всё шли и шли, пока не прошли все до одного. Последний человек с факелом исчез за холмом, и Никос остался один.
«Отче наш…» – где-то в пустом сознании возникли родные слова. «Афродита!..» – перебило их милое сердцу имя.
Что-то дотронулось до щиколотки Никоса между сандалией и подвёрнутым краем льняной штанины. Никос инстинктивно отпрянул в сторону и посмотрел на влажную траву, в которой стоял всё это время. Прямо под его ногами расцветали ночные цветы алиссумы. Они выделяли сильный медовый аромат. Он знал этот запах с детства. Ещё бы не знать, такие цветы росли по всей Греции. Они окутывали всё вокруг, благоухая и одурманивая воображение. Запах мёда трепетал в ноздрях, вкус проникал в рот и растекался по языку. «Так вот оно что, – осенило Никоса, – вот откуда возник этот дурман!» К нему будто пришло озарение. Цветок! Это запах цветка действовал как наркотик и создавал иллюзию реальности нереального! Никос снова посмотрел в сторону, где стояли преподобные отцы и его брат с сестрой. А те в упор смотрели на Никоса и ждали его реакции, неистово молясь и беспрестанно крестясь тремя перстами. Невидимые оковы, сковывающие ноги парня, ослабли. Никос сделал шаг и пошёл под гору. «Обернись!» – прозвучало в его голове. «Не оборачивайся!» – откликнулось тут же в ответ. Никос продолжал идти. Далеко за спиной он услышал удаляющееся:
– Слава Богам!
– Слава Господу! – сказал он вслух и продолжил свой путь к православным отцам духовенства.
Дистанция между ними сокращалась. Сердце Никоса успокоилось и замедлило свой ритм так, что почти не билось. Он почувствовал умиротворение и безмятежность. Покой и тишину. Успокоение и упокоение. Это было сродни летаргическому сну. Или смерти. Подобно переходу в Рай. И этот Рай манил безмолвием и безмятежностью, отрешённостью и опустошённостью. Вдруг Никос остановился на расстоянии вытянутой руки, протянутой к нему сестрой Марией, словно Богородицей. Им вновь одолела паника. Что-то воспротивилось в солнечном сплетении сделать последний шаг. Никос стоял словно на краю обрыва. Инстинкт самосохранения тормозил желанный прыжок в бездну. «Не сейчас! – молнией пронеслось в голове. – Ещё рано… У меня будет сын!..»
– Афроникос! – закричал Никос во всё горло.
Звёзды на ночном небе расступились, образовав огромное пустое пространство. В бездонной синеве появился прекрасный женский силуэт с новорождённым ребёнком на руках. Маленькие губки сладко присосались к обнажённой, налитой молоком груди, крохотные ручки сжимали набухшую округлость. Нежный взгляд матери, устремлённый на младенца, казалось, ласкал всю Землю. Сердце Никоса было готово выпрыгнуть из груди и слиться с этим чадом. Вот он, смысл жизни! В её продолжении! Никос ласково погладил цветки алиссума под ногами, потом сорвал один и пошёл навстречу любимой.
– Нико! Брат! Во имя Господа! Во имя Иисуса Христа, Спасителя нашего, остановись! Не губи душу свою! – услышал он позади себя крик сестры.
– Не нужна мне моя душа, если мертво тело! – только и бросил Никос, отталкиваясь от земли и поднимаясь в поднебесье.
– Не губи себя! Покайся, и ты будешь спасён! – где-то вдалеке услышал он слова Ставроса.
Но его тело, мысли и разум уже были далеко. Обнимая возлюбленную Богиню, кормящую их дитя, Никос оторвался от земли, и они полетели. Находясь в невесомости и упиваясь идиллией, он вдыхал младенческий запах новой божественной сущности. И ничего более естественного, чем быть рядом с любимой женщиной и их сыном, для Никоса не было. Он чувствовал себя на своём месте. Он был счастлив.
