— А если не отпущу? — она была на голову ниже, но бешеные зеленые глаза оказались совсем рядом, а медно-золотая коса хлестнула по лицу, и увернуться от нее, как от клюки, не вышло. О-у-у, а вот сейчас коса и впрямь сплетена из медной и золотой проволоки, по физиономии точно ломом огрели!
Хватка Калтащ слишком напоминала хватку старого знакомца, каменного великана Богдапки, а против того у медведя из костей и шкуры не было шансов. Просто Хадамаха хорошо понимал — не вывернется, на уважение может не рассчитывать: ни на ее, ни на свое собственное. Такое мог учинить только медведь, выросший в постоянной грызне с молодыми медведицами, тяжелыми, сильными и когтистыми, да еще и неуправляемыми в ярости, способными задрать кого угодно, а потом взахлеб стонать над покойничком. Как говорит старая мудрость: «Лучше пусть медведица на тебя злится, чем над тобой плачет!» Хадамаха всадил когти в ствол мертвого дерева. Опора на руки и спину… и стремительный, изо всех сил толчок обеими ногами. И сразу рывок в сторону!
— Уфф! — Ноги тараном врезались в живот Калтащ. Девушка согнулась пополам и отлетела назад, грянувшись спиной об ствол. Сползла к корням, прижимая руки к животу, и тут же вскочила, как пружинка из горных мастерских.
— Как ты пос-с-смел! — зашипела она, зелень глаз налилась нечеловеческой и немедвежьей яростью — грозной яростью содрогающейся земли! Шагнула к нему, готовая убивать… И остановилась.
Хадамаха все-таки недостаточно быстро вывернулся. Когти на горле сделали свое дело. Он полулежал, привалившись плечом к дереву, и сквозь зажимающие горло пальцы частой капелью сыпались ярко-красные, как болотная ягода, капли.
— Полудурок! — ахнула Калтащ и кинулась к нему.
Голова кружилась невыносимо. Мертвый лес вел вокруг хоровод, словно Хадамаха сам стал старухой-иняку. Ему даже захотелось погнаться за шустрым деревцем — если вцепиться в него когтями, может, удастся устоять на ногах. Поздно, деревце стремительно удалялось, а земля приближалась. Хотя приняла его земля неожиданно мягко, точно на теплую пушистую шкуру упал. Что-то завозилось под головой, давая опору искалеченной шее. Перед глазами все равно плыло, и он вовсе не удивился, когда сквозь мерзлую землю вдруг начали пробиваться травки и цветочки — самые разные! Пальцы Калтащ рвали их. Из земли забил родничок — судя по бурлящим пузырькам, вода была нестерпимо горячей. Но не горячей его горла — когда влажная травяная масса хлопнулась на рану, он ощутил блаженную прохладу. Мягкая шкура обернулась вокруг шеи. В губы ткнулась деревянная плошка с сильно пахнущим отваром.
— Пей, полудурок! — скомандовала Калтащ. — Пей-пей, уже можешь. Я не ваши шаманы, у меня все быстро…
Хадамаха покорно глотнул, ожидая лютой боли… Отвар оказался не слишком вкусным, но скользнул в горло легко и прихватил с собой часть пульсирующей боли.
— Ты что, вовсе дурной? — с усталой досадой спросила Калтащ. — Я бы тебя отпустила! Потом… Когда закончили разговор!
— Я не хотел так разговаривать, — сказал Хадамаха. На самом деле сказать не получилось, боль вгрызлась в шею по новой. Оставалось только шептать, а в шепоте нет достаточной твердости.
— Так сильно не хотел, что готов был себе горло разворотить?
— Готов, — отрезал Хадамаха, исподлобья, совсем по-медвежьи заглянул в глаза духу земли. Нету твердости в голосе, пусть будет во взгляде. — Я тебе не щенок, чтобы ты меня за шкирку хватала и носом тыкала!
— Я вообще-то Мать-земля, — неуверенно возра зила сидящая напротив меднокосая девушка. — Вы для меня все щенки.
— Тогда уходи, — выдавил Хадамаха. Отвар действовал, но говорить почему-то стало еще труднее, а боль вспыхнула в груди с такой силой, что он даже опустил голову — поглядеть, не всадила ли Калтащ каменные когти ему прямо в сердце.
— И уйду! — меднокосая вскочила и принялась мерить шагами расстояние от одного мертвого дерева до другого. — Твой Донгар говорит, я такого, как ты, еще тысячу Дней не найду! А я найду — очень ты мне сдался! Меня Эрлик, вон, постоянно зовет! И к Нуми-Торуму я тоже вернуться могу! Правда, у них на Верхних небесах такая скучища! — она скорчила гримаску и уселась рядом с Хадамахой, поджав под себя ноги. Толкнула чашку под дно, заставляя его глотнуть еще отвара. — Другой медведь от счастья бы хвост себе отгрыз, если бы я на него чуть-чуть внимание обратила!
— У меня слишком короткий хвост, чтобы его грызть, — сообщил Хадамаха. — Чуть-чуть внимания мне мало. И я тебе уже говорил — мне не нравится ваш с Седной план прихлопнуть людей как мух!
