– На сегодня довольно. У тебя много дел. Я приеду только в конце недели – за это время ты все успеешь подготовить. Со мной приедут Симон Лебел, Мэтью и Одри – да, и еще Дигби, если позволит Джэн. Ну, а если не он, то какой-нибудь другой лакей. Что же до их положения в доме – это будут мои личные слуги, но поступят они под начало Клемента. Как ты понимаешь, самое время бедному отцу Филиппу сложить с себя свои обязанности – он слишком стар, чтобы так рисковать, не говоря уже о ночных верховых поездках к умирающим в округе. Предлагаю Симона – тогда отец Филипп сможет уйти на покой. Мой Симон мог бы жить в комнате священника, а отцу Филиппу мы подыскали бы маленький уютный домик в деревне. Ну, а если он предпочтет жить в городе, Джэн предоставит ему такую возможность...
– Хорошо – если только он согласится, – сказал Пол. Нанетта улыбнулась.
– Я сама переговорю с ним. И он согласится. И он сам поймет, насколько Симон подходит для выполнения этих обременительных обязанностей. Я не привезу много скарба – разве только кое-что из мебели да столовый прибор. Мне, разумеется, понадобится кровать – где кровать Элеаноры?
– Наверху. На ней стал спать Артур...
– А ты спишь в постели Баттсов?
– Да, в спальне.
– А кто спит с тобой?
– Мальчик, слуга.
– Что ж, хорошо. Но еще лучше будет, если Артур переберется к тебе. Мальчику-слуге сойдет и матрац. Нехорошо, что Артур спит один, без присмотра. Оттуда запросто можно улизнуть ночью, спустившись из окна и пройдя по крыше... А Артур как раз в том возрасте, когда особенно тянет на приключения. А на кровати Элеаноры спать буду я – надо только повесить туда гобелен с единорогом. Он ведь в твоей комнате, правда? Но он мой, для меня выткан, и – можешь считать это капризом – я хочу, чтобы мы вновь были вместе. Одри будет спать со мной, а Дигби и Мэтью устроим на чердаке. Так, что еще осталось?
– Думаю, ты упомянула обо всем, – сухо сказал Пол. Нанетта вздернула бровь.
– Ты чем-то недоволен? Неужели ты думаешь, что я не подумала и о тебе? Тебе же нужна компаньонка, тобой необходимо руководить! Я возьму бразды правления здесь в свои руки – займусь домом, стану распоряжаться слугами. А еда, насколько я знаю, здесь всегда выше всяческих похвал, – с улыбкой прибавила она. – И в этом мне нечем тебе помочь.
– Дела с кухней будут обстоять еще лучше, когда подрастут мои овощи, – Пол ощутил прилив энергии. Нанетта потрепала его по руке и вновь посерьезнела.
– Но, Пол, ты должен быть очень осторожен. Когда в доме появится Симон, мы станем служить мессу, как встарь – но времена меняются и требуют все большей осмотрительности. Во время службы в дверях часовни должен стоять верный слуга, а еще один – у ворот замка, чтобы и мышь не проскользнула. А ты – ты должен ходить в церковь – не спорь, я знаю, что ты не посещаешь официальных служб и исправно платишь штраф в казну. Но пойми – это привлекает к тебе внимание, и ты в конце концов наживешь себе врагов. Но если ты будешь раз в неделю посещать службу, тебя оставят в покое. Ты рискуешь безопасностью и жизнью всех домашних и слуг – а к тому же и древним благочестием Морлэндов.
– Но, тетя Нэн... – запротестовал Пол, но Нанетта решительно остановила его.
– Ты и Артур. Господь все поймет. Симон подробно побеседует об этом с вами – и отпустит вам этот грех. Это для нашего общего блага, поверь.
– Ну, тогда хорошо... – апатично отозвался Пол. Нанетта исподлобья взглянула на него и обворожительно улыбнулась.
– А теперь расскажи-ка мне про лошадей, – попросила она. Лицо Пола сразу же просияло. – Вот видишь, мы с тобой прекрасно скоротаем время за приятными беседами. А по вечерам будет музыка... Здесь чересчур тихо – и уже так давно...
Через неделю состоялся переезд. В Уотермилл-Хаусе обстановка день ото дня все накалялась, и хотя Нанетта была уверена, что Джэн еще не открылся Мэри, но знала, что рано или поздно это случится – и тогда конфликт неизбежен. Джэн одновременно и печалился, и радовался отъезду матери – а Нанетта вполне разделяла его противоречивые чувства. Они расстались, крепко обнявшись на прощание, и поклялись, что будут часто видеться – хотя оба прекрасно знали, что Нанетта едет в усадьбу Морлэнд отчасти для того, чтобы прийти на помощь Полу в случае, если Джэн и Мэри решатся на открытую борьбу за наследство.
Она ехала в усадьбу Морлэнд верхом, бок о бок с Мэтью – а Одри и Дигби тряслись на повозке, запряженной волами, в которую погрузили все имущество Нанетты. Хотя временами Нанетта бывала очень и очень богата, она никогда не возила за собой множества вещей – одной повозки вполне хватило, чтобы разместить весь ее скарб. Она везла с собой два сундука с платьем – один из серебристого дуба, свадебный подарок Пола-старшего. Сундук этот, скорее всего, когда-то принадлежал Элеаноре Кортиней. Еще она взяла с собой серебряное отполированное зеркало в эбонитовой, отделанной серебром раме – вещь дивной красоты. Затем пару дубовых стульев, еще один маленький трехногий стульчик из красного дерева с причудливо вырезанной спинкой, и несколько резных дубовых шкатулок для хранения драгоценностей... Везла она также и столовые приборы – шесть серебряных тарелок и еще шесть позолоченных, и хрустальный, в серебре, кубок – один из свадебных даров Джеймса, и отделанный серебряными пластинами рог для вина – подарок Пола-старшего. И, конечно же, распятие – фигурка Христа слоновой кости на кресте розового дерева – с ним Нанетта никогда не расставалась...
...Немного добра скопила Нанетта за свою жизнь – но скольких людей согрела она теплом своего сердца, сколько себя вложила она в других... Ей есть что вспомнить. Она рада, что едет в усадьбу Морлэнд – туда, где она родилась, где жила в счастье и довольстве с любящими отцом и матерью, где познала она недолгое счастье и любовь, став женой Пола-старшего... И теперь, на склоне дней, она возвращается, чтобы вкусить недолгий покой перед смертью…
– Вилл... ты все еще здесь? Погляди, свеча почти догорела – ты ведь знаешь, это влетает нам в копеечку... Ну к чему тебе работать ночами?
Вильям поднял глаза от листа с нотами и мягко произнес:
– А я думал, ты спишь.
Сюзан с огромным животом, набросив поверх ночной сорочки стеганое покрывало, стояла в дверях крохотной мансарды, где Вильям устроил себе студию. Ее длинные волосы были заплетены на ночь в толстые косы, которые свешивались ей на грудь из-под ночного чепца – она выглядела невероятно юной, почти ребенком, в шутку привязавшим к животу подушку. Она сердито глядела на него, словно ища, к чему бы еще придраться.
– Ну почему ты не можешь работать днем вместо того, чтобы ночи напролет жечь свечи?
