— Шкуры снимать аккуратно — за испорченные ничего не получите!
— Я лучше всех со шкурами работаю, господин, спроси кого хочешь! — перед Кандой выскочила женщина. У пояса ее висели ножи и скребок для шкур. — Я за троих мужиков отработаю — только дай еды! Еды дай, дома дети голодные! — Стражники ухватили ее за локти и утащили, но ее вскрики еще долго были слышны.
Хадамаха неодобрительно поглядел на продвигающуюся к Буровой вереницу людей: тощих, измученных, уставших. Теперь что, им еще и сочувствовать: с голодухи приперлись с медвежат шкуры снимать?
— Ладно, помните мою доброту! — снисходительно махнул рукой Канда. — До Буровой доберемся, всех покормлю. — И с насмешливым удовольствием следил, как по тощим шеям людей точно шарики прокатываются — сглатывали, уже заранее мечтая о сытном ужине, первом за долгую Ночь. — Будете потом за еду всего вдвое должны.
Канда зашагал в начало колонны, на ходу бросив старому стражнику, дядьке Бата:
— Когда со жрецами закончим… отберешь из запасов Буровой все, что с душком, и поставишь ту бабу, пусть варит!
— С жрецов тоже станем шкурки снимать? — мрачно буркнул дядька Бата.
— Дай Эндури господам жрецам здоровья, разве ж можно? — замахал на него Канда. — На Буровой у нас дело ответственное, можно сказать, поручение храмовое! Содержать здешнюю Буровую Храм больше не желает, передумали в нашей глухомани Голубой огонь искать. Вот и повелела нам наша, местная, госпожа жрица Буровую прикрыть, а жрецов обратно отправить!
— Без припасов через тайгу?
— Не расплатились господа жрецы за припасы, значит, мои они, кому хочу, тому и скормлю! — отрезал Канда. — Я хоть самих господ жрецов в котле сварить не норовлю, как вот ты!
— Я? — аж шарахнулся дядька Бата.
— А кто ж? — вкрадчиво поинтересовался Канда. — Ты сказал, что со жрецов надо шкуры снять, разве нет?
— Так я ж того… пошутил!
— С Храмом не шутят, — прошипел Канда. Усмехнулся победно, глядя на раздавленного Бату, и отвернулся… наткнувшись взглядом на столь же неприятно усмехающуюся Тасху. — Чего лыбишься?
— Скажи своему чурбаку-стражнику, чтобы руки ко мне больше не тянул, а то разозлюсь, — все так же улыбаясь, бросила Тасха.
— Что мне до твоей злости? — буркнул Канда.
Неслышным тигриным шагом Тасха скользнула к нему и шепнула в ухо:
— Дяргулей твоих нету больше. Ежели я разозлюсь — кого за жрецами пошлешь, чтобы их отгрызенные головы в городе к ступенькам храма выкатить? На убитого шаманенка Храм может и наплевать, а за жрецов храмовницы сами моих уцелевших родичей в пепел пожгут. А славного Канду, мстителя тиграм-убийцам, наградят. И разбираться не станут, кто раньше помер: Мапа с Амба или жрецы с Буровой.
Неслышно следующий за ними Хадамаха аж задохнулся. Умна Тасха, ох, как умна, если про такое смогла догадаться. Надо уговорить Донгара ее в жены взять — иметь в соседнем стойбище такую умную тигрицу для всей тайги опасно. С ней только черный и справится.
— Дура ты. Колмасам, — сказал, будто выплюнул, Канда. — Нужна мне их награда! Эй, Хуту! Хочешь тигриную девчонку? Забирай! — И, схватив девушку за руку, швырнул ее Хуту.
Стражник глумливо рассмеялся, обхватывая девушку обеими руками. Тасха глухо вскрикнула… Хадамаха рванулся сквозь кусты ей на помощь. Заорал Хуту, закрывая лицо обеими руками. Пять длинных царапин, как ножевых разрезов, пересекли лоб и щеки, кровь текла сквозь стиснутые пальцы. С издевательским хохотом Тасха пронеслась мимо Канды — только подол парки мелькнул — и исчезла между стволами деревьев. И словно в насмешку со стороны Буровой грянула лихая плясовая — задорно звенели струны «соплюхи».
— Что там такое? — возмущенно вскинулся Канда — плясовую он ожидал услышать меньше всего. — Господа жрецы вприсядку по Буровой скачут? Стражники, за мной! — и ринулся сквозь густой подлесок к вырубке.
— Не нравится мне это! — обматывая физиономию стонущего Хуту берестяным бинтом, бормотал дядька Бата. Плясовая дерзко разносилась по тайге, стонали струны «соплюхи», будто заходились хохотом. — Убраться бы нам отсюда, а, люди?
Хадамаха раздвинул ветки и высунулся на тропу.
— Поздно уже убираться, дядька, — доверительно сказал он. — Теперь уже только вперед!
