А потом Егоров-старший тихонько рассмеялся:
— Значит, вы уходите? В очередной раз потеряли моего сына и сбегаете?
В ином случае я бы поджимала губы, стискивала кулаки, злилась, но сейчас в груди было пусто. Едкие слова не задевали — просто пролетали мимо, не попадая в цель.
— Не сбегаю, а увольняюсь, так как совершеннолетним мальчикам няньки не нужны. И не потеряла, — глубоко вздохнула и на секунду прикрыла глаза. В ушах зазвенело. — Я знаю, где он. Ваш сын расслабляется на озере в компании юных, красивых и отчаянных барышень. И заметьте, в отличие от меня, которую вы обвиняли во всех смертных грехах, у них медкнижки. Даже справки нет. Именно то, чего вы боялись.
Гулять так гулять? Почему бы не высказать работодателю всё как на духу? Молодец, Лада, не один Тим сегодня отличился.
Но Алексей Андреевич не смеялся, не улыбался и даже не хмурился. Он печально вздохнул, отодвинул своё рабочее кресло и уселся за стол. Указал мне на стул, предлагая присесть. Я осталась стоять.
— Лада Владимировна, — медленно, с расстановкой начал он, — в прошлый раз я действительно не хотел вас обидеть. Я просто сравнивал себя и сына, делал соответствующие выводы и принимал решения.
Да, помню, он сказал, что сам бы давно уже затащил меня в постель на месте сына.
— Я был несдержан в словах и за это приношу свои глубочайшие извинения. Уходить или нет — ваше решение, но если мои слова как-то на него повлияли… мне жаль. Не решайте сгоряча.
Вновь вспомнился прошлый раз. Предложение остаться, убить разом двух зайцев. Пусть тогда он был груб, а сейчас приносит извинения, но…
— Алексей Андреевич, почему вы настаиваете? Вы же согласны, что Тиму не нужна няня. Это глупо, — поинтересовалась я, всё же присаживаясь на стул. Полы халата разъехались, открывая голые коленки, которые работодатель проводил внимательным взглядом.
— Скажем, я считаю себя во многом виноватым в вашем решении, — пояснил он. — Вы с Тимом ладите…
Ладите. Какое корректное и глупое слово. Я не выдержала:
— Даже если я спала с ним, что с того? Тем более мне не нужно оставаться.
— Он одумается. Просто дайте время. Подумайте.
Я сглотнула. Кажется, отец действительно знал слишком многое. Камеры? Или видел всё сам? Или просто я выгляжу настолько подавленной, что без слов ясно, в чём проблема?
— Но я понял про увольнение. Если уйдёте, ваше право. Меня вы предупредили, жене сообщу.
Алексей не требовал от меня ответа. Впрочем, для этого не было ни сил, ни возможностей, в горле стоял комок. Время… хорошо, уговорили, попробую ещё раз. Я коротко кивнула и вышла из кабинета. Дошла до своей комнаты, взяла с кровати телефон, подержала его немного в руках. Ни единой смс-ки, ни единой попытки позвонить, связаться, вернуться домой или сказать хоть что-нибудь.
Я долго держала палец над номером, не решаясь набрать, потом всё же нажала вызов. Гудки, гудки, гудки. Автоответчик. Ещё один раз. На третий раздался хриплый, заспанный голос Тима:
— Да?
— Уже утро. Ты приедешь? — поинтересовалась я.
В ответ раздался стон, чертыхание, шелест. Он всё ещё в парке или нашли с девочками место получше? Вредное ревнивое подсознание подкинуло картину обнажённого подтянутого тела на кровати и девушки, цепко обвивающей его во сне руками и ногами. Мы так не спали. Слишком пошло, слишком неправильно, но… чё-ёрт.
— Лада? — удивлённое.
— Нет, Агент 47 по твою душу, — усмехнулась, вспоминая о бордовом галстуке, висящем в шкафу. Подарке. — Мы вчера не всё решили, готов приехать и обсудить?
Он хрипло рассмеялся. Снова выругался.
— А почему бы тебе не приехать?
— Приезжала вчера. Не понравилось.
— А таскаться с Вероцким понравилось? — вдруг вспылил он.
Сердце кольнуло. Перед глазами вновь встала картина: простыни, девушки… ночь, озеро, маленькая, но голая грудь. Малолетки — такие ему и нужны, если даже протрезвев считает, что я «таскалась». Ревнивый болван!