— Мух, по-твоему, прихлопывать можно? — агрессивно прищурилась Калтащ. — Я стараюсь, мух этих развожу, породы новые мушиные создаю… А вы за ними с мухобойкой!
— Блох тоже ты создала? — безнадежно спросил Хадамаха.
Калтащ покосилась на него опасливо и не ответила. Я-а-асно…
— Тебя-то я в любом случае не дала бы прихлопнуть! — выпалила Калтащ.
Хадамаха посмотрел на меднокосую неприятным взглядом. Хотя чего ожидать от девицы, которая создала блох?
— Калтащ, — веско сказал он. — Ты спрашивала, считаю ли я тебя колмасам. Так вот — да!
Новой вспышки ярости не последовало. Девушка только тяжело вздохнула, умащиваясь поудобнее рядом с ним.
— Ясно, уцелеть одному тебя не устроит, — она снова вздохнула и протараторила: — Я согласна! Я не буду помогать Седне, я буду защищать вас, людей… если вы защитите меня! Что ты выяснил? Я, между прочим, за этим пришла, а вовсе не с тобой мириться!
— Хороший мир: полгорла когтями вырвала! — прохрипел Хадамаха.
— Я не вырывала! Ты сам вырвался, а не вырывался бы, и горло было бы целое! Ты сердишься, да?
Он подумал, пощупал горло — почти уже не болело — и нехотя признался:
— Я ж Мапа. У нас в племени, когда за медведицами парни ухаживают, вечно клочья шкуры летят. Не могут девки без когтей! А выяснил я, что здесь тоже есть проход в Нижний мир к Рыжему огню. Черные кузнецы с шаманами — твои… — ужасно не хотелось говорить «потомки». Хадамаха замешкался и наконец выдавил: —…родственники, в их жилах черная вода есть. В Сюр-гудском храме люди Советника тоже воду в людей закачивали, новых черных сделать пытались. А на здешней Буровой жриц для примера взяли. Най-эква в древние времена Голубой огонь в жриц вселила, вот жрец Губ-Кин хочет сделать так же, только для Рыжего. У него даже получилось. Почти. Не совсем. Дяргулей, красных волков, утопить пришлось, иначе бы они нас сожрали, — извиняющимся тоном пояснил Хадамаха. — А Огненных пчел Донгар сумел разделить — пчелы отдельно, котлеты отдельно… То есть эти… духи Огня отдельно! Проход в Нижний мир здесь узенький, Хакмар уже смотрел. Если что, заделать можно! И все тихо-мирно, никаких чэк-наев!
Рассказывать, что Хакмар вовсе не хочет запечатывать проход, Хадамахе было боязно, а скрывать — глупо. Это ж Калтащ, узнает, опять рассвирепеет!
— Хакмар хочет с Рыжим огнем… разобраться: что он такое да как им безопасно пользоваться. Я думаю, он прав! Один раз до Рыжего огня уже добрались — вы, духи, черных шаманов извели. Тысяча Дней прошло — снова добрались. Может, пусть будет Огонь, раз все равно его находят? Хакмар хочет расследование… нет, у него называется — исследование! — в южные горы перенести. У них там безопасно, вреда от Огня не станется. Аякчан проверять будет. Наверное, мы с Донгаром тоже… Если тебе от тех исследований станет больно, мы горцев быстро в чувство приведем.
— Все это хорошо… — кивнула Калтащ. И вдруг с тихим стоном прошептала: — Только все не то, Хадамаха! — Она вскочила и снова заметалась по полянке. — Я тебя слушаю: проход в Нижний мир, Рыжий огонь, чэк-наи… а сама чувствую — беда идет! Не от Буровой и не от чэк-ная! — Глаза у нее были красные, точно Калтащ долго плакала. — А здесь, у вас, что творится?
— Все в долги влезли, все поссорились. Донгар пришел — вроде перестали, хотя иногда еще разнимать приходится. Думается мне, шаман Канда виноват.
— Шаман Канда-а, — Калтащ презрительно оттопырила розовую губу. — Слабенький беленький шаманчик — как он может такую большую беду устроить?
— Да какую большую! — хмыкнул Хадамаха. — На маленьком кусочке тайги племена передрались! Одного нормального стражницкого участка хватит здешнюю беду разогнать!
— Ты так думае-ешь? — ехидно протянула Калтащ. — Это у тебя таежная точка зрения! Знаешь, что про вас в городах говорят? От Столицы до Магга-Данна! Мапа, Амба, крылатые — вы теперь модная тема! Говорят, вы великие охотники… быстрые, стремительные, вся дичь в лесу — ваша!
Хадамаха не спешил польщенно улыбаться — слова Калтащ звучали как-то настораживающе.
— Так что рядом с вами стойбища людей вымирают от голода! — закончила Калтащ. — Вы сильные, могучие, в вас влюбляются все девушки… а в первую же свадебную Ночь вы их пожираете, сопя, чавкая и брызгая кровью! Уже даже несколько песен-олонхо и историй-тэлунгу сочинить успели. — И Калтащ нараспев проговорила: — «И сказал женщине ее муж-медведь: уж сколько я тебя кормлю, когда же ты пополнеешь? И поняла женщина, что дурное ее муж задумал — съесть ее хочет!»
