– Она впустила тебя?
– В том-то и дело! Я бы предпочла, чтобы она этого не делала.
– Почему?
– Потому что дела совсем плохи, моя птичка: там пусто! Никого и ничего не осталось! Ни Ребекки, ни ее картотеки. Ничего! Пустыня, если не считать мусорного ведра со старыми бумагами. Пустыня Гоби вместо нашей Сены.
Пока я ее слушала, у меня появилась мысль найти на своем навигаторе, на смартфоне, сайт агентства «Ночные Красавицы». Почти тут же пришел ответ на запрос: файл 404 не обнаружен. Все исчезло.
Когда я поведала ей новость, она упавшим голосом, запинаясь, потрясенно прошептала:
– Их больше нет! Ты только представь себе: хотелки больше не существуют!
Луи, судя по всему, придерживался другого мнения.
19
То, что для Сони стало катастрофой, для меня обернулось хорошей новостью, наилучшей, может быть, за последние несколько дней. «Ночные Красавицы» канули в вечность, сайт в Интернете, равно как и картотека с фотографиями, пропали безвозвратно. Таким образом, ни одного доказательства моего позорного занятия не осталось и в помине, разве что несколько компрометирующих фотографий, однако их легко мог кто-нибудь подделать из злого умысла, скомпоновав из разных кусочков. Любой мало-мальски опытный компьютерщик с помощью фотошопа сумел бы соединить мое лицо с чужим телом и сделать не только фиксированный снимок, но и киносюжет. Долг Ребекке, тяготивший меня все это время, тоже, надо думать, испарился, что можно считать побочным эффектом неожиданного исчезновения агентства «НК».
В результате практически ничего, что лежало тяжелым камнем на душе и могло бы послужить причиной разрыва с Дэвидом, больше не существовало. Как бы там ни было, я твердила себе, покидая башню Барле, что неожиданный поворот событий, благоприятный для меня, есть не что иное, как спасительный круг, ниспосланный мне наконец жестокой судьбой.
Засунув футляр с драгоценным ожерельем в сумочку, я решила, что, прежде чем вернуться домой, мне нужно сделать небольшой тур. Я вспомнила про плетку, подаренную Луи, – она пока так и лежала там, среди одежды, где я ее спрятала, – и про его хвалебные речи об экспертах из Друо. Их оценки порой нелицеприятны, но зато они самые опытные антиквары в Париже. Интуиция меня не подвела, в чем я убедилась, как только открыла дверь их конторы, расположенной как раз напротив современного здания, где располагался престижный антикварный салон.
Они приняли меня, как полагается, по одежке, но их предубеждение против моего пола, возраста и взбалмошного вида исчезло, стоило мне достать ожерелье. Один из них проявил себя более обходительным… и даже словоохотливым:
– Хм, эта вещь мне знакома. Одно из самых известных колье императрицы Евгении, супруги Наполеона III.
Значит, я не ошиблась в отношении его древнего происхождения, исторической ценности и цены. Но в тот же момент плешивый старикашка охладил мой энтузиазм, как только нацепил на свой красный нос очки с линзами в виде полумесяца:
– То, что вы принесли, всего лишь копия той же эпохи. Прекрасная техника, великолепная работа, в этом не сомневайтесь… Очень часто ювелиры по просьбе клиентов делали реплику меньшей стоимости. Таким образом, мадам могла носить на выход в свет более дешевый вариант, тогда как подлинник оставался дома, в безопасности, надежно спрятанный в сейфе.
– А как вы отличаете это колье от настоящего?
– О! Это достаточно просто. Смотрите: камни обработаны с меньшей тщательностью, грани не везде одинаковы, сами драгоценные камни не такие крупные по сравнению с настоящим колье, их оправа не такая глубокая и менее прочная, потому они легко могут вывалиться из нее от удара или… Короче говоря, тут целый комплекс тонкостей, но, поверьте мне, обмануться невозможно.
– А оригинал?
– Давно уже за пределами Франции, моя милая мадемуазель. Какое-то время он ходил по рукам королевских семей в Иране, а потом, вот уже лет тридцать, как осел у одного азиатского коллекционера, которого я хорошо знаю, он живет в Сеуле.
Эта занимательная болтовня, к сожалению, не дала ответа на тот вопрос, который меня по-настоящему интересовал.
– Вы абсолютно уверены, что колье принадлежало императрице Евгении?
Насколько я знала, в «Отеле де Шарм» не существовало комнаты с таким именем. И не без оснований: Евгения Мария Игнасия де Монтихо, маркиза Ардальская, маркиза де Мойя и графиня де Теба, императрица французов, супруга Наполеона III, не проявила себя как куртизанка в высоком смысле этого слова.
Я на ложном пути? Или ювелир ошибался?
– Формально – да, без сомнений. Все драгоценности такого рода благодаря нашей корпорации точно идентифицированы, инвентаризированы, и все, вплоть до мельчайших деталей, занесено в реестр. Евгения обладала одной из самых богатых коллекций драгоценностей своей эпохи. Но если речь идет именно об этом колье, то она – не единственная знатная женщина того времени, чью шею оно украшало.
Ну вот, наконец-то! Я замерла в ожидании бог знает какого знаменитого голливудского имени, готового сорваться с его губ.
– Маркиза Паива, бесспорно, самая известная среди его обладательниц.
– Паива… – задумчиво повторила я, пытаясь вспомнить, что могла о ней знать.
– Эстер Лахман, если быть точным, это – ее настоящее имя. Светская львица, она держала в Париже салон в эпоху Второй империи, самый знаменитый в те времена. Она первая выкупила у Евгении оригинал и, представьте себе, заплатила шестьсот тысяч франков! В те годы – колоссальная сумма!
– А где она жила в Париже? – продолжала я любопытствовать.
– В наши дни многие посещают ее бывший особняк на Елисейских Полях, подарок одного из любовников, Гвидо Хенкеля фон Доннерсмарка, двоюродного брата Бисмарка, там сейчас расположен известный в столице ресторан. Но гораздо дольше она прожила в доме на площади Сен-Жорж.
Мы же там были, я и Луи!
Весь остаток дня, вернувшись в особняк Дюшенуа, я размышляла о том, что мне стало известно. По просьбе Армана я сняла с пальца и отдала ему обручальное кольцо, чтобы он заказал новую гравировку: «Анабель и Дэвид, 18 июня 2009 года». В обмен управляющий протянул мне сложенную вчетверо записочку с перфорацией по левой стороне. Я тут же ее узнала. Чуть не выронив из рук кольцо, которое я собиралась доверить его заботам, я взяла записку и спросила дрожащим голосом:
– Когда вы ее нашли?
– Сразу после обеда. Где-то между двумя и тремя часами пополудни.
Именно в это время началось совещание у исполнительного директора, и Луи там был. Значит, не его рукой записочка подложена в почтовый ящик. Решился бы он доверить такого рода поручение сообщнику? Может быть, Исиаму? Его службе в «Отеле де Шарм» вряд ли бы это помешало, ведь гостиница находится совсем недалеко от улицы Тур-де-Дам. Он мог отпроситься на перерыв и быстро обернуться, сделав дело. Кто бы заметил маленького посыльного с индо-пакистанской внешностью в квартале, где число его соплеменников растет как на дрожжах?
