Мгновенно осатанев, Илья Григорьевич рявкнул в трубку, заставив этого кретина заткнуться, и принялся предельно ясно, не стесняясь в выражениях, высказывать его превосходительству господину генерал-полковнику все, что о нем думает. По ходу этого приятного дела он рывком распахнул дверцу бара и схватил первую подвернувшуюся под руку бутылку. В это время оправившийся от акустического удара Кот перешел в контратаку; в пылу полемики Илья Григорьевич забыл обо всем на свете и, только очутившись в противоположном углу гостиной, обнаружил, что забыл прихватить из бара стакан.
Не переставая переругиваться с Макаровым, который упрямо городил пьяную чушь, состоявшую из туманных обвинений и смутных угроз, он вернулся, взял из бара стакан, поставил его на антикварный столик восемнадцатого века (так, по крайней мере, утверждал продавец), открыл бутылку и только было нацелился налить себе хорошую порцию успокоительного, как вдруг бутылка с треском разлетелась вдребезги прямо у него в руке, с головы до ног забрызгав коньяком, забросав мелкими осколками и оставив в руке только длинное, расширяющееся посередке горлышко.
Коньяк – не шампанское и сам по себе не взрывается. Да и бутылка шампанского после того, как ее откупорили, не представляет никакой угрозы для окружающих – разумеется, если не использовать ее в качестве ударного инструмента. Бутылка была открыта, и было в ней не шампанское…
Эта простенькая логическая цепочка связалась в голове у Ильи Григорьевича, когда он уже лежал скорчившись за своим любимым креслом в стиле ампир, что стояло рядом с фальшивым камином. Осторожно, почти касаясь щекой пола, он выглянул из укрытия и увидел аккуратную круглую дырку в оконном стекле. Другая темнела в забрызганных коньяком кремовых обоях рядом с камином.
Все было ясно.
Висящий над камином плазменный телевизор продолжал бормотать голосом актера Сергея Безрукова. Судя по тексту, Саша Белый в данный момент красиво обламывал своего куратора из КГБ. Лежащая на усеянном осколками бутылочного стекла ковре телефонная трубка гнусаво квакала: ни о чем не подозревающий Кот продолжал нести пьяную ахинею, бессвязно и косноязычно обвиняя Илью Григорьевича во всех смертных грехах.
Со стороны окна снова послышался короткий щелчок пробившей стекло пули и негромкий треск брызнувших во все стороны мелких осколков. Этот звук заставил Беглова живо убрать голову под призрачную защиту кресла. Стоящие на каминной полке часы подпрыгнули и словно взорвались изнутри, разделив незавидную участь бутылки дорогущего «хеннеси экс-о». На голову и плечи посыпался стеклянный мусор; вычурно-витая минутная стрелка упала Илье Григорьевичу на грудь и застряла в складке рубашки. Следом, помедлив какую-то долю секунды, свалились сами часы – вернее, то, что от них осталось. Часы угодили точнехонько по лодыжке. Они были в массивном, изобилующем завитушками и аллегорическими фигурками, сработанном под седую старину корпусе, и удар получился дьявольски болезненным. Илья Григорьевич тихонько взвыл и длинно, прочувствованно выругался матом.
Оконное стекло опять коротко дзынькнуло; где-то, как показалось над самой головой, раздался смачный, трескучий щелчок. Саша Белый вдруг заговорил низким, утробным басом, пьяно растягивая слова, и замолчал. В комнате запахло горелой изоляцией, и, повернув голову, Беглов увидел пулевую пробоину в левом нижнем углу погасшего экрана и валящий изо всех щелей корпуса едкий синевато-серый дым.
– Ах ты сука! – взъярился народный избранник, отчего-то более всего огорченный именно этой утратой. – Да ты сам, со всеми потрохами, половины этих денег не стоишь!
В таких ситуациях он всегда действовал не раздумывая, по обстоятельствам, повинуясь могучему инстинкту хищника, который до сих пор ни разу его не подводил. Тело, в котором не было ни единой капли жира, с годами частично утратило гибкость, но все еще оставалось сильным и ловким. Подобравшись, как зверь перед прыжком, Илья Григорьевич метнулся вперед. По пути к выключателю, который на европейский манер располагался на уровне бедра, чтобы до него мог дотянуться кто угодно – хоть маленький ребенок, хоть инвалид-колясочник, – он успел подхватить с пола продолжающий бубнить голосом Макарова мобильный телефон и выдернуть из розетки шнур торшера. Опрокинутый торшер упал; в следующее мгновение Беглов был уже около выключателя. Ударив ладонью по клавише, в наступившей темноте он живо откатился в сторону и затих, прислушиваясь.
