После Теодора Рузвельта ни один из президентов не обращался к проблеме международного порядка как к глобальной концепции и на такой систематической и концептуальной основе. В беседе с редакторами «Таймс» в 1971 году Никсон сформулировал следующую идею. По его мнению, в мире будут действовать пять основных центров политической и экономической силы, на основе неофициальных обязательств каждой из сторон преследовать свои интересы с определенной сдержанностью. Результатом их взаимосвязанных устремлений и сдерживания будет равновесие:
«Мы должны помнить, что единственным условием продолжительных исторических периодов мира было равновесие сил. Ведь именно тогда, когда одна из наций становится значительно сильнее своего потенциального соперника, возникает опасность войны. Поэтому я полагаюсь на мир, где Соединенные Штаты обладают могуществом. Я думаю, что такой мир будет и лучше и безопаснее, когда у нас будут здоровые и сильные Соединенные Штаты, Европа, Советский Союз, Китай, Япония, взаимно уравновешивающие друг друга, не действующие друг против друга, создающие баланс сил».
Примечательно в этом изложении то, что две страны из названных в составе «концерта» держав фактически выступали противниками США: с СССР Америка вела холодную войну, а с Китаем только возобновила дипломатические контакты – после разрыва, продлившегося два десятилетия, когда Соединенные Штаты не имели в Китае посольства и не поддерживали с ним официальных дипломатических отношений. Теодор Рузвельт сформулировал идею мирового порядка, при котором Соединенные Штаты стоят на страже глобального равновесия. Никсон пошел дальше, утверждая, что США должны быть неотъемлемой частью постоянно меняющегося, подвижного баланса, причем не как балансир, а как составной элемент этой системы.
Приведенный отрывок также демонстрирует тактическое мастерство Никсона, а именно – когда он отрицал всякое намерение противопоставлять одну из образующих баланс частей другой. Элегантный способ предупредить потенциального противника – отказаться от имеющейся возможности, о которой другой стороне известно и которая ничуть не изменится после заявленного отказа. Свои высказывания Никсон сделал, собираясь отправиться в Пекин: его визит служил показателем значительного улучшения отношений между двумя странами – и это был первый раз, когда действующий президент США посещал Китай. Выставить Китай противовесом Советскому Союзу, занимая позицию, в которой Америка была ближе к обоим коммунистическим гигантам, чем они находились по отношению друг к другу, – это в точности соответствовало плану реализуемой стратегии. В феврале 1971 года в ежегодном докладе Никсона о внешней политике Китай упоминался как Китайская Народная Республика – впервые в официальном американском документе ему была дарована подобная степень признания, – и заявлялось, что Соединенные Штаты Америки «готовы установить диалог с Пекином»[121] на основе национальных интересов.
Родственное этим словам замечание о внутренней политике Китая Никсон высказал в июле 1971 года, когда я находился на пути в Китай, во время так называемой тайной поездки. Обращаясь к аудитории в Канзас-Сити, Никсон заявил, что «внутренние проблемы Китая» – имея в виду «культурную революцию» – не следует воспринимать «с каким-то чувством удовлетворения, что всегда так и будет. Потому что если взглянуть на китайцев как на народ – а я многих китайцев встречал в поездках по миру… – то это созидательные и умеющие работать люди, это один из самых способных народов в мире. И 800 миллионов китайцев неизбежно станут представлять огромную экономическую силу, со всем, что это означает в том смысле, какими они могут быть и в других областях, если пойдут в том направлении».
Эти слова, обычные для сегодняшнего дня, в то время были революционными. Поскольку они были сказаны экспромтом – и я не имел связи с Вашингтоном, – мое внимание на них обратил не кто иной, как Чжоу Эньлай, когда я приступил к первому за более чем двадцать лет диалогу с Пекином. Никсон, закоренелый антикоммунист, решил, что императивы геополитического равновесия куда важнее требований идеологической безгрешности – точно так же, по воле случая, считали и его коллеги в Китае.
В президентскую избирательную кампанию 1972 года противник Никсона, Джордж Макговерн, выступил с язвительно-насмешливым призывом: «Вернись домой, Америка!» Никсон ответил в том смысле, что если Америка уклоняется от своей ответственности на международной арене, то дома у нее наверняка не все в порядке. Он заявил, что «только если мы благородно действуем согласно взятым на себя обязательствам за рубежом, мы останемся великой нацией, и только если мы остаемся великой нацией, мы благородно станем встречать трудности у себя дома». В то же время он стремился обуздать «наше инстинктивное чувство, будто нам известно, что лучше для других», которое, в свою очередь, приводило к тому, что «они испытывали искушение положиться на наши рекомендации».
