Рен отошел, пропуская его в дом. На лице ее отца промелькнуло облегчение, которое сменилось разочарованием и грустью, как только он увидел Мэгги.
– Я прошу прощения за то, что опоздал, цветочек, – хрипло сказал он. – Я изо всех сил старался успеть вовремя, но собрание Конгресса продлилось всю ночь, и погода была настолько плохой, что рейс задержали. Я приехал, как только смог.
Маргарита не знала, что поразило ее больше. Его извинение или прозвище, которое не слетало с его уст с самого ее детства.
– Пап, все в порядке.
– Нет, не в порядке. – Он откашлялся, прежде чем достать из кармана пальто маленькую коробочку. – Я думал прислать это тебе, но решил, что будет лучше, если я вручу лично. – Он протянул коробочку.
Маргарита, нахмурившись, посмотрела на старенькую светло-голубую коробочку под ожерелье, сделанную в стиле 50-х годов.
– Что это?
– Жемчуг твоей бабушки. Твоя мама одевала их на нашу свадьбу, и она хотела, чтобы в день твоей свадьбы они были и на тебе.
У Мэгги на глаза навернулись слезы. Уже много лет отец не говорил о матери так, как сейчас.
Рен подошел к ней и в знак поддержки положил руку ей на спину. Маргарита открыла коробочку и увидела идеально-безупречный белый жемчуг в паре с сережками.
– Они прекрасны.
Ее отец кивнул.
– Так же, как твоя мама… и как ты.
У Мэгги задрожали губы и потекли слезы. И потом она сделала то, чего не делала со дня смерти матери. Она обняла своего отца.
Впервые за все время он не напрягся и не отдалился. Он сомкнул вокруг нее руки и прижал к себе.
– Я люблю тебя, папа, – прошептала она ему в щеку.
– Я тоже тебя люблю, Маргарита. – Он чуть крепче обнял ее, а затем, выпрямившись, вытер слезы с ее щек. В его улыбке сквозила печаль. – Мне жаль, что меня не было рядом, чтобы передать тебя мужу. Мне следовало, по крайней мере, позвонить.
– Все в порядке.
Рен достал жемчуг из коробочки. И только он хотел надеть их на Мэгги, как его остановил ее отец.
– Ты всю оставшуюся жизнь сможешь ей в этом помогать. Если ты не возражаешь, я хотел бы сделать это хотя бы раз.
– Конечно, – ответил Рен и передал ему жемчуг.
Встретившись со взглядом бирюзовых глаз Рена, Маргарита совсем неподобающе хорошим манерам шмыгнула носом. Любовь в его взгляде согревала ее.
Застегнув жемчуг, ее отец отошел и встал перед Реном.
– Я знаю, что вел себя по отношению к вам обоим, как придурок, но я достаточно взрослый человек, чтобы признать свои ошибки. – Он бросил взгляд на Мэгги. – Ты моя дочь, Маргарита, и если он делает тебя счастливой, то больше мне и просить не о чем. Я долго размышлял над тем, что ты сказала мне несколько недель назад, и я очень хочу быть частью твоей жизни… если только ты позволишь.
– Конечно, папа. Ты всегда будешь моим отцом. Несмотря ни на что.
Его взгляд смягчился, пока он снова не посмотрел на Рена.
– Можем ли мы зарыть топор войны? Больше никаких обид?
Маргарита задержала дыхание, ожидая ответа Рена.
Он колебался секунду, но затем ответил отцу Мэгги крепким рукопожатием.
– До тех пор пока ты будешь вызывать у нее только слезы счастья.
Отец Мэгги накрыл другой рукой руку Рена.
– Не беспокойся. У меня нет ни малейшего желания причинять ей боль.
И тут они услышали, как кто-то откашлялся. Маргарита повернулась и увидела Аристотеля, снова стоявшего в дверном проеме.
– Мы когда-нибудь приступим к ужину?
Маргарита засмеялась.
– Мы определенно идем есть, – сказала она перед тем, как представить отцов друг другу.
Как только они вчетвером присоединились к остальным на вечере, она почувствовала, что ее окутывает теплая волна.
– Ты в порядке? – спросил Рен, беря ее за руку и ведя к столу.
– Я просто подумала, что хотела бы видеть здесь маму.
– Уверен, что она смотрит на тебя и улыбается.
Маргарита поцеловала его в щеку. Странным образом она почувствовала, что он прав, и поняла, что этот день действительно прекрасен.
И этим она была обязана только одному человеку – единственному, с кем проведет остаток своей жизни, не уставая его благодарить. Она сжала руку этого мужчины, прежде чем с его помощью занять свое место рядом с ним.
И когда они приступили к ужину, Маргарита улыбнулась Рену. Возможно, у них больше не будет другого такого прекрасного дня, но у них есть этот и до тех пор, пока Рен будет рядом с ней, она знала – независимо от того, что уготовлено им в будущем, они смело встретят это так же, как и сейчас. Вместе.
Нацепив на лицо безразличное выражение, Савитар приблизился к одинокой фигуре, сидевшей на его пляже и наблюдавшей за прибоем. Одетый в дешевую гавайскую рубашку навыпуск и в спортивные шорты, темноволосый мужчина сидел, откинувшись назад и опираясь на руки. Взгляд его был отрешен.
Савитару был знаком этот устремленный вдаль взгляд. У него он тоже частенько появлялся. Именно поэтому пляж был единственным местом, где он мог найти хоть какое-то успокоение.
Океан подобен времени – бесконечный и постоянно меняющийся. Необъятный. Пустынный. Всеобъемлющий.
Скрестив руки на груди, Савитар приблизился к мужчине на пляже.
– Я доставил им твой подарок.
Ник Готье поднял на него глаза. По лицу Ника Савитар мог сказать, что смысл сказанного дошел до него лишь через несколько секунд.
– Спасибо за услугу, Савитар.
– Без проблем. Они хорошие ребятишки.
Ник кивнул, и в уголках его губ мелькнула печальная улыбка.
– Никогда бы не подумал, что Мэгги придется бороться за свое будущее. Точно так же, как и Рену. Приятно ведь видеть своих друзей счастливыми?
Савитар фыркнул.
– Мне-то откуда знать? У меня нет друзей. Люди по сути своей подхалимы, и, в конце концов, твои же друзья тебя и подставят. Помяни мое слово.
– Тогда, почему я здесь?
– Черт меня возьми, если я знаю. – Но это было неправдой. Ник находился здесь, потому что Савитара об этом попросил Ашерон. Он был одним из немногих живых существ, которому Савитар не мог отказать.
– Скажи мне кое-что, Сав. У них…
– Они будут жить долго и счастливо. Не беспокойся. Воспитают множество маленьких тигрят, и время от времени будут вспоминать о тебе. Черт, они даже назовут своего первенца в твою честь… правда, это будет девочка, но маленькая Никки не будет иметь ничего против своего имени. Она будет считать его клевым.
Ник кивнул, но Савитар все равно чувствовал его боль. Ник не хотел умирать, и его смерть перевернула все вверх тормашками.
Но жизнь и смерть продолжались. Савитар знал это лучше, чем что бы то ни было.
– Пошли, малыш, – сказал он, кивнув головой в сторону волн. – Поймаем волну.
