бу
тылка вод
ки и два свёр
тка. За
тем два гра
нёных ста
кана и пе
рочинный но
жик. — По
ложено об
мыть! — про
должал во
енком. — Поб
лиже под
саживайтесь, Ва
силий Ва
сильевич. Вы не про
тив? По тра
диции… — Что? — спросил Василий, всё ещё не придя в себя от неожиданной награды — ордена Ленина!!! — Нет, не против, — ответил он, словно слыша теперь биение сердца, рядом с которым затих, до поры до времени, фронтовой осколок.
Развернув свёртки, хозяин кабинета нарезал хлеб и сало, посетовав на скудность закуски:
— Чем богаты, так сказать…
— Сгодится! — успокоил подполковника Василий, сожалея про себя, что не догадался ничего съестного прихватить из дому. Но кто же знал? Он отстегнул орден от лацкана и, держа за колодку, обмакнул сам орден в водку.
— Вот так. Всё правильно. Ну, за вас и вашу награду! — военком стукнул стакан о стакан.
— Спасибо!
Выпили. Закусили кусочком хлеба и ломтиком сала.
— Да, Василий Васильевич, — заговорил военком: — Сильно надо было отличиться, чтобы такой награды Родина удостоила. Может, расскажете. Интересно…
— Честно признаться, не помню. Конкретно, не могу рассказать. Крепко, конечно, бились. Сначала под Москвой, потом под Сталинградом. Много чего было…
— Действительно, ведь столько лет прошло… Сибирские дивизии сыграли тогда огромную роль… Немцы, кто жив остался, наверное, до сих пор с содроганием вспоминают…
— У меня ведь в Сталинграде и закончился, как говорится, боевой путь. Жестоким был последний бой. Контузило и посекло осколками. Очнулся в медсанбате, а после излечения в тыловом госпитале демобилизовали, — пояснил Василий, умолчав об оставшемся в груди осколке, который военврач вынимать не рискнул.
Военком оказался словоохотливым человеком. Заговорил о том, что скоро, наверное, все военкоматы станут чисто гражданскими учреждениями. В них не будет офицеров. По крайней мере, на самых верхах об этом поговаривают. Если так дело пойдёт, то, глядишь, и министр обороны в будущем сменит военный китель на гражданский пиджак. Это мы всё в угоду западу делаем. Считаем, что нас за это больше уважать станут. Но кому нужна сильная Россия?! Плевать на нас хотели с высокой колокольни.
— Ну, это будет полный дурдом! — продолжал военком. — Мало того, что срок службы уменьшили, так ещё и военных решили в военкоматах сократить! Я не о себе пекусь. У меня выслуги для пенсии полный календарь. В школах отменили военное дело. Вот беда. В армию приходят, ни разу не подержав в руках автомата. Сейчас хоть, переступив порог военкомата, призывники сразу попадают, скажем так, в военную среду. А какая будет атмосфера, когда их здесь станут гражданские лица встречать? Да ещё большей частью бабы в юбках?!
— Да, так-то оно так, — согласился Василий, слегка захмелев по-стариковски. — Никуда, конечно, не годится, чтобы в военкоматах стали гражданские работать. Испокон веку ведь военным ведомством считалось.
Постепенно разговор коснулся призыва.
— Тоже проблем выше крыши, — продолжал делиться наболевшим военный комиссар. — Команды по призыву едва набираем. Много больных. Много таких, кто «косит» от службы. Сами себе придумывают разные болячки. Наслушались, понимаешь, «страшилок» от дембелей о дедовщине в армии… Ещё боятся идти служить, чтобы не попасть в «горячие точки». Вон, что происходит на Северном Кавказе…
— Я всё не пойму, какая может дедовщина при нынешних смехотворных сроках службы? — удивлялся Василий, слушая подполковника.
— Им хоть полгода сделай, всё равно через три месяца будут называть себя дедами российской армии. Видно, уже в крови это. Хотя, если офицеры настоящие в частях, то никакой дедовщины быть не может. Можешь мне, Василий Васильевич, не верить, но у меня ни во взводе, ни в роте, ни в батальоне такого не было.
— Почему не верить? Верю.
— А служил я в Монголии. В Чойбалсане стояла наша мотострелковая дивизия. Условия, скажу я тебе, ещё те. Представляете? — захмелевший военком начал обращаться к Василию то на вы, то на ты. Но именно последнее было знаком возникшего у него в ходе разговора доверительного тона к фронтовику. Василий же на это дело внимания не обращал. Давно не говорил на такие темы ни с кем. Да и с кем? Зятя Вячеслава это мало интересовало. А больше с кем об этом поговоришь в деревне?
— Сейчас в газетах стали высказываться о профессиональной армии, о службе на контрактной основе, — продолжал военком. — Да разве ж мы при такой слабой экономике потянем?
— Контрактная не контрактная армия, но без воинского призыва не обойтись, — высказал своё мнение Василий.
— Абсолютно с вами согласен, отец…
Выпили ещё по грамульке.
— Как вообще живётся, отец? — спросил военком. — Я имею ввиду жилищные условия.
— Нормально живётся. Дом, конечно, старый, да ведь и мы с бабкой не жених с невестой.
Военком засмеялся, а потом сделал лицо серьёзным и продолжил: — Считаю, что жильё сегодня для ветеранов, я имею ввиду и фронтовиков, и тружеников тыла, проблема номер один. Многие у нас в районе, кто попал в списки нуждающихся, стоят на очереди под номером в несколько чисел. Не успеют пожить люди. Победа в Великой Отечественной войне была пятьдесят с лишним лет назад. Слишком долго наше государство страдало амнезией. Слишком долго. Непростительно долго… Один знакомый фронтовик живёт в двухэтажном деревянном бараке. Все удобства на улице. Эти бараки строили в конце тридцатых годов как временное жильё для железнодорожников. Но мы знаем, что у нас ничего не бывает таким постоянным, как временное… Во время войны он был полковым разведчиком, а его жена медсестрой. Сейчас немощные супруги ютятся в однокомнатной квартирке в бараке на втором этаже, как я уже сказал, без удобств и не имеют никаких шансов на улучшение жилищных условий. Когда он обратился в городскую администрацию, ему ответили, что ничего не строится. Отопление печное. Старики носят уголь в ведре и дрова вязанкой на второй этаж по крутой деревянной лестнице. Воду тоже надо привезти зимой на санках во фляге, летом на коромысле с колонки. После стирки и помои опять ведром выносят на улицу. Да, и трудно спускаться старикам по лестнице со второго этажа на улицу в уборную. И ещё. Зачастую ответ у чиновников такой: «Не смогли вовремя встать на учёт на улучшение жилья — теперь уж ничего не получить». Многие ветераны болеют, лежат дома, на улицу почти не выходят. Я считаю, что и не они должны собирать документы, считать квадратные метры. За рубежом такими вещами занимаются специальные службы.
Василий молча слушал военкома, понимая, что речь идёт о фронтовиках, которые, видимо, постарше его. Он понимал, что это же со временем ожидает и их с Анной. Словно угадав его мысли, военком после короткой паузы уточнил: — Старикам этим уже под восемьдесят…
* * *
Из-за многолетней нерасторопности Центрального наградного отдела Минобороны, в нём накопилось по данным на 9 мая 1995 года почти
