *
– Р-равняйсь! Смир-р-рно!..
Невелик строй – пятеро всего. Фланговым Кибалка, уже без гранат на поясе, зато с карабином и ножом, левее Чайка при луке и тоже при карабине. Трое ревсомольцев, с полной выкладкой, в мягких ичигах – горных сапогах без каблуков. Лица серьезные, ответственные, в глазах – радость пополам с тревогой.
– Вольна-а-а!..
Остальные вне строя. Барон присел на камешек, намотал на палец левый ус да так и застыл. Рядом с ним – молчаливый монах в желтом плаще с большим холстяным мешком за плечами. Там – «бутылка», заботливо запеленатая в крепкую ткань.
Товарищ Мехлис рядом, партийную линию обозначает.
– Слушай боевой приказ!..
Отряд ушел вперед, через полчаса остановится на привал, чтобы догонять проще. Тропа справа – узкий лаз между камней. Все продумано, все решено.
– Повторяю еще раз. Сигнал подавать только внизу, спустившись на равнину. Почему – объяснять не стану, нужно так – и точка. За сигнал отвечает гражданин Шокжап. Ему оказывать всяческую помощь.
Желтый монах, услышав свое имя, сложил ладони перед грудью, неслышно шевельнул бледными губами.
– Проводником пойдет гражданин Унгерн…
Барон, не сдвинувшись с места, крутанул ус.
– Командиром назначается товарищ Кибалкин.
Иван-младший, о своем командирстве заранее извещенный, постарался сохранить невозмутимый вид. Только глаза блеснули да дернулся подбородок.
С Кибалкой вышло не слишком ладно. Иван Кузьмич был уверен, что шкодник до небес подпрыгнет, узнав об «особом задании». Вышло совсем иначе. Иван-младший поглядел без радости, насупился:
«А ты, значит, дядя, на смерть пойдешь?»
Не пожалел родную кровь командир Кречетов – что есть силы по губам парню врезал. Хорошо еще ладонью бил, не кулаком. Стерпел племянник, характер показав. Потом, правда, объяснились. Иван Кузьмич заранее байку придумал – такую, что и поверить можно. Война сейчас в Пачанге, китайские милитаристы готовятся город брать. Без заранее оговоренного сигнала можно под ударом оказаться, потому как за врага примут и к ногтю возьмут. А молодежь для этого дела нужна по понятной причине – юным да быстроногим проще по камням бегать.
Вроде бы поверил. И то хорошо.
– Какие вопросы будут?
Без таковых не обошлось. Один из ревсомольцев, еще по Беловодску памятный («Дра-стуй-те, товарич Кречетов!»), непременно хотел узнать, что за сигнал, как его подавать требуется и, главное, отчего бы не просигналить прямо отсюда. Иван Кузьмич с немалым удовольствием вопрос отмел как несвоевременный и раскрывающий Военную Тайну. Голосу прибавил, взглянул сурово…
Насчет «прямо отсюда» ему и самому толком не объяснили. Однако господин Чопхел Ринпоче в своем мнении был тверд, и товарищ Кречетов, человек военный, решил не спорить. Сказано: «на земле Пачанга», значит, так тому и быть.
– Командир Кибалкин, выйти из строя для получения личного оружия!..
«Наган», который паршивцу Ваньке перед строем вручить требовалось, был тому хорошо знаком. Сам же и пристрелял еще в Беловодске втайне от дяди. Иван Кузьмич револьвер отобрал, теперь же вернул обратно, но не просто так, а пояснив с глазу на глаз, для чего командиру личное оружие. Особо велел за бароном следить и, если что, стрелять «контру» без всяких сомнений. Но и про остальных сказал. Не подчинятся – первый выстрел в воздух, а уж потом…
Вроде бы все? Вопросов нет, Ванька кобуру к поясу цепляет…
– Товарищ Кречетов! Можно сказать?
