беспомощный человечишко, мучительно влюблённый в небесное светило.
– Не говори так! В тебе заложены частички меня. Каждый человек несёт в себе часть Божественного. Боги, как и люди, несовершенны. Кроме смерти, ничего нас не различает. Богам приходится даже хуже, поверь.
– Что может быть хуже смерти? В особенности грешнику.
– Скажи, мой милый, кто страдает больше после разлуки с близким человеком, умерший или оставшийся в живых?
Никос опустил глаза. Ответ был очевиден. Он вспомнил отца, и внутри всё больно сжалось. Как невыносимо жаль, что отец не увидел его избранницу, не взял на руки своего первого внука!
– Ты права, любовь моя. Как всегда, права. Скажи мне… А Рай есть? Ты была в Подземном Царстве. И на небесах была. Видела ли ты Царство Небесное для безгрешных и покаявшихся душ?
– Все души, покидая тело, уходят в мир мёртвых. Все до единой. Там нет жизни. По крайней мере такой, какую душа проживает в живом теле. Однако в царстве Аида есть Асфоделевый луг, Элизия и Тартар…
Было видно, как Афродита вся напряглась, тщательно подбирая слова, чтобы снова случайно не испугать чувствительного, невинного, внимающего каждому её слову Никоса. Она ужасно боялась нарушить их идиллию.
– Смотри! – тихо сказала Афродита и перевернулась на живот.
Никос сделал то же самое, не в силах оторвать от неё глаз. Через треугольную тканевую щель палатки проникал тусклый свет. Светало. Солнце ещё не показалось из-за горизонта, но розовое свечение между небом и землёй и тусклые звезды уже предвещали его скорое появление.
– Сказать тебе, в чём счастье? Суметь поймать утренний луч до того, как его поймает первая травинка, застать лунный свет до того, как он разбудит ночную фиалку или цветок алиссума. Перехватить у них первую информацию и сохранить её у себя в сознании. Прислушаться к природе, понять её тайны. И тогда в тебе начнёт просыпаться божественное. Ты почувствуешь, как твой дух меняется, приобретает новые ароматы и краски. Ты станешь одновременно хозяином и слугой своей планеты, родителем и дитём её природы. – Афродита затихла, предоставив парню время проникнуть в смысл её слов. Потом продолжила: – Когда-то человечество решило закрыться от окружающей его среды и развернуло взгляд внутрь себя, сконцентрировавшись на спасении лишь собственной души. Не думай о том, что станет с твоей душой после смерти, любовь моя. Жизнь – она здесь и сейчас. На Земле, но не под ней. Перейдя в другую ипостась, ты станешь прекрасным удобрением для почвы, из которой будут прорастать трава, цветы и деревья. Поэтому позаботься о том, каким будет твоё существование на этой Земле и какое наследие ты оставишь после себя. В вас заложены не только душа и плоть, в вас есть живая природа. Каждый человек – это частичка Земли, а Земля – элемент Вселенной. Все мы, и смертные, и бессмертные, частицы одного большого организма, который живёт и дышит только благодаря гармонии между нами. Не бойся идти на поводу у своих желаний, прислушивайся к своей внутренней природе, наблюдай за внешнем миром, создай между собой и им равновесие и объедини их в симфонию. Работай над красотой мелодии, прочувствуй каждую струну, и твоя душа запоёт…
Никос смотрел на пунцовую зарю, атласной лентой пролегающую над горизонтом, и видел, как из неё рождается огненно-красное солнце. Ему снова казалось, что голос Афродиты звучал именно оттуда, с небес. Его глаза слипались…
– Мне нужна молитва, – пробормотал Никос, засыпая. – Как мне теперь молиться?