С этой целью Никсон ввел практику ежегодных докладов о положении дел в мире. Подготовкой черновых вариантов этих докладов – как и всех прочих президентских документов – занималась администрация Белого дома, в данном же случае – сотрудники Совета национальной безопасности под моим руководством. Но общий стратегический настрой этих документов определял Никсон, и он же просматривал текст после завершения работы. Ежегодные доклады служили ориентирами для правительственных учреждений, связанных с внешнеполитической деятельностью, и – что важнее – зарубежным странам они указывали стратегическое направление американской политики.
Никсон в достаточной мере был реалистом, чтобы подчеркнуть: Соединенные Штаты не могут доверять свою судьбу доброй воле других стран – ни полностью, ни даже в значительной степени. Как выделено в его докладе за 1970 год, достижение мира требует готовности к переговорам и поиска новых форм партнерства, но одного этого недостаточно: «Вторым элементом прочного мира должна стать сила Америки. Мира, как мы узнали, нельзя добиться с помощью одной лишь доброй воли». Помогать укреплению мира, а отнюдь не мешать этому, полагал он, будет постоянная демонстрация американской мощи и проверенная готовность действовать в глобальном масштабе – что напоминало решение Теодора Рузвельта отправить «Большой белый флот» в кругосветное плавание в 1907–1909 годах. Также Соединенные Штаты не могут ожидать, что другие страны отдадут собственное будущее на произвол судьбы, опираясь в своей внешней политике прежде всего на добрую волю прочих. Руководящим принципом является стремление сформировать международный порядок, который связывает власть с легитимностью, – в том смысле, что все основные участники такого соглашения сочтут его справедливым:
«Все нации, противники и друзья, должны быть кровно заинтересованы в сохранении международной системы. Они должны чувствовать, что к их принципам относятся с уважением, а их национальные интересы обеспечены… Если международная обстановка отвечает их жизненно важным интересам, они будут прилагать усилия ради ее поддержания».
Именно представление о подобном международном порядке обеспечило первый шаг к «открытию» Китая, который Никсон рассматривал как неотъемлемый элемент такого порядка. Одним из аспектов «открытия» Китая была попытка переступить через внутриполитические раздоры последнего десятилетия. Никсон стал президентом страны, переживающей глубокий шок от потрясений внутри и на международной арене и от безрезультатной войны. Важно было донести до нации видение мира и международной справедливости, чтобы воодушевить страну мечтами, достойными ее истории и моральных ценностей. Не менее важным было заново определить американскую концепцию мирового порядка. Нормализация взаимоотношений Америки с Китаем будет постепенно все больше изолировать Советский Союз или же вынудит его к улучшению отношений с Соединенными Штатами. До тех пор, пока США смогут держаться к каждой из коммунистических держав ближе, чем те находятся по отношению друг к другу, можно не беспокоиться о призраке совместных китайско-советских усилий по завоеванию мировой гегемонии, о призраке, который на протяжении двух десятилетий преследовал американскую внешнюю политику. (С течением времени Советский Союз оказался не в состоянии поддерживать эту неразрешимую, в значительной мере саму собой возникшую дилемму противостояния врагам как в Европе, так и в Азии, в том числе и в собственном идеологическом лагере.)
Попытка Никсона сделать американский идеализм практичным, а американскому прагматизму придать долгосрочность подверглась атакам с обеих сторон, что вполне отражает американскую двойственность, метания между силой и принципом. Идеалисты критиковали Никсона за проведение внешней политики, основанной на геополитических принципах. Консерваторы оспаривали его действия на том основании, что ослабление напряженности с Советским Союзом означало в той или иной форме уступку коммунистическому вызову, брошенному западной цивилизации. И те и другие критики будто забывали, что Никсон гарантировал прочность обороны вдоль всей советской периферии, что он стал первым американским президентом, который посетил с визитом Восточную Европу (Югославию, Польшу и Румынию), символически поставив под сомнение советский контроль над нею, и что именно он возглавлял Соединенные Штаты во время целого ряда кризисов в отношениях с Советским Союзом, причем в двух из них (в октябре 1970-го и в октябре 1973 года), не дрогнув, привел американские вооруженные силы в состояние боевой готовности.
