— Да, разумно.
— Во-вторых. Он движется на юг. И если въехать в Финляндию скорее всего через Хапаранду, а потом поехать на юг, куда можно попасть?
— Ты ведь сказал, что в Кеми.
— Да, но потом?
Они посмотрели в атлас.
— Если ехать вдоль берега, можно попасть в любой город. Можно в Улеоборг, можно в Ваасу, а можно прямо в Турку.
— А потом?
— Трудно сказать.
Поль быстро пролистал свой веб-браузер и опять посмотрел на карты. Сигналы прекратились.
— Это полный абсурд. Но я проверяю расстояния, и у меня возникла маленькая идея. Если мы сейчас поедем отсюда в Хапаранду, наверняка на это уйдет часов пять. И если планшетник в машине, а, похоже, мы слышали сигнал именно из машины, за время нашей езды он может переместиться еще дальше, чем мы. То есть он все время будет опережать нас на пять часов, если не остановится. Но мы этого не знаем. Но если представить себе Финляндию… — он немного замешкался, — наиболее вероятно, что планшетник будет двигаться на юг. А ты как считаешь?
— Не знаю. А почему?
— Ну ты подумай. Северная Финляндия — это одни сплошные леса и озера. Посмотри, там почти нет дорог. Все города находятся на юге, так что разумно предположить, что планшетник следует на юг. Или я не прав? Черт, хоть бы он опять пискнул!
Они сидели и ждали, а мимо них в обе стороны ехали машины.
— О какой идее ты говорил? — наконец спросил Микаель.
— Не знаю, насколько она хороша, — отозвался Поль.
Они подождали еще несколько минут. По-прежнему никакого сигнала.
Поль снова принялся листать атлас. Похоже, он все время просчитывал расстояние на калькуляторе в мобильнике.
— Не знаю. Если не поступит новый сигнал — я не знаю.
Он выругался.
— Давай излагай свою идею, — попросил Микаель.
— Ну, — начал Поль, — сначала я проверил Шеллефтео, но оттуда нет парома.
Микаель задумался.
— Парома?
Поль показал указательным пальцем на карту.
— Посмотри сюда.
Теперь он показывал шведский норрландский берег.
— Вот Умео. И оттуда после обеда идет паром, в 15.30. В Ваасу в Финляндии. Каких-то три часа, и мы там.
Их взгляды встретились.
— Если мы сядем на паром, — продолжал Поль, — нам, по крайней мере, не надо будет догонять планшетник. Может быть, мы сумеем встретиться с ним, если поедем на север от Ваасы. Мы сэкономим массу времени. В лучшем случае они на нас напорются. Но все основано на теории о том, что планшетник движется на юг, а эта теория может быть ошибочной.
Оба принялись размышлять.
— А что тогда с «фиестой»?
— Мы оставим ее на заправке в Умео. А твой «сааб» заберем потом. Что скажешь? Чем это не вариант?
Микаель не нашелся что ответить. Поль еще раз показал ему карту.
— Сейчас мы просто-напросто должны рискнуть, чтобы у нас был шанс!
62
Ида долго сидела молча под глухой равномерный стук колес под ними. Лассе продолжал разглагольствовать.
— Я поговорю об этом с Микколой. Как нам сделать крюк, чтобы доехать до реки Оунасйоки, отсюда это как раз возможно. Я только должен достать карту получше. Мне надо что-нибудь придумать, чтобы не вызвать у него подозрений.
Ида пристально смотрела на кухонный шкаф прямо перед собой.
Этот сумасшедший Линней. Ну почему, почему Альме есть дело именно до него?
Они ехали еще два часа с лишним и остановились на заправке Шельмак прямо в лесу. Между деревьями проглядывал слабый дневной свет. Миккола сходил в туалет на заправке. Прежде чем отправиться в путь, Лассе поговорил с ним.
Еще через полчаса Миккола остановился на придорожной стоянке у озера, подошел к вагончику и постучал.
— Пора обедать, — сказал он. — Что скажете о… лангоше?
Они сидели на кухне и жевали размороженные куски хлеба с маслом, холодным мясом и твердым сыром.
— Что это за барахло вы везете? — спросил Миккола, показав на мешки.
— Мы переезжаем, — улыбнулся Лассе.
— О’кей. Больше спрашивать не буду.
Они продолжали жевать.
— Где я получу свои деньги? — спросил Миккола.
— В Рованиеми.
Миккола достал из кармана куртки бутылку водки, и у него мгновенно развязался язык. Он рассказал, что родился в Кируне, что его сын погиб в автомобильной катастрофе, а дочь знать его не хочет и живет с сыном врача в Нарвике. Напарник обманул его и присвоил себе НДС. Другие знакомые обокрали его. А жена от него ушла.