– Говори только то, о чём думаешь, любовь моя. Развивай свою философскую мысль каждую минуту своего существования: от первого вздоха при пробуждении до последнего всплеска бодрствующего сознания. Пытливый ум – ищущий ум. Ищущий – живой. Нашедший готов к смерти. Мы породили философов, так будь же им. А теперь спи, мой дорогой, тебе нужно набраться сил. Они тебе завтра понадобятся…
Посреди цветущих деревьев, в прозрачном, как чистый воздух, платье, сквозь которое проглядывало идеальное нагое тело, перед ним стояла невеста. Изумрудные глаза преданно смотрели в черные как ночь глаза суженого и растворялись в них, вверяя свой лучезарный свет. Он лился и исчезал в кромешной темноте глаз Никоса, которые безвозвратно поглощали собой божественные лучи. Он стоял в чёрном костюме жениха. Пиджак был слишком удлинённым и больше походил на рясу священника. Грубая шерсть колола и сковывала движения. Никос боялся прикоснуться к нежной, словно крылышко бабочки, невесте, опасаясь повредить её хрупкую плоть.
– Обручается раб Божий Николаос рабе Божией Афродите, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, Аминь!
С каждым словом священника невеста становилась всё тоньше и прозрачней, пока не растворилась совсем, оставив за собой лишь дрожавший воздух полуденного зноя.
Никос вскочил на покрывале и стал в панике оглядываться по сторонам. В палатке мирно сидела Афродита и кормила грудью маленького Афроникоса. Молоко стекало с уголка сладко причмокивающего розового ротика, глазки сонно заволакивала упоительная эйфория.
– Страшный сон, милый?
Едва слух уловил родной голос, Никос стал успокаиваться. На место тревоги снова пришли покой и блаженство.
Никос приблизился к полуобнажённой Афродите вплотную, потом осторожно, чтобы не спугнуть дремавшего малыша, поцеловал её в губы. Ещё немного полюбовавшись обворожительной красотой своей возлюбленной и их сыном, так неожиданно ставшими частью его жизни, он тихонько выдохнул и произнёс:
– Афродита, любовь моя, во имя всего, что тебе свято и дорого, окажи мне, смертному, но безумно влюблённому, честь… – Он запнулся, сглотнул, но быстро овладел собой и произнёс: – Стань моей женой!..
– Как это современно – сначала соблазнить девушку и только потом под венец позвать! – неожиданно сыронизировала Афродита. – А я уже думала, что ты никогда не вспомнишь о своём долге! Зевс не прощает несоблюдения законов. А уж алименты какие он назначил бы за брошенное дитя… Ни на земле, ни под ней тебе не расплатиться!
Никос, раскрыв от неожиданности рот, захлопал глазами. Отголоски сна ещё бродили по остаткам памяти. Какого Зевса? Нам нужен священ… Его мысль оборвалась, будто кто-то взял и перерезал её ножницами.
– Шучу, милый, ну конечно же я согласна! Я никогда ещё не была замужем за смертным мужчиной. А ты, любовь моя? Я же у тебя первая Богиня, не так ли?
Афродита развеселилась не на шутку. Она не умела скрывать своих чувств. Особенно сейчас, когда радость вытекала из неё, как вино из опрокинутой чаши. Брызги счастья так и плескались вокруг, оживляя высохшую траву и превращая её в цветущий ковёр.
– Первая и единственная!
С этими словами Никос взял у молодой мамы из рук уснувшего малыша и бережно переложил его на благоухающую мягкую поляну. Афродита тут же протянула навстречу Никосу руки и прижала его голову к тёплой, пропахшей молоком груди. Они предались сладкой любви, священной и греховной, душевной и плотской, блаженной и страстной…
– Сегодня второй день праздника в честь Прометея, а значит, будут проходить венчания и крещен… прости… наречения младенцев и всех, желающих изменить свои имена. Мы смогли бы обвенчаться прямо сегодня.
Никос едва выглядывал из густой пены волос Афродиты, разметавшихся волнами по смятой траве.
– О, это было бы прекрасно, счастье моё!
– Думаешь, Орест согласится стать нашим жрецом?
– А может, позвать Аполлона?
Никос вытаращил на Афродиту испуганные глаза:
– Ты серьёзно?
– Ну… не знаю… – с притворным недоумением протянула Афродита. – Думаю, будет некрасиво с моей стороны не позвать родственников на собственную свадьбу, не так ли?
– Не издевайся, прошу, я и так уже перестал понимать, когда я сплю, а когда нет. Ты и правда думаешь,
