Костюмов у нас было два. Мы начали бросать жребий, кому идти на разведку.
Жребий выпал мне и Эдвардсу. С помощью других мы натянули костюмы, наглухо заварили швы электродной иглой и отправились в разведку.
Мы дошли до края ущелья. Тут радиоактивность еще больше возросла. Стоять и любоваться видом явно не стоило. Да и вид был довольно унылый — узкое, очень глубокое и темное ущелье; на дне рычит и бьется река. Мы успели только разглядеть, что на широкой террасе довольно высоко над рекой (общая глубина ущелья в этом месте, как мы потом убедились, доходила до километра) лежат обломки, по цвету и форме выделяющиеся среди камней — какая-то светло-зеленая плоскость, потом прихотливо изогнутая труба или балка, отливающая синим серебром. Дело ясное — остатки космического корабля еще сохранились. Теперь надо было отыскать безопасное место для лагеря. Мы заметили, что дальше, метрах в ста от террасы, где лежал космический корабль, течение реки сильно ускорялось. Вероятно, там был водопад. Мы пошли вдоль ущелья. Дозиметры все еще сигнализировали серьезную опасность, но мы уже как-то не думали об этом, внимательно смотрели на реку. Она свернула вправо, обдавая белой пеной громадную красную скалу, нависшую над ней, как часть взорванного моста и, вся вытянувшись в мощную струю, устремилась вперед. Берег ущелья начал понижаться большими террасами, заваленными камнями. Мы прыгали по этим острым камням и все время сильно сомневались — выдержит ли полистирол? Радиоактивность уменьшалась с каждым прыжком вниз, но с ней все еще приходилось считаться: лагерь здесь ни в коем случае нельзя было устраивать.
И вот мы услышали яростный протяжный рев: это река впереди нас срывалась вниз с высокого уступа. И берег тоже резко прыгнул вниз. Стены ущелья заметно понизились.
Дозиметры сразу успокоились, как только мы спустились с этого большого уступа. Мы остановились и огляделись. Лезть вверх было высоковато, но зато здесь можно с успехом устроить носильщиков, если мы найдем путь подальше от ущелья. Место было неплохое — каменистая широкая терраса с пучками коротенькой травы и с уже знакомыми нам кустами адесмии и толы. От ветра это местечко защищено; от реки его отделяет подобие стены из гранита высотой в два метра. Вот только как работать?
Мы с Эдвардсом были вроде подопытных кроликов. Если мы не заболеем — значит, можно будет в этих костюмах, часто сменяясь, работать с «Железной маской». Трудность заключалась в том, что робот не мог сам спускаться по отвесным стенам ущелья; его надо было спускать и поднимать на веревке, а уж потом отойти и диктовать ему движения.
Мы нашли более длинный и трудный, но зато полностью безопасный проход к террасе, и уже к вечеру тут забелели наши палатки. Носильщики согласились остаться здесь, да мы и уговаривали их с чистой совестью — между нами и очагом радиации встала плотная каменная стена, образовавшая своего рода «тень», защищающую от губительных лучей.
Признаков заболевания у нас с Эдвардсом не было; утрам мы тоже чувствовали себя вполне нормально. Очевидно, изобретатель этой одежды (точнее, материала, из которого она сделана), товарищ Бессонов, слишком скромно оценил полученные им результаты. Пользуюсь случаем сообщить товарищу Бессонову и всем, кого это интересует, что мы помещали один дозиметр под скафандром, на костюме, а другой снаружи — и сквозь прозрачную пленку полистирола сверяли показания «внутреннего» прибора с наружным. В то время, как наружный прибор указывал на высокую степень радиоактивности, внутри отмечалось гораздо менее значительное повышение, почти безопасное для организма. Мы жалели лишь об одном — что взяли с собой только два скафандра!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В дневнике — торжественная запись: «Наступил решающий день! Робот пойдет в ущелье. Скафандры надевают Соловьев и Мак-Кинли. Для страховки в промежуточной зоне будут ждать Лисовский и Маша. Мы все очень волнуемся. А мне придется сидеть в лагере, и я ничего не увижу. До чего это досадно!»
Действительно, сам я тогда ничего не видел. Но мне все рассказали — и как спускали вниз «Железную маску», и как она собирала своими чуткими пальцами различные обломки и приборы и совала их в большую сумку, привешенную у пояса. И как ее потом вытягивали — осторожно-осторожно, чтоб она не ударилась о стенку ущелья, и как Мак-Кинли сказал, что надо бы установить здесь блок… Мы смастерили блок, но воспользоваться им пришлось всего один раз.
Но важны не эти детали.
Робота хорошенько обмыли сильной струей воды из шланга, тщательно промыли все вещи, извлеченные у него из сумки. Потом мы, на всякий случай надев перчатки, стали рассматривать добычу (хоть специалисты в Москве и говорили, что марсианские пластмассы обладают свойствами радиоактивной непроницаемости, но распространяется ли это на новые их виды — надо было проверить).
Робот вынес из ущелья целое богатство. Никогда мы еще не видели такой уймы реальных доказательств бытия марсиан! Мы уселись вокруг широкого парусинового полотна, где были разложены детали самых сложных механизмов, куски облицовки космического корабля, хитроумные и непонятные приборы и среди них несколько пластинок — серебристо-серых, желто-золотых и маленьких, толстых, отличавшихся глубоким темно-фиолетовым тоном. Мы рассматривали вещи, одну за другой передавая их по кругу.
Мое внимание сразу привлекла зеленовато-голубая рамка, похожая на ту, что дал мне Милфорд, но порядком измятая и искореженная. Я передал ее дальше. Через несколько минут я получил от Мак-Кинли странную вещицу. Это было нечто вроде коробки с двумя патрубками на широкой крышке. Меня привлек ее цвет — точно такой же зеленовато-голубой, с глубокими отсветами, как у рамки. Патрубки на крышке своей величиной и формой напомнили мне странные движущиеся отростки на рамке. Я подождал, пока все осмотрят рамку, и попросил Соловьева передать мне снова эту вещицу.
— Старую знакомую встретили? — усмехнулся Соловьев, передавая рамку.
— Да, и кажется, в интересной компании, — ответил я и, отодвинувшись, чтоб не мешать другим, начал разглядывать прибор… В том, что это — две части одного прибора, сомневаться уже не приходилось. Патрубки идеально соответствовали по размеру отросткам на рамке. Я соединил обе части — они плотно примкнули друг к другу.
Мак-Кинли с интересом оглянулся на меня, потом взял прибор и начал разглядывать.
— Вы молодец! — одобрил он. — Любопытная штука. Что бы это могло быть? — Он разъединил прибор на части, заглянул внутрь коробки. — Ага, это нечто вроде печатной схемы!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