Ветви раздвинулись с другой стороны тропы, и оттуда выглянул отец:
— Слыхали, чего сынок мой, Хадамаха, велит? Вот и шагайте!
Из кустов рядом с отцом торчала ухмыляющаяся морда Брата. На тропу позади людей с гибкостью ленты выскользнул тигр. Сверху раздался клекот крылатого. Людей и без него к Буровой подгонят — Хадамаха рванул к вырубке, боясь пропустить хоть миг занимательного зрелища.
Стражники сбились в кучку и даже выставили перед собой копья, точно собирались отбиваться. А парочки хоровода вприпрыжку с визгом неслись прямо на копья… легко разворачивались у самого острия — девчоночьи косы со свистом разлетались под самыми носами стражников и летели обратно в такт музыке. Среди танцующих неуклюже, но весело прыгали младшие жрецы Буровой. Старший жрец Губ-Кин, широко, прям по-медвежьи, распахнув объятья, надвигался на застывшего в ошеломлении Канду.
— А вот и вы! — с пьяным радушием вскричал жрец-тойон. — Вот только вас нам… ик… и не хватало! — и с этим двусмысленным заявлением облапил Канду за плечи, троекратно облобызав в обе щеки. — Но он так всем и сказал, что вы обязательно явитесь!
— Кто сказал? — пытаясь вывернуться из объятий жреца, прохрипел шаман.
— Так ученик ваш!
— А он что… живой? — вырвалось у Канды.
— Что ему сделается! — искренне заверил жрец, тыча в наяривающего на «соплюхе» Донгара. Тот весело помахал Канде. Из-за его плеча уже скалилась ехидная Тасха.
— И тигры, и медведи, и крылатые — все вас так ждут, так ждут!
Канда окинул взглядом запруженную народом вырубку и понял — ждут. Аж облизываются.
— Господин ма-астер! Господин Хакма-ар! — мимо, путаясь в подоле, пробежала его собственная дочь и вломилась в толпу, энергично пробиваясь к кому-то, видимому только ей. Толпа зашевелилась — кто-то столь же энергично пробивался прочь, сматываясь от счастливо визжащей госпожи Эльги.
— День-то какой, господин шаман! — довольно объявил жрец. — Большой, можно сказать, День! — Подумал и добавил: — А стражу зачем взяли? Раньше вроде не боялись по тайге ходить? У-у, а мешков-то сколько! — с любопытством разглядывая поваливших из леса мужиков под охраной тигров и медведей, протянул он. — За клюквой, что ли? Так вроде рано…
— У нас к вам поручение, господин жрец, — пробормотал Канда, растерянно оглядываясь на пляшущих разом Амба и Мапа. Все явно шло не по плану. — Мы тут все… от имени и по поручению. От имени жриц.
— Кто тут от нашего имени высказывается?
Полог наскоро собранного шалаша отлетел в сторону, и на вырубку шагнула… жрица.
Такая… всем жрицам жрица, что даже хоровод встал. Струна взвизгнула под пальцами Донгара. И даже Золотая, отлично знавшая, что она увидит, одобрительно рыкнула.
Легкий ветерок заставлял волноваться подол белоснежной длинной рубахи… то и дело приоткрывая высокие, до середины стройных бедер разрезы по бокам. Талию Аякчан стягивал шитый золотой и голубой ниткой пояс, такой широкий и плотный, что талия казалась неправдоподобно тонкой. Вышитые языки Голубого пламени, как настоящие, колыхались на рукавах и разбрасывали золотые искры блесток. Голубые волосы были тщательно уложены в похожую на корону прическу. Аякчан неспешно и горделиво скользила над вырубкой, так что не сразу и замечалось, что она не идет, а летит над землей. Ноги ее были босы, как и положено жрице, побеждающей любой холод Жаром внутреннего Огня. Вместо обычной меховой пелерины-сили на плечах колыхался плащ чистой сапфировой синевы, подбитый соболями, и пушистый мех окружал мягким облачком тонкое надменное личико.
Незнакомый молодой тигр длинно присвистнул, разглядывая плывущую по воздуху девушку:
— Да она красавица, эта жрица! Если ее под елками погулять пригласить — как думаешь, пойдет?
— Им вроде нельзя… — промямлил его приятель, но видно было, что и сам бы куда угодно пригласил голубоволосую красавицу.
— Нет, не пойдет! — вываливаясь из толпы, решительно рявкнул запыхавшийся Хакмар. — Вот конкретно ей — нельзя!
Парочка тигров настороженно покосились на Хакмара.
— Слышь, конкретный горец, а подраться за нее — слабо? Только без меча! — буркнул один.
— Вы тоже когти отстегнете и зубы вынете? — Хакмар любовно огладил клинок.
Тигры еще подумали… И сдались:
— Твоя взяла, горец! Но если ей с тобой гулять наскучит… Ради такой девчонки я и с твоим мечом встретиться рискну!
Аякчан тем временем доплыла до Канды и, глядя на него сверху вниз, поинтересовалась:
