«Мистер Проппер» оторвался от прицела и, хотя до этой минуты искренне считал себя пусть подверженным суевериям, но все-таки атеистом, истово, с чувством перекрестился. Наблюдаемая сцена была позабористее «Техасской резни бензопилой», и самое жуткое в ней было то, что происходила она не на экране телевизора, а наяву.
Для успокоения нервов он попил воды, а когда снова заглянул в прицел, побоище – вернее сказать, зверское убийство – уже вплотную приблизилось к финалу. Лежащее в траве бесформенное, продолговатое, изрубленное вдоль и поперек, покрытое кровавыми лохмотьями нечто больше не подавало признаков жизни. Генерал Макаров, широко расставив ноги, стоял над ним в позе дровосека и раз за разом размеренно, как механическая фигурка на старинных башенных часах, бил топором по превращенной в кровавое месиво голове. Он был с головы до ног забрызган красным и действительно смахивал на персонаж дешевого фильма ужасов, особенно если смотреть на него в позволяющий разглядеть массу явно излишних, чересчур натуралистических деталей телескопический прицел.
Наконец его превосходительство запыхался, опустил скользкий от крови топор и выпрямился, переводя дух и мало-помалу начиная осознавать, что классики марксизма-ленинизма не соврали: история развивается по спирали. На каждом новом витке этой спирали события повторяются, но уже в ином, большем масштабе. Помнится, точно так же он стоял с топором в опущенной руке над трупом старого монаха. Теперь вместо козлобородого старикашки перед ним лежал Бегунок, изрубленный так, что в этой груде перемешанного с кровавым тряпьем мясного фарша его не узнала бы и родная мать, дворничиха тетя Рая. «Что ж, подумал Василий Андреевич, – поделом вору мука: эта растянувшаяся на десятилетия поганая история началась с Бегунка и на нем же кончилась. Кончилась, как начиналась – кроваво, грязно и страшно».
«Ну, и хрен с вами со всеми, – мысленно напутствовал он друзей-мушкетеров. – Вася-Кот у вас вечно ходил в дураках, а поглядите-ка, что вышло! Если вы такие умные, что ж тогда такие мертвые-то, а?»
Он открыл рот, чтобы произнести это вслух, и в это мгновение остроносая винтовочная пуля, стремительно и беззвучно пронзив пространство, ударила его почти точно в середину лба, вместе с фонтаном кровавых брызг, осколков кости и комочков мозгового вещества выйдя наружу через затылок. Топор выскользнул из разжавшихся пальцев и с глухим «туп!» ударился обухом о землю, колени подломились, и генерал-полковник Макаров упал ничком, накрыв своим телом труп друга детства Ильи Беглова по кличке Бегунок.
Соскользнув на землю по стволу старого, кряжистого дуба, похожая на лешего фигура в косматом маскировочном комбинезоне задержалась на мгновение, чтобы еще раз испуганно перекреститься, а потом, пригибаясь, легкой, бесшумной рысцой скрылась в зеленоватом вековом сумраке заповедной дубравы.
5
Они опоздали совсем чуть-чуть, всего минут на десять или около того, то есть ровно настолько, чтобы, не помешав событию состояться, успеть во всех захватывающих подробностях запечатлеть результат.
Так и было задумано. Сильные мира сего слеплены из того же теста, что и любой представитель серой массы, на которой они благополучно паразитируют. В простейших бытовых проявлениях, не говоря уже о крайностях наподобие убийства, совершенного в состоянии аффекта, президент великой державы ничем не отличается от ночующего в расширительной камере теплотрассы вшивого бродяги. Иное дело, что, когда президент у себя дома, вдали от телекамер и микрофонов с эмблемами крупнейших информационных агентств мира, вдруг выкидывает какое-нибудь дикое коленце, дело стараются замять, не предавая огласке: серой массе вовсе не обязательно знать, кто на самом деле ею правит. Это правило распространяется на всех, кто облечен хоть какими-то официальными полномочиями: власть сдает своих только тогда, когда нет никакого другого выхода. И тот, кто решил вывести на чистую воду одного или нескольких ее представителей, должен проявить чудеса ловкости и изобретательности, чтобы достичь желаемого результата и избежать нежелательных последствий своей партизанской вылазки.
Кое-кто из приехавших, расчехляя фотокамеру, мимоходом подумал, что все это кем-то мастерски организовано. Но даже те немногие, кто обратил внимание на эту мысль и впустил ее в охваченный охотничьим азартом мозг, не удосужились сделать из нее какой-либо практический вывод.
Собственно, вывод тут мог быть только один: скорее! Скорее отщелкать как можно больше кровавых кадров и во весь дух гнать обратно в Москву, чтобы успеть раньше конкурентов обежать как можно больше изданий и выложить снимки в Сеть.
Безвременная кончина свободного фотохудожника Александра Соколова-Никольского (он же Федор Скопцов по прозвищу Глист) так же мало повлияла на жизнь и профессиональную активность столичного сообщества папарацци, как смерть новобранца, убитого во время марша прилетевшей невесть откуда шальной пулей на дальних подступах к передовой. Как поется в старой хорошей песне, «отряд не заметил потери бойца», и на его боеспособности эта потеря никак не отразилась.
Накануне вечером какой-то аноним сделал в Сети рассылку, отправив письма идентичного содержания на полтора десятка электронных адресов самых известных, самых пронырливых, самых наглых и беспринципных коллег покойного Глиста. Смысл письма сводился к тому, что человеку, у которого хватит терпения, ловкости и профессионализма провисеть на хвосте у депутата Госдумы Беглова в течение приблизительно суток, не попавшись при этом ему на глаза, не придется жалеть о потраченном впустую времени.
Четверо из упомянутых пятнадцати «свободных художников» проигнорировали сообщение, решив, что это чья-то неумная шутка, а то и провокация со стороны конкурентов и недругов. (Впоследствии все четверо долго рвали на себе волосы, но к делу это уже не относится, так что пусть их.) Один, напротив, так спешил поскорее занять исходную позицию, что по дороге от лифта к дверям подъезда оступился на лестнице, сломал ногу и сильно вывихнул плечо. Один в это время отдыхал в Таиланде, еще один лежал в послеоперационной палате института Склифосовского, где ему в экстренном порядке удалили готовый вот-вот лопнуть аппендикс. Таким образом, с загородного шоссе на ведущий к «Волчьему Логову» проселок, следуя за пилотируемой депутатом Бегловым «Нивой», свернули всего восемь машин.
То, что на оживленной трассе могло остаться незамеченным, здесь, на лесной грунтовке, стало очевидным: это была самая настоящая колонна, и собрались в ней люди, движимые общей целью – раздобыть и подороже продать какую-нибудь жареную новость. Делать вид, что это не так, не имело смысла; наступать Беглову на пятки здесь, где некуда было спрятаться и где могла случайно оказаться одна машина, но никак не восемь, представлялось просто-напросто опасным, и после короткого совещания, проведенного через посредство мобильных телефонов, колонна сделала небольшую остановку, дабы покормить комаров и обсудить ситуацию.
К этому времени уже никто не сомневался в том, что пришедшее накануне электронное письмо не было шуткой. Об этом свидетельствовал хотя бы тот факт, что птица такого высокого полета, как депутат Госдумы, лично уселась за руль потрепанной «Нивы» и в полном одиночестве, без охраны и помощников, явно тайком отправилась за город. Один из участников импровизированной планерки вспомнил, что эта дорога, кажется, ведет к загородному поместью генерал-полковника Макарова; другой авторитетно подтвердил эту информацию, добавив, что это поместье само по себе является настоящим кладом для того, кто не побоится рискнуть здоровьем и проведет журналистское расследование обстоятельств и причин, в силу которых какая-то интендантская крыса, пусть себе и из Генштаба, оттяпала у государства полсотни гектаров в заповедной водоохранной зоне.
– от ты бы и занялся, – с подначкой сказали ему.
– А я и занялся, – с достоинством ответил авторитетный, – но погорел: поймали, намяли бока, разбили камеру и пригрозили в следующий раз повесить на шею булыжник в полцентнера весом и бросить в озеро.
Упоминание о намятых боках, погибшей камере и всем прочем заставило спонтанно образовавшийся коллектив удвоить осторожность. Создавая сценарий этого детективного спектакля, Андрей Липский рассчитывал именно на это; затея могла провалиться, но он лично ничего не терял, а на возможное разочарование охотников за сенсациями ему было наплевать со шпиля Останкинской башни.
Осторожность осторожностью, а отступать никто не собирался: ноздри щекотал отчетливый запах жареного, которым со все возрастающей силой тянуло со стороны «Волчьего Логова». Авторитетного, которому было не впервой, большинством голосов решили пропустить вперед, чтобы указывал дорогу, и колонна, довольно странно смотревшаяся на лесном проселке, двинулась вперед по следам, оставленным «Нивой» Беглова.
