При мысли об аббате лицо Ричарда исказилось гримасой ярости, и епископ, на которого пристально глядел горбун, решил, что пробил его последний час. Когда же герцог неожиданно мягким голосом сообщил, что не смеет более его задерживать, Невиль в первую минуту даже не поверил своим ушам. Однако ничем не проявил смятения и учтиво простился с герцогом, благословив его напоследок. И лишь перешагнув порог подземелья, он на миг прислонился к холодной стене, чтобы немного прийти в себя и унять дрожь в коленях.
Едва за епископом захлопнулась дверь, Глостер торопливо развернул записку. В ней было всего три фразы, но каждая кинжалом пронзила его.
«Майсгрейв находится в Уорвик-Кастле. Анна Невиль там же. О письме ничего не известно».
Глостер осел в кресле. Ситуация была ужасной. Он сжал руками виски и так просидел несколько часов. Пламя в печи угасло и покрылось пеплом. Из углов потянуло сыростью и прелью. Совсем рядом завозилась крыса, послышался ее омерзительный визг. Ричард не шевелился, он не чувствовал холода, не замечал сгустившегося мрака. Он словно окаменел.
Откуда-то вновь донесся жуткий крик. В нем слышались боль и мука. Ричард чуть повернул голову. Этот вопль словно придал ему силы. Резко поднявшись, он вышел.
– Сэр Рэтклиф! Велите немедленно собираться в дорогу. Мы едем в Шериф-Хаттон.
– Но, ваша милость, на дворе ночь, и собирается гроза…
– Да-да… – задумчиво глядя куда-то в сторону, пробормотал Ричард. – Собирается гроза… Как это верно, сэр Рэтклиф. Необходимо сделать все, чтобы не дать ей разразиться. Скорее велите седлать коней! Мы выезжаем немедленно!
Дождь застиг Ричарда в пути. Он мчался как бешеный, и его черный плащ развевался, словно крылья ворона. Спутники не могли угнаться за его светлостью и, хотя отчаянно погоняли коней, отставали все больше.
Расстояние от Йорка до Шериф-Хаттона было не так уж и велико – хорошим ходом его можно было преодолеть за несколько часов. Но для Ричарда была бесценна каждая минута. Он понимал, что катастрофа может разразиться в любой момент, она захватит его и покроет несмываемым позором Йоркскую династию. Не время помышлять о троне! Ибо, если Йорки будут обесчещены и на руках у него, Ричарда, не окажется такого козыря, как Анна Невиль, множество знатных лордов предпочтет принять сторону Ланкастеров.
Гроза прошла стороной. Раз-другой полоснула молния, оглушительно прогрохотал гром, а вслед за этим зарядил нескончаемый моросящий дождь. Ричард все пришпоривал измученного коня. Сэр Рэтклиф и его лучники неслись позади, потеряв герцога из виду. Впереди вставала стена темного леса. Ричард, не замедляя бега коня, влетел под его своды. Тьма здесь стояла кромешная, но Ричард слишком хорошо знал эту дорогу, чтобы опасаться сбиться с пути. Он продрался сквозь заросли, а за ними светлеющая меловая дорога вела на вересковые холмы.
Его конь был разгорячен до предела. Животное задыхалось, пена клочьями летела с его боков. Конюшни Ричарда славились на все королевство, и сегодня ему оседлали превосходного неаполитанского жеребца. Ричард любил эту лошадь, но сейчас ему было не до того, чтобы беречь ее. Он хотел как можно скорее встретиться с Эдуардом и с его соизволения взяться за выполнение своего плана. Если письмо попадет к Монтегю, пока Анна в Уорвик-Кастле, брат Уорвика сможет поднять в Англии восстание.
Какой-то голос в глубине души Ричарда твердил: «Ты же хотел, чтобы в стране вспыхнул мятеж! Твои люди для того и ловят Майсгрейва, чтобы, использовав в качестве повода письмо Эдуарда, поднять бунт». И вот – мгновение, и все изменилось из-за этой девки, этой дикарки Анны.
При одном воспоминании о том, как девушка разделалась с ним в монастыре бенедиктинок, Ричард заскрипел зубами и так вонзил шпоры, что кровь струями хлынула по бокам коня. «Если Анна будет со мной, уж я сумею ее усмирить, и тогда пусть хоть вся Англия поднимется – плевать. Добыть девчонку, а там Монтегю может играть в свою игру – мне же на руку. Главное – успеть обвенчаться с Анной. Она станет моим щитом от Уорвика, цепью, что прикует ко мне ее отца, лестницей, которая приведет меня к трону».
Моросил дождь. Кое-где среди пологих холмов, как сумрачные великаны, темнели огромные друидические монолиты, – одни стояли вертикально, словно опоры некогда возвышавшегося здесь гигантского города духов, другие лежали плашмя на склонах. Замок Шериф-Хаттон был уже совсем рядом, и герцог вновь пришпорил хрипящего коня.
Дорога описывала дугу вокруг гигантского рухнувшего монолита. Ричард хлестнул коня, желая сократить путь, но жеребец внезапно замедлил бег и встал возле самого камня. У него пресеклось дыхание, он покачнулся и стал валиться на бок.
– Чрево Господне! – вскричал герцог, бессильно рванув повод. – Вставай, бестия!
Но несчастный конь только хрипел. Ричард огляделся. Спутники давно отстали от него. Вокруг царила тьма, и лишь где-то проступали очертания гребней холмов. Откуда-то издалека доносился одинокий волчий вой.
Ричард выругался и, приволакивая ногу, двинулся в сторону Шериф-Хаттона. Под ногами хлюпала вода, мокрый плащ цеплялся за колючки у дороги. Порой герцог оглядывался, высматривая свою свиту, а затем продолжал путь. «Крест честной, никогда еще я так не усердствовал ради Эдуарда! Воистину я сам загнал себя в эту ловушку и теперь попал в зависимость от своего венценосного брата не менее, чем наш изменчивый Кларенс от Делателя Королей».
Спустя полчаса герцога нагнала его свита, и вскоре он уже трубил в рог у ворот замка Шериф-Хаттон.
К королю он проник не сразу. Придворные и слуги Эдуарда были размещены как попало, из чего герцог сделал вывод, что встреча короля с матерью отнюдь не выявила теплых родственных чувств. Что ж, Ричард этого ожидал. Надменная герцогиня Йоркская вовсе не собиралась сменить гнев на милость, и прием наверняка был холодным. И хотя она не смела отказать сыну в крове, но королю и королеве отвели наиболее древние и неуютные покои замка.
От дворецкого Ричард узнал, что венценосная чета расположилась на ночь в старой угловой башенке, и направился прямо туда, переступая через спавших на полу пажей и придворных. Перед самым входом в королевские покои двое ратников преградили ему путь, скрестив копья.
– Их величества изволят почивать.
Но продрогший, усталый Ричард был слишком раздражен, чтобы его остановила такая преграда. Он немедленно схватился за меч, и, если бы стражники не решили, что лучше не связываться с горбатым братом короля, пролилась бы кровь.
Ричард с шумом распахнул двери. В покоях было тепло от расставленных по углам жаровен с углями. Король с супругой спали под большой медвежьей шкурой, накрытые до пояса. Эдуард лежал, властно прижимая к себе свое сокровище – свою королеву. Его большая сильная рука расслабленно покоилась на обнаженной груди супруги. Когда тяжело стукнула дверь, Эдуард открыл глаза и сонно взглянул на брата.
