— Это правда? Он теперь принадлежит мне? Главный евнух растерянно закивал головой. Он явно не ожидал услышать столь грубого тона. В обществе, в котором он жил, даже самый серьезный разговор не начинали прежде, чем обменяются несколькими любезностями. И уж тем более ему не приходилось сталкиваться с недовольством наложницы в тот момент, когда ей объявляли, что она становится фавориткой.
— Ты недовольна? — поторопился он прояснить ситуацию.
Шантель безразлично махнула рукой.
— Какое это имеет значение здесь? Если кого-то интересует мнение человека, то его выясняют до того, как что-то предпринять. Сейчас я просто хочу знать, почему вдруг мне отдали Кадара.
— Так захотел Джамиль, — откровенно ответил главный евнух.
— Он захотел? Ну да, конечно! — произнесла с усмешкой первая фаворитка. — А я-то по глупости забыла, что ваш великий хозяин может сделать все, что ему заблагорассудится, даже заставить вас отдать кому-то собственных рабов.
— Я получил хорошую компенсацию, — попробовал объяснить Хаджи.
— Вам повезло на этот раз, — перебила Шантель. Главный евнух покачал головой, не понимая, что ее так рассердило.
— Если тебе не нужен Кадар… — начал было он, но договорить опять не успел.
— Вы мне так и не сказали, почему его отдали мне.
— Каждая фаворитка имеет собственного евнуха. Ты должна была бы уже знать это, — удивленно ответил Хаджи-ага.
Следующая ее фраза обескуражила старика.
— Я не фаворитка, Хаджи, — воскликнула Шантель, рассерженная настолько, что забыла о вежливости. — Я уже знаю кое-что о ваших порядках. Мне отлично известно, что наложница не может стать фавориткой, пока хоть однажды… — девушка растерянно оглянулась по сторонам, пытаясь подобрать нужные слова. — Ну, в общем, я не соответствую главному требованию, которое предъявляется к фаворитке.
— Значит, ты опять не…
— Да, у нас ничего не было.
— Я был уверен, что сегодня утром… — Он не завершил фразу, видя, что Шахар, не дослушав, выразительно закачала головой. — Забавно, — с некоторым недоверием добавил он.
— Не очень, — фыркнула она. — Вы оказались излишне самонадеянны и поторопились, вот и все.
— Не совсем так, Шахар.
Ей уже стало надоедать доказывать Хаджи очевидную, как ей казалось, истину.
— Я же вам сказала…
— Это не имеет значения. Ты здесь, потому что Джамиль приказал переселить тебя сюда. Ты в любом случае теперь его первая икбаль, независимо от того, успела ли ты разделить с ним ложе или нет. Конечно, то, что ты сообщила, необычно, но мы здесь не для того, чтобы обсуждать желания дея.
— А если я не хочу оставаться здесь? Ой нет, никто ни о чем не спрашивает меня саму, у меня нет никакого выбора. — Объяснение причин собственных обид навело Шантель на мысль, которую она тут же произнесла вслух:
— Если Кадар принадлежит теперь мне, значит, я могу отпустить его на свободу, правильно?
Оба евнуха одновременно вскрикнули не то от удивления, не то от возмущения. — Нет! — произнесла девушка и продолжила, изображая рабскую покорность:
— О, слава Богу, тогда все в порядке. Что за дикая идея могла прийти мне в голову? Как я могла подумать, что я смею сделать что-то, что хочется мне самой!
— Лалла, если я вам не подхожу, Хаджи-ага подберет вам кого-нибудь другого.
Шантель обернулась к чернокожему гиганту, и ей стало по-настоящему стыдно. Как же это она, говоря об этом человеке, совершенно не думала о нем, даже обидела его своими рассуждениями!
— О нет, Кадар. Если уж мне положен евнух, то я очень рада, что им оказался именно ты. Честное слово. Я просто подумала, поправится ли это тебе самому.
Широченная улыбка, вновь засиявшая на черном лице, была самым красноречивым ответом. Довольным казался и решивший, что теперь можно уйти к себе, Хаджи. Покидая новые апартаменты Шахар, старый евнух возблагодарил Аллаха за то, что ему удалось на этот раз пережить очередную бурю без явных повреждений.
Стараясь скрыть чувство неудовлетворенности, Шантель пошла за Адаммой, вызвавшейся все ей здесь показать и объяснить. Молодая рабыня восторженно болтала, сообщая все новые и новые подробности с присущим ей энтузиазмом, и не замечала, что хозяйку они совершенно не интересуют. Шантель думала о том, как самонадеян Джамиль. Ведь совершенно очевидно, что ее переезд сюда демонстрирует его уверенность в достижении поставленной цели. Он показывает, что превращение Шахар в полноценную фаворитку остается лишь вопросом времени. Дей же сам сказал, что принимает вызов.
Но способ борьбы он избрал явно нечестный. Весь гарем теперь думает, что она уже лишена девственности. Кто поверит, что ее статус повышен без того, что она переспала с ним?
— У вас теперь есть почти все, что и у жен дея, кроме одной-двух дополнительных комнат и личного садика для отдыха, — щебетала между тем счастливая Адамма. — Эти апартаменты — лучшие здесь. Сама Мара жила в них.
— А что с ней теперь?
— Ее перевезли в дом, где живут гожде. Видели бы вы, как она сердилась! — хихикнула нигерийка. — Но тут могут находиться не более шести фавориток.
— По-твоему выходит, что она была последней из фавориток, но жила в лучших апартаментах, — скептически прокомментировала Шантель.
— Как раз недавно Мара была в числе первых женщин гарема. Она ведь нужна для особых случаев, к ней поэтому и относятся по-особому, стараясь выполнять все ее требования.
— Что это за особые случаи, Адамма? — заинтересовалась Шантель. Но словоохотливая служанка вдруг отвернулась а затем попыталась переключить внимание госпожи на другое. Однако у последней проснулся уже настоящий интерес. — Я тебя спрашиваю, Адамма! — Рабыня молчала. — Я должна узнать об этом от матери дея?
— Нет! Не надо этого делать. Лалла Рахин никогда не одобряла Мару и не любит о ней разговаривать.
— Ну так говори ты. Адамма опустила глаза.
— Ее… Мару… В общем, ее прозвище «Женщина для порки».
Рабыня ожидала, что этим все объяснила, хозяйка подумала, что все поняла.
— Ты… Это означает, что Джамиль бьет ее, — прошептала испуганная Шантель.
— Не он, — мгновенно ответила Адамма. — Его немые делают это, — добавила она, понизив голос.
— Господи Боже, почему? — взорвалась хозяйка. — Эта девушка доставляет ему неприятности?
— Вовсе нет, — заверила служанка. — Мара обладает очень специфическим свойством — она не получает, занимаясь любовью, удовлетворения, если не будет хотя бы видимости, что ее принуждают к этому жестокостью.
— Это же полный абсурд!
— Это абсолютная правда, лалла. Она всегда с радостью идет к дею и улыбается, когда возвращается, не обращая внимания на синяки и рубцы от хлыста. Моя мама говорит, — что у Мары это следствие ее первого общения с мужчиной. С ней обошлись очень жестоко тогда, но она все равно получила удовольствие.
