Мы молчали, смотря друг другу в глаза и выискивая в них невесть что. Может, пытались сказать друг другу нечто такое, что в нашем положении сложно сказать словами?
Потом она улыбнулась. Лишь глазами. Уголки ее губ приподнялись едва-едва для того, чтобы выражать даже намек на радостное настроение. Она неотрывно смотрела на меня и, казалось, спрашивала: «Зачем говорить обо всем этом, если оставшееся время можно использовать по-другому?..»
— Может, ты меня все-таки лучше поцелуешь? — предложила она.
Я поцеловал ее. Так, наверное, как еще не целовал никого за свои двадцать девять лет. Даже тех, у кого в порыве обоюдной страсти трещали кости. Они казались всего лишь игрушечными машинками в песочнице по сравнению с гонкой в Ле-Мане. О, как я это сделал! Так, будто бы на меня была возложена функция продемонстрировать подрастающему поколению дебилеющих интернетных задротов, как нужно целоваться с девушкой.
— Салман. — Призрак стоял на пороге. То, что он увидел, его, конечно же, не ошеломило.
— Призрак… — шиплю сквозь зубы. — Твою м… Ты хоть иногда стучаться умеешь?
— Проблемы у нас. Окуляр не поможет. Оль, как пташка?
— Пока только снаружи проверила, — ответила она, быстро вжикнув молнией на куртке и спрятав от моих голодных глаз всю красоту. Подошла к крылу, подняла лежащий на полу пристыкованный к большой емкости у стены толстый топливный шланг. — Но, думаю, помнит, как летать.
— Сколько времени тебе нужно?
Она пристыковала заправочный пистолет к заливной горловине. Затем подошла к вертикально стоящей у стены большущей емкости, постучала по стенке.
— Топливо есть, правда немного, — сказала, толкнув рычаг и провернув на два оборота вентиль. — Думаю, минут двадцать.
— Не успеем, — сказал Призрак.
— Не успеем что? — спросил я, подойдя к нему. — Какие проблемы?
— Стрелок заметил движение в зеленке, со стороны города. Десятка два, в черном. По ходу, предупрежденные — движутся быстро, но не палятся. Скорее всего, кто-то из здешних выскользнул, пока вы переговоры вели. Местные уже напряглись, перемигиваются, готовятся к замесу.
Я оглянулся на Ольку. Приложив ухо к емкости, она слушала, как внутри сбойчиво гудел насос.
— Справлюсь, — ответила она на незаданный мною вопрос. — Захлопнешь за собой дверь, ключи брось сюда. Когда будете готовы, дадите знать.
Закрыть металлическую дверь было тяжелее. Еще и потому, что за толстым слоем металла и бетона я оставил девушку, которая для меня значила теперь больше, чем просто умеющая управлять самолетом. В сердце словно кто-то иглу воткнул. Но прошло быстро — эмоциям в таких делах нужно вовремя указывать место, иначе жди беды. Знаю, проходил.
— Банда Кули? — спрашиваю, двинувшись за Призраком к выходу из ангара.
— Возможно. Но их слишком много. Наверное, еще кого-то в подсобники взял.
— А ты переболел свой нейтралитет, гляжу? Забыл сказать, что рад тебя видеть, — говорю, хоть и на лице моем нет и намека на радость. — И ты не удивился, что тут самолет. Знал об этом с самого начала?
— Епт, Салман. Ну это ж Гавришовка. Ты слыхал, чтоб здесь танковая дивизия располагалась? Знать-то не знал, но догадывался. А девка не промах, да? — и, оглянувшись на меня, заговорщицки подмигнул: — Молодец. Не затупи только с ней, как ты умеешь.
Зараза.
Перемена во дворе стратегической авиабазы была заметна даже невооруженным глазом. Баб, детей и стариков как ветром сдуло. Об убитом старейшине напоминала лишь небольшая лужица крови у ворот. Даже любопытные и переживающие за мужей бабы из окон не выглядывали, что уж совсем дурной знак. Зашхерились прочно. Остались на хозяйстве лишь мужики, человек восемь, с охотничьими ружьями: русскими двустволками и забугорными пятизарядками «со скользящим затвором» — оружие что надо для коротких дистанций. На рожах их появилась какая-то недопроявленная, хищная радость. Вроде как сговорились нас ошарашить чем и с трудом сдерживались, дожидаясь условной команды. И от пули снайперской умело так скрылись: кто под стеной стал, кто у недостроенного кирпичного сарайчика, кто у курятника из бревен.
Солнце сползло на край земли, хоть и отсутствовал я под открытым небом всего-то минут пятнадцать.
— Ну что, нашли, чего искали? — встретил меня щекастый с пронизанными от напряжения красными нитями глазами.
Трофимов отвел меня в сторону, стал, заслонив краснощекого своей широкой спиной.
— Что там?
— «Сушка». Рабочая, по ходу. И Олька вроде как водить умеет.
— Понял. — Он прокрутил в голове все, что, видимо, знал и что относилось к этой затее с походом в Гавришовку и Жекиным планом мщения. — Понял, — повторил еще раз. Старлей не казался мне удивленным. Вроде как открылось, что Олька классно умеет готовить борщ. Коротко удовлетворительно кивнул, мол, хорошо, оценил. — Примерно так я и думал. Отличная работа.