Тут он замолчал, немного подумал, а потом снял два навесных шкафчика. На стене показался крючок, который он дернул. Стена сдвинулась вниз и превратилась в койку.
— Это если кто-то захочет отдохнуть, — пояснил он.
Иде дали одеяло, и она легла. Лассе разложил на полу карту дорог. Появилась плитка шоколада, Лассе отхлебнул из бутылки водки — Иде показалось, что он притворяется, — и больше пить не стал.
— Надо ехать дальше, — сказал Миккола, когда они обсудили маршрут.
— Я сяду спереди, рядом с тобой, — сказал Лассе, — пусть девочка немного поспит. О’кей?
— Конечно.
Дверь закрылась, мотор снова заработал, и фургон покатился.
Новые небольшие дороги. Плохо очищенный от снега асфальт в заплатках, который, похоже, никогда не кончится и от которого все трясется.
Боже мой, вчера была Люсия, а я лежу здесь одна, на койке, в фургоне с лангошем посреди Финнмаркена.
63
Микаель сидел за столиком у окна в танцбаре на пароме «Wasa Express». С его места, в отличие от большинства мест в баре, открывался хороший передний обзор. Несколько маленьких девочек, одетых в розовые платья принцесс, играли на пустом круглом танцполе посредине. Из динамиков бара слышался невнятный танцевальный рок. Люди сновали туда-сюда и занимали сидячие места, кладя на них верхнюю одежду, а потом устремлялись в ресторан с накрытыми шведскими столами. На одной из афиш в углу с клавишной панелью было написано: «Musique Quiz Tonight в 19.00», а на другой, рядом с кабинкой диск-жокея — «Клуб Galaxy — Mischa Daniels Scandinavian Album Tour Feat. J-Son & Sandro Monte».
За соседним столиком сидело четверо мужчин лет двадцати пяти. У всех верхняя губа в крошках от жевательного табака.
— Ну что, каких девушек будете заказывать сегодня вечером? — спросил один из них. — Тут, черт возьми, и переспать не с кем — всем 35 плюс.
Микаель посмотрел на них и фыркнул. Как там сказал поэт Гуннар Экелёф еще в 60-х годах: Швеция американизировалась на немецкий лад.
Повсюду эти ужасно безвкусные паромы, вся эта жирная еда, вся эта сельдь и вареный лосось, все эти отвратительные подносы с запеканками «искушение Янссона» и горячими закусками, заблеванные палубы, мерзкие мальчишники, все эти девичьи провинциальные стрижки лесенкой с косицами на шее, не говоря уже о самом судне: никогда не знаешь, плывешь ты или нет, и в какую сторону, оно только гудит и вибрирует, и внезапно архипелаг за бортом скользит то в одну сторону, то в другую, пока судно зигзагами пробирается вперед, и вот ты уже на месте.
Я хочу видеть, как мы едем, я хочу видеть что-то, напоминающее Еврехольмен и маленькие серые скалистые острова к югу от Лиль-Реббена в Бондё-фьорде. Мы ездили туда в то лето, вся наша маленькая семья с новорожденной дочкой. Я помню маленький домик белого цвета, мою Юханну и все наше совместное презрение к большим шикарным парусным и моторным лодкам, которые скользили мимо нас по фьордам.
Прожектор осветил нос и нижнюю палубу, ему стало хуже видно, теперь он мог различить только два маяка в вечерней тьме.
Так вот, то самое лето. Даже если наши отношения строились на таком вот совместном презрении ко многим вещам, и даже если все потом пошло к черту, все-таки это была любовь.
Подошел Поль с двумя кружками пива и сел рядом.
Микаель внимательно посмотрел на пиво.
Сколько времени я не пил? Два года?
— Да, какая тут прекрасная атмосфера, — с иронией заметил Поль и огляделся по сторонам.
Они слегка рассмеялись, и Поль пригубил пива.
— По-прежнему никаких сигналов. Но что сделано, то сделано. Будем надеяться, что с паромом мы поступили правильно. Остается только попытаться расслабиться и немного поспать. Хотя, если хочешь, можешь рассказывать дальше. Это я о Линнее.
Раздался звон — рядом с ним на пол упала пивная кружка. Микаель поднял глаза. Да, начинается свинство. Страшно подумать обо всех этих водках «Коскенкорва» и «Абсолют Мандарин», которые плещутся сейчас в животах, обо всех вибрациях начиная с 28 000 лошадиных сил внизу в машинном отделении, не говоря уже обо всех ящиках с шоколадом «Марабу» и финскими зелеными мармеладками на борту — все будет сметено с палубы завтра рано утром, когда русские уборщицы, которым недоплачивают, станут смывать рвоту водой из шлангов, а потом…