Снайпер больше не стрелял. Трубка в руке продолжала бормотать. Она была мокрая на ощупь и издавала отчетливый запах дорогого коньяка.
– Алло, ты меня слушаешь? Бегунок, ты там или нет?! – настойчиво вопрошал Вася-Кот.
Услышав его, Илья Григорьевич одумался. Первый, вполне естественный позыв – позвонить ментам, чтобы оцепили район и хотя бы попытались взять стрелка по горячим следам, – по зрелом размышлении представлялся далеко не самым разумным. Никого они не поймают и не найдут, да и искать никого не надо: и так ясно, чьих рук это дело. И не надо, совсем не надо давать им повод связать предстоящее печальное событие с именем депутата Государственной думы Ильи Беглова.
А событие состоится непременно, потому что Илья Григорьевич Беглов никому ничего не прощает и привык решать свои проблемы самостоятельно – жестко, конкретно, раз и навсегда.
Ему подумалось, что Липский все-таки добился своего, посеяв всхожее семя раздора. Но после смерти Уксуса стая как таковая прекратила свое существование. Пришло время новых проектов, и было очевидно, что отныне и навсегда старый приятель, друг детства, его превосходительство Вася-Кот из верного соратника превратился в опасную обузу – эдакий двуногий эквивалент лежащей в багажнике машины проржавевшей до дыр авиабомбы.
Илья Григорьевич посмотрел на телефон. Дисплей уже погас, экономя заряд батареи, но из динамика все еще слышался дребезжащий голос Макарова.
– Илья, ты там? Помер, что ли? – неуверенно спросил генерал-полковник и, помолчав, прервал соединение.
Илья Григорьевич нехорошо, многообещающе улыбнулся, обтер о штанину и убрал в карман трубку, а потом, продолжая недобро улыбаться, легко и беззвучно выпрямился во весь рост.
3
Алексей Иванович, которому незадолго до смерти звонил Винников, действительно владел фирмой, профессионально занимающейся уборкой жилых помещений, офисов и прочих объектов, нуждающихся в наведении чистоты и порядка. Владел он ею, по выражению своего покойного коллеги Кошевого, в числе всего прочего. Некоторые из его уборщиков умели недурно управляться не только со шваброй и пылесосом, но и с другими, не столь безобидными инструментами. До сих пор никто из них ни разу не попался: мало кто обращает внимание на щуплого азиата-гастарбайтера в мешковатой оранжевой униформе, старательно возящего по полу мокрой тряпкой на виду у всех, и никому даже не приходит в голову заподозрить, что в его тележке среди ведерок, щеток и бутылочек с моющими средствами может лежать пистолет с глушителем или компактный сюрпризец килограммов этак на пять тротилового эквивалента.
Винникову Алексей Иванович был обязан многим – можно сказать, всем, потому что, лишившись однажды свободы по обвинению в совершении заказного убийства, лишился бы и бизнеса, и репутации надежного, проверенного, никогда не дающего осечек исполнителя. Поэтому просьбу на этот раз произвести уборку лично он воспринял как не подлежащий обсуждению приказ: надо – значит, надо. Почему не помочь хорошему человеку, да и когда еще представится случай тряхнуть стариной и поохотиться на такую крупную дичь, как думский депутат и генерал с целыми тремя звездами на погонах?
Стоящую перед ним задачу Алексей Иванович, в узком кругу особо доверенных лиц известный как «Мистер Проппер», разбил на два этапа. Как всякий грамотный специалист, имеющий дело с живыми (до поры до времени) людьми, начать он решил с того, что посложнее. Депутат был умнее, хитрее и опытнее, но именно он представлялся «Мистеру Пропперу» наиболее доступной мишенью, потому что пренебрегал личной охраной и жил напротив строящейся высотки, с верхнего этажа которой окна его квартиры простреливались, как в тире. Алексей Иванович успел там побывать и осмотреться, найдя предстоящую работу пустяковой. Если, разобравшись с окопавшимся на даче и окруженным набранной из служащих по контракту бойцов спецназа обслугой генералом, оперативно вернуться в Москву, депутата можно шлепнуть без проблем – раньше, чем он узнает о безвременной кончине его превосходительства.
План был простенький, но Алексея Ивановича это не смущало: все гениальное просто, разве не так?
Известие о смерти Винникова никоим образом не повлияло на решимость «Мистера Проппера» качественно выполнить заказ. Он был профессионал, получивший предоплату, а все остальное просто не имело значения. Репутация дороже денег, которые ты прикарманил, воспользовавшись подвернувшимся случаем; кроме того, Алексей Иванович был суеверен, побаивался загробной жизни и очень не хотел, чтобы Винников, встретив его там, на другой стороне, первым делом поинтересовался: «Что же ты, сук-к-кин сын?!»
