си
биряки сами по себе люди бо
лее от
крытые, бо
лее до
верительные, не в оби
ду бу
дет ска
зано тем, кто жи
вёт по эту сто
рону Ураль
ских гор. — Да, я заметил, когда ехал. Действительно, сибиряки, очень располагающие к себе, простые в общении, люди. Да, ты прав, дядя…
— Вилли?
— Что?
— Позволь спросить, какие эпизоды наиболее ярко запомнились тебе в ходе поездки?
— Их немало. Как-то сразу выделить, не совсем просто, — задумался Вилли. — Я вообще считаю, что Россия — это не страна. Это целый континент. Густав мне рассказывал об одной из своих тётушек. Так вот пожилая дама, впервые увидев Волгу, подумала, что находится на море. Вот какие просторы. Скажем, только Саратовская область размером почти с целую Германию. А каковы масштабы Сибири? Если сложить воедино Западную и Восточную? И прибавить к ним Забайкалье и Дальний Восток?! Вот где непаханое поле для развития российской экономики!
— Проезжая по Транссибирской магистрали, можно ли заметить какие-то подвижки в этом смысле?
— Из окошка поезда, разумеется, много не увидишь. Дымят трубы промышленных центров в районе Западной Сибири, когда проезжаешь крупные города. Но из бесед с пассажирами, я понял, что с обеспеченностью работой там, как говорят, русские, туго. В частности, ехали в одном вагоне два мужчины. Они возвращались с вахты.
— Это что такое? — уточнил, не поняв, Генрих.
— Так называется работы вдали от дома. Человек заключает договор, например, с золотопромышленным предприятием, или предприятие, связанным с лесозаготовками или разработкой каких-то иных полезных ископаемых Уезжает из дома на несколько месяцев, то есть, на трудовую вахту. Живёт в специально обустроенном рабочем посёлке, зарабатывает деньги. Затем возвращается домой на отдых, скажем, на месяц. Затем снова на вахту.
— Понятно. А что же заставляет? Большой заработок?
— Нет. Заставляет элементарно безработица. Мне многое по этому поводу рассказали те самые мои попутчики Алексей и Анатолий…
— Проблема, конечно, большая. В СССР её не знали.
— Алексей и Анатолий связывают её с массовыми сокращениями. Закрываются предприятия, работники оказываются, по сути, на улице без средств к существованию. Правда, сейчас в России появились так называемые центры занятости населения, но они тоже общей проблемы с трудоустройством не решают. Точнее, не в состоянии решить её масштабно.
— Чтобы решить масштабно, необходимо время. нужны масштабы по времени. Так ведь?
— Думаю, так. Наверное, действительно, время покажет…
Они оба задумались. Вероятно, Генрих размышлял о поколении более пожилого возраста, а Вилли о своих ровесниках. Молодой человек был до сих пор переполнен эмоциями от поездки по России. Узнав, что дядя пишет воспоминания, о чём тот доверительно признался племяннику совсем недавно, Вилли горячо поддержал это начинание…
— Ну, хорошо! — хлопнул себя по коленкам, прерывая возникшую в разговоре паузу, сидевший в кресле Генрих. — Может, попьём чаю? У меня припасено твоё любимое имбирное печенье и пирожные с марципаном и шоколадом?
— Да? Сто лет не пробовал. Замечательно! С удовольствием, — ответил Вилли, обрадовано потянувшись в кресле напротив.
— И ты продолжишь свой рассказ, — отозвался, направляясь из гостиной на кухню Генрих.
— Непременно, дядя! — крикнул вслед Вилли.
Генрих включил газовую конфорку, ставя чайничек. Нажал кнопку пульта кухонного цветного телевизора, чтобы глянуть новости последнего часа.
— Самое странное и непонятное для меня блюдо — жареные семечки, — заметил, сидя через десять минут за кухонным столиком, осторожно держа горячую чашечку с ароматным свежезаваренным чаем, Вилли. — Не могу понять удовольствия от плевания шелухи… Особенно этим делом увлекаются пассажиры поезда в пути. Ящик для мусора буквально забит пакетиками с этой шелухой, а сами семечки практически можно купить на каждой остановке.
— Да, у русских это давняя традиция. Наверное, семечки можно считать традиционным лакомством, — продолжил тему Генрих, вспоминая о том, что в годы пребывания в Сибири, в лагере военнопленных, доводилось и ему, и его товарищам по несчастью пробовать семечки из подсолнухов. Но сырые не имели вкуса, а если поджарить их на кусочке жести над костром, тогда совсем другое дело! Дядя вспомнил об этом, слушая слова племянника, но говорить ничего не стал…
…После просмотра видеофильма Генрих долго размышлял об увиденном. Особо эмоционально сказались на его восприятии видеофильма о России те кадры, на которых русский ветеран второй мировой войны торгует на железнодорожном перроне овощами. Возможно, это просто хобби, но тогда почему так взволновала увиденная сцена? Генрих, вероятно, приходится ровесником тому старику в кепке с орденскими колодками на пиджаке. Да и хобби довольно странное. А если не хобби, тогда что? Недостаточно средств на прожиточный минимум? Кстати, странный термин — прожиточный минимум. Откуда он взялся у русских?
* * *
По всей вероятности, волна недовольства демократическими преобразованиями должна была пойти от поколения, пережившего Великую Отечественную войну. Но к середине 90-х годов основная масса фронтовиков-ветеранов либо ушла в мир иной, либо по причине старости ослабла здоровьем и потому активно воспрепятствовать происходящим событиям была уже бессильна. Оставалось смиренно ждать, надеясь, что новая, демократическая власть, сменившая советскую, не оставит их один на один со своими житейскими проблемами и болезнями.
* * *
Ряд документальных материалов Вилли в виде удачно сделанных фотоснимков появился в средствах массовой информации Германии. На ветерана-продавца обратили внимание, причем, абсолютно случайно, увидев снимок в созданном Фонде общества немецко-российской дружбы.
С недавних пор стали возможны встречи старых солдат, которые полвека назад воевали на стороне противоборствующих стран. Невиданная доселе картина. Бывшие нацист и коммунист поднимают рюмки с традиционной русской водкой, чтобы чокнуться и выпить, чтобы никогда больше не повторилось то ужасное, что выпало на судьбу этих старых ветеранов, чудом выживших в годы Второй мировой войны. Целью таких встреч было донести до младших поколений мысль о недопустимости столкновений каких-либо народов на полях сражений. Война — это массовое несчастье для населения тех стран, которые втянуты в боевые действия по воле своих правителей.
* * *
«Воспоминания участников войны должны служить делу мира, считают авторы мемуаров из России и Германии. Уникальных слов, которые могли бы остановить войны, не существует. Но воспоминания участников боевых действий должны послужить тому, чтобы больше никто и никогда не писал воспоминания о войне. Авторы без прикрас и домысливания делятся пережитым по обе стороны Восточного фронта. «Мы когда-то делили войны на справедливые и несправедливые, — отметил 93-летний Валентин Иванов, в 1941 году лейтенант-артиллерист, ныне полковник в отставке. — Возможно, это так, но всякая война — зло страшное. Это противоестественно, когда люди убивают друг друга. И я писал свои воспоминания в надежде, что они послужат тому, чтобы больше никто никогда не писал воспоминаний о войне».
«Наша книга служит предупреждением, — присоединился к мнению соавтора бывший зенитчик Люфтваффе 90-летний Карл Куль. — Нужно, чтобы люди, и прежде всего молодые, поняли, что таких войн быть больше не должно». В выпущенных в России