А под ними на Земле проходил самый красивый человеческий праздник. Люди восхваляли великого Бога Прометея, создавшего первого человека, и Богиню Афину, которая вдохнула в него жизнь, подарила мудрость и смелость. Они воспевали оды во славу Богам, благодарили Зевса за силу и справедливость, Геру – за верность и порядок, Аполлона за здоровье и красоту, Гермеса за ловкость и находчивость, Ареса за доблесть и отвагу, Артемиду за справедливую охоту, Афину за мудрость, Гестию за домашний очаг, Деметру за плодородие, Гефеста за огонь, а Диониса – за вино. Словно находясь в состоянии нирваны и экстаза, собравшиеся непрестанно славили могущество каждого Олимпийского Бога, снова и снова благодарили их за великодушие и благосклонность.
Крохотные золотистые искорки светились в глазах каждого эллина. Связь между Богами и людьми вновь начала налаживаться.
Люди в чёрном двинулись по направлению к церкви Святого Николая Чудотворца и исчезли за массивной дверью в стенах храма.
А народ на священном Олимпе пел и плясал до самого утра, радуясь возвращению своих великих Создателей.
Глава 41.
Космогония
– Сначала был Хаос. Он был тёмным, пустым и бесконечным. Повсюду царила абсолютная тишина. И не было следов жизни… – Голос Афродиты звучал сквозь пространство и время. Он лился в образовавшуюся воронку человеческого сознания и заполнял каждую клетку смертного организма, делая его бессмертным. – Это ужасающее изначальное существо было одиноко. У него не было ни начала, ни конца, ни границ, ни краёв. Оно было настолько огромно, что, если бы человек жил в то время и мог летать, он бы летал всю свою жизнь, никогда не достигнув края. А если бы он начал падать в тёмную пустоту, он так же падал бы и падал, никогда не достигнув конца.
– В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою, – робко произнесло человеческое подсознание истину из Ветхого Завета.
Божественный голос продолжал:
– Через множество тысячелетий вдруг появились ещё два существа – Эреб43 и Никта44. Эти существа тоже были тёмными и обладали огромными крыльями. Они стояли друг напротив друга, открывая и закрывая свои чёрные глаза, не обмениваясь между собой ни словом. Абсолютная тишина и одиночество продолжали господствовать во Вселенной. Их единственное отличие от Хаоса состояло в том, что у них появились начало и конец. И хотя они тоже были огромными и на переход от одного крыла к другому потребовались бы месяцы, но всё равно обязательно найдётся конец. Вся эта тьма и тишина царили очень-очень долго, до того момента, пока Эрос, четвёртое начальное божество, не возник между Эребом и Никтой. Глядя на них, он стал извергать тёплое дыхание, из которого вырвалось сильное чувство, которое стало притягивать двух первородных сущностей друг к другу. Абсолютная холодность начала покидать Эреба и Никту. Они обменялись первыми словами и тем самым смогли прогнать бесконечное одиночество, которое занимало их столько веков. Они вдруг начали сливаться воедино, и из этих отношений родился Эфир45. Блестящий и сияющий, с прозрачными крыльями, он излучал божественный свет во всех направлениях. Он был улыбчивым и красивым, с огромным телом, со стройными конечностями и белой кожей. Он раскинулся по всей Вселенной и рассеял своё сияние в тёмном Хаосе.
– И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днём, а тьму – ночью. И был вечер, и было утро: день один, – вторила голосу Богини память Никоса строками из Священного Писания.
– А вслед за Эфиром родилось ещё одно, похожее на него, но женское божество – Гемера46. Блестящая, белокурая, длинноволосая дочь с белыми крыльями. Она мгновенно бросила свой молниеносный взор на брата и улыбнулась ему. Эфир увидел красивое, яркое создание, похожее на него, и очень обрадовался. И они вместе стали нести счастье во Вселенную. Эреб и Никта смотрели на своих блестящих детей, глубоко любили и гордились ими. Эфир стал самой чистой частью