— Это-то да. Что с гостями делать будем? — спрашиваю. — Окуляру придется перемещаться, о нем «доги» предупреждены. Да и на всех не хватит.
— Можно подумать, у нас есть варианты.
— А с этими что делать? — Я бросил нечаянный взгляд на краснощекого.
— Перестань, Салман. Хочешь еще поиграть в «сложите стволы»? Думаю, в этот раз не проканает. Они что, даром Куле стуканули?
В сущности вопросы, конечно, дурацкие. Если наша цель на сегодня — «дожье» логово, и пташку в небо поднять нужно до восемнадцати ноль-ноль, то другого варианта тут нет. Ни о каких переговорах и мирном решении вопроса с ребятами Кули даже речь не идет.
Почему-то вспомнился военнослужащий запаса — офицер штаба ВВС Пернат. Теперь уж точно никаких сомнений — он знал, от чего был золотой ключик. Обещал, что «доги» за него готовы будут патроны ящиками менять. Быть может, не такая уж и фантастика, если им объяснить от чего он и сказать, что второй ключ — в руках человека, готового совершить подвиг Гастелло?
И вот теперь картина маслом: к нам втихаря приближается «дожья» гвардия численностью человек двадцать. Знают, что пришли мы за чем-то архиважным. А может ли быть что-нибудь архиважное для тягача, что не заинтересовало бы «дога»? Нет, конечно. И уйти отряду, естественно, не позволят.
Трофимов оглянулся на Бакуна и одним коротким взглядом передал все. И объяснение, и приказ, и просьбу не умирать. Они были слишком близко к цели, чтобы от нее отказываться. Времени оставалось разве чтобы бежать, но эти люди охотнее примут смерть, чем решатся уйти. Даже, думается, Чирик.
Кучный бородатый мужик с широкой спиной, рыхлым лицом и громоздкими, неуклюжими пальцами перехватил этот взгляд. Он понял, что мы знаем о приближающейся группе поддержки и их, хозяев секретной локации, уже скинули со счетов. Он понял, что, если завяжется бой с группой Кули — а он завяжется по-любому — мы не сможем оставить у себя в тылу хоть кого-нибудь из тех, в ком сомневаемся. Жаль, что мы сомневаемся в тех людях, в которых я бы совсем не хотел стрелять. Но в этом случае они — неминуемый расход.
Тик-так, пошла стрелка на моем внутреннем секундомере.
Существует некое правило: умные умирают первыми. Мужик только открыл рот, чтобы предупредить своих, как Бакун выстрелил. Коротко протарахтел АК, пули прошили выпирающее над туго затянутым поясом брюхо. Мужик отлетел назад, раскинув руки и выронив обрез.
Бухта, среагировавший в тот же миг, шмальнул в другого, в красном растянутом до колен свитере. Но мужик сумел предвидеть эту атаку и отскочил за ржавый трактор. Пули прошили ему лишь руку повыше плеча.
Закричали из казармы женщины, их голоса доносились будто из-под земли. Заржали в стойле, забились по углам лошади. В лае зашлись собаки. Зашибись музычка.
Трофим кувыркнулся в сторону, когда краснощекий шарахнул в него из верхнего ствола своего «Байкала».
— С-сучары-ы-ы!!! — завопил кто-то.
Я бросился на воз, дно в котором было устелено сеном. По мне шмальнули, казалось, сразу трое. Деревянный борт с одной стороны разлетелся в щепки. Краем глаза я успел увидеть, как Трофим поймал «Байкал» краснощекого за ствол, предплечьем двинул тому по зубам. Выкрикнул что-то и Чирик, открыв по кому-то огонь из своего короткоствола. «Форт» у него небось такой же, как я отобрал у Шпыры. Попал меж лопаток тощему, длинновязому, развернувшемуся было в сторону открытых ворот.
Вой женщин усилился. Собаки рвались с цепей как бешеные. На земле лежали, раскинув широко руки, уже два трупа. Рафат подстрелил еще одного. Тем не менее тот, получивши пулю в плечо и шею, нырнул в курятник, вынудив пугливых птиц в ужасе покидать свой дом. Псевдоазиат без раздумий бросился вслед за ним. Что-то там загремело, как полка с посудой обвалилась, затарахтели пустые ведра, зазвучал отборный мат.
Свалившись с той стороны телеги, я даже не ощутил, как обожгло бок, — привык. Валерьич еще зашьет, когда узнает, ради чего я его предписания нарушил. Приземлившись в сухие коровьи лепешки, я включился в работу. К небольшому моему изумлению, мужики не вели себя как мишени в тире. Знать, точно готовились к такому раскладу: трое, отстреливаясь на ходу, метнулись к дверям в казарму, один за вырытый в углу базы колодец прыгнул, еще двое к дровнице у бетонной стены шмыгнули, оттуда разрядили в сторону Бакуна сразу два ствола. А вот седьмой — мой клиент — за «уазик» ржавый, пригорюнившийся у крыльца казармы, забежал. Мне, лежащему на земле, ничего не стоило стрельнуть ему по ногам. Из трех пуль в цель попала одна, но и того хватило. Взвыв, ополченец упал целиком, и тогда я отправил в него сразу десяток. Это был первый раз за последние три года, когда я не испытал облегчения, пришив противника.
