Джек Рэндалл попытался пошевелиться, но боль пронзила насквозь, вытеснив из головы все мысли. Плечо горело огнем, он хотел двинуть рукой, но тут же обнаружил, что она крепко прибинтована к груди. С его губ сорвался стон, и глаза девушки открылись, — глаза его дочери, полные участия и тревоги.
— У меня есть настойка опия, — сказала она. — Хочешь немного? Или, может быть, воды?
Он с трудом сглотнул. Ему хотелось забыться, но тогда он снова уснет и не сможет видеть ее, говорить с ней.
Джек покачал головой и протянул ей руку, которую она сразу взяла.
— Просто… поговори со мной.
Она улыбнулась:
— О чем?
— О твоей матери. О тебе. Чем вы занимались все эти годы. Чем тебе нравится заниматься… — На последних словах голос его слегка дрогнул, так как подкатил новый приступ, и Джек закрыл глаза.
Спустя минуту он заставил себя вновь открыть их. Дочь внимательно вглядывалась в его лицо.
— Пожалуйста, — сказал он, — поговори, просто поговори.
Она начала тихим, неуверенным голосом, то и дело запинаясь, словно слова мало что значили, но для него они значили все. Каждое слово как драгоценный камень.
— Мы жили в Бостоне, в маленьком уютном домике, и у нас была мастерская, шляпное ателье. Я придумывала фасоны. Я вообще люблю рисовать.
Джек закрыл глаза, но слова продолжали звучать, и он впитывал их как губка. Это было гораздо лучше, чем опий.
— Мы часто ходили на концерты в парк, много читали. Я посещала «Академию молодых дам» и выучилась всем правилам хорошего тона, хотя сейчас об этом трудно догадаться, — сказала она чуть насмешливо и с той же милой простотой, какую он помнил у Сары. — Все мои платья где-то там, в горах.
Шей замолчала, последовала долгая пауза.
Он открыл глаза, посмотрел на нее и увидел тоску, даже глубокое душевное горе, которое она пыталась скрыть.
— Мы купим новые, — сказал он.
Но печаль не исчезла с ее лица, и снова что-то ударило ему в виски, что-то, чего он не мог забыть. «Рейф». Имя было произнесено мягко, без злобы и горечи, как звучало в его голове в течение многих лет. Но этого быть не могло. Он путает явь и сны. Дочь всего-навсего потерялась.
Шей замолчала. Она вновь пребывала в сомнении, а потом ее чудесные глаза взглянули на него на этот раз вопросительно.
— Ты уже что-нибудь помнишь? — спросила она. — О том, кто стрелял?
В голосе звучала такая тревога, что он перепугался.
Он пытался вспомнить, раз это так важно для нее. Но память сохранила только то, как он ехал верхом, как думал…
А затем события начали к нему возвращаться. Короткими, болезненными вспышками. Макклэри вытаскивает пистолет. Макклэри стреляет. Боже мой! Он сказал Макклэри, что собирается во всем признаться.
Джек смотрел в лицо дочери. Дочери, которую только что встретил, дочери, у которой были к нему свои вопросы. И понял, что не сможет объяснить ей свое прошлое и прочитать на ее лице презрение.
Джек закрыл глаза. Ему нужно время. Время, чтобы заставить ее полюбить себя. Время, чтобы побаловать ее. Время, чтобы узнать ее.
Макклэри, вероятно, ушел навсегда, особенно если подумал, что убил человека, которого так долго шантажировал. А Тайлер? Наверное, Рейф Тайлер решит, что достаточно отомщен после этого выстрела. Должен же он понять, что все подозрения сразу падут на него.
— Отец? — прозвучало очень неуверенно. Очень робко. Пройдет время, прежде чем она поймет, каким он был человеком.
Он уже не открывал глаз, притворяясь спящим, чтобы не выдать ничего, чтобы уберечься от дальнейших расспросов. Но ее слова он сохранил в памяти, как фотографию, которую можно в любую минуту вынуть и рассмотреть. Потом в памяти всплыло лицо Рейфа Тайлера, его пронзительный взгляд, полный ненависти, как тогда десять лет назад на плацу, и он понял, что Тайлер никогда не отпустит его.
Рука Шей нежно коснулась отца. Он услышал ее тихий вздох, а затем она легким движением поднялась с кресла, прошла по комнате, шагнула за порог и затворила за собой дверь. Он открыл глаза — комната была пуста.
Джек Рэндалл снова попытался шевельнуться, сесть, Это ему удалось, но только после нового приступа боли, Он рассмотрел себя в зеркале и отвернулся с отвращением. Он увидел на своем лице отражение той мысли, которая теперь все время вертелась у него в голове.
У него был один способ удержать дочь — в последний раз погубить Рейфа Тайлера.
Нужно только сказать Рассу Дьюэйну, что в него стрелял Тайлер.
Джек Рэндалл крепко стиснул зубы, стараясь проглотить свинцовый комок в горле. Рейф Тайлер или дочь. С одной стороны — чувство вины, с другой — желание узнать и полюбить свою дочь. Он уже знал, какой выберет путь. Пусть даже это ускорит его падение в преисподнюю, которого он пытался избежать последние несколько лет, делая что-то хорошее.
Но Бог его знал и поставил еще перед одним выбором. Джек Рэндалл понял, что вновь потерпит поражение. В его случае хозяином положения всегда становился дьявол, предлагавший вместо бедности — благополучие, вместо наказания — свободу. Однажды ему придется заплатить по счету, но он никогда не мог сопротивляться предложению дьявола.
И теперь, он предвидел, тоже не сможет.
Джек только жалел, что ему никак не вспомнить те слова, которые тревожили его. Слова, произнесенные шепотом его дочерью. Слова, которые он должен вспомнить.
Глава двадцать первая
Кейт приготовила цыпленка, которого зарезал Клинт. В доме оказалось очень мало еды.
Она обнаружила только лук, картофель и соль. Завтра придется привезти продукты из дому и захватить кое-что из одежды для Шей Рэндалл. Бедняжка, видно, потеряла все свои вещи в горах. Чудо, что она осталась жива.
Отец Кейт попросил ее разузнать что-нибудь о Шей Рэндалл и о тех неделях, что она провела неизвестно где. Для него было непостижимо, как женщина сумела продержаться столько времени в горах и не погибнуть, но Кейт всегда отличалась самостоятельностью и угадала то же самое качество в дочери Рэндалла. Вдоль ручья было множество заброшенных лачуг, а в лесу полно малины, чтобы человек продержался достаточно долго.
Она только восхищалась тем мужеством, которое понадобилось уроженке Востока, чтобы проделать такой долгий путь и не сломиться. Шей Рэндалл сразу пришлась ей по душе, Кейт понравилась решительность этой девушки и то, что она явно волновалась об отце, которого не знала. А ее собственный отец, подумала Кейт, просто проявляет излишнюю подозрительность.
Она отвернулась от кастрюли, когда в кухню вошла Шей Рэндалл — бледная, усталая, глаза тревожные, — и Кейт сразу прониклась к ней сочувствием.
— Как он?