— Тим, давай поговорим лично и спокойно, — сдержавшись, попросила я.
— Ответь на вопрос, тогда и поговорим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я ответила вчера! — Нервов становилось всё меньше, голос всё громче.
— Ну-ну…
Всё такое же хриплое, блядское, чёртово нуканье. Мальчишка! Чёртов мальчишка, которому ещё взрослеть и взрослеть.
— Отлично, — бросила я и отключилась.
От-лич-но!
Побросала вещи в сумку, собрала компьютер, застелила постель, поймала Фая в переноску, расцеловала Моник. На всё про всё полчаса. Обняла на прощание Настю, которая, кажется, тоже прекрасно знала о наших не самых педагогичных — или самых непедагогичных — отношениях с Тимом. А кто вообще в этом доме не знал? И ушла.
Возможно, когда-нибудь Тим повзрослеет.
А я просто ушла.
— 75-
Неестественное, мерзкое беспокойство охватило Тима сразу после разговора с Ладой. Сразу после скептического хмыканья Димки, прекрасно слышавшего весь разговор. После разрывающей боли в голове, которой сопровождалась попытка подняться. Захотелось действительно кинуться со всех ног домой, поймать, поцеловать…
Но он сдержался, решив всё же сначала заехать к более лояльным к разного рода гулянкам Дериглазовым: умыться, выпить что-нибудь от похмелья и переодеться. Шмотки друга Тиму были малы, но, кажется, в шкафу завалялись его же старые джинсы и толстовка — памятный сувенир после грандиозного побега от прошлой няни.
А когда он всё же приехал домой, оказалось, что беспокойство было не беспочвенным. Во-первых, потому что дверь в комнату Лады была открыта нараспашку, а внутри не было ни одной её вещи. Во-вторых…
— О, сын, вернулся? Как ночь? Хорошо погулял? — весело спросил отец, останавливаясь в дверях.
Тим к этому времени успел уже оббежать весь дом в поисках своей гувернантки, а теперь бродил кругами по её комнате, раз в пятый набирая знакомый номер. Но добрый голос оператора каждый раз повторял, что «абонент недоступен или находится вне зоны действия сети», и советовал оставить сообщение на автоответчик после сигнала. Появление такого бодрого и счастливого отца тоже не предвещало ничего хорошего. Разве что кровавый снег посреди лета.
— Где она? — вместо ответа выдавил Тим.
Отец словно издевался. Стоял, заложив руки в карманы, как мальчишка, вертел головой по сторонам. Он внимательно осмотрел комнату и переспросил:
— Кто?
— Где Лада? — Тим нахмурился.
— Ааа, няня! — Алексей кивнул, делая вид, что только сейчас понял суть вопроса. — Ты же взрослый, мы с мамой решили, что теперь гувернантки — пустая трата времени и сил.
Он веселился, он знал настоящий ответ и сейчас провоцировал сына. И Тим прекрасно это понимал. Отец, преследуя собственные цели, иногда бывает жестоким. Как и он.
— Где она? — рявкнул Тим. — Вы её уволили, потому что меня не было дома?
— Значит, так? — Улыбка сползла с отцовых губ. Он подобрался, стал серьёзней, уверенней, жестче. Шутовская оболочка лопнула, как мыльный пузырь. — Не мы, ты сам её уволил. Лада Владимировна сказала, что не желает больше терпеть твои выходки. — Он замолчал, но стоило Тиму попытаться открыть рот, добавил: — А также детскими истериками, беспочвенной ревностью и жаждой абсолютной свободы. Я прав?
Тим застыл. Замер, не в силах ничего ответить. Он… он знает?
— Что? Мы не…
— Неужели? Как тогда объяснишь, что устроил пьяный дебош на озере именно после того, как я попросил Свету помочь вытащить из дома одну милую гувернантку, пока мы будем отдыхать с Лисиными?
Свету? Светлану Борисовну? У Тима перехватило дыхание.
— Вероцкую? — прорычал он.
— Память не отшибло, — отец пожал плечами. — Заботливый отец решил проверить, что сын не совершает ошибок. Проверка провалилась. Свободы ты хотел больше, чем девушку. Ты этого добился.
Алексей вздохнул, сочувственно потрепал сына по плечу и развернулся, собираясь уходить. Уходить! И даже сделал пару шагов по направлению в коридор… А у Тима голова взрывалась от мыслей. Вероцкий. Вчерашний день. Лада.
