— Да, и я заранее предупреждаю, что дело не очень хорошее.
— Ничего страшного. Мне уже приходилось защищать абсолютно безнадежных обвиняемых. Если на моей стороне ты, мы разгромим их в пух и прах.
— Я не на твоей стороне, Бигги. Я свидетель обвинения.
Бигги присвистнул.
— Черт тебя подери! А почему же ты тогда ищешь адвоката? Дело в деньгах?
— Более или менее. Это грязная история. Но мы хотели бы сделать все, от нас зависящее, для этого бедняги. Понимаешь, мы приехали туда сразу после свадьбы, бесконечно счастливые… И вдруг случается такое. Местные полицейские руками развели. И вот являемся мы, сытые и довольные, и навешиваем убийство на безродного беднягу, у которого нет ни гроша в кармане и который, в сущности, не сделал нам ничего плохого. Он просто тихо копался в нашем саду… Мы хотели бы найти ему лучшего адвоката.
— Начни-ка с самого начала.
Питер начал с самого начала и рассказал до самого конца. Биггс изредка задавал вопросы, поэтому все это продлилось довольно долго.
— Да, Питер, хорошенькую свинью ты мне подсовываешь. Включая собственноручное признание обвиняемого.
— Он же еще не давал показания под присягой. Шок, нервы, страх. Да еще мой подлый трюк с цветком.
— Но он наверняка повторил все в полицейском участке.
— Он просто отвечал на вопросы. Право, Бигги, нечего беспокоиться о таких мелочах!
— Есть цветок, крючок и леска в цепи.
— А кто сказал, что это сделал Кратчли? Может, это старина Ноукс так развлекался?
— И потом он не вовремя полил цветок и протер горшок.
— Брось! Есть только точка зрения викария по поводу метаболизма кактусов.
— А что ты скажешь о мотиве?
— На одном мотиве дела не построишь.
— Построишь. Девять из десяти присяжных построят.
— Замечательно. Там у целой дюжины людей есть мотив.
— Например, твоя малышка Твиттертон. Могу я хотя бы намекнуть, что у нее тоже был отличный мотив?
— Если только сможешь ей объяснить, что между леской и падением цветка есть какая-то связь.
— Хм! Кстати, если бы вы не приехали, каков был бы следующий шаг убийцы? Что, по его мнению, должно было произойти дальше?
— Если убийцей был бы Кратчли?
— Да, он ведь должен был понимать, что первый, кто войдет в комнату, обнаружит на полу гостиной мертвого старика.
— Я об этом думал. Первой, кто вошел бы в комнату, оказалась бы мисс Твиттертон. Ключ был только у нее. Но она была полностью в его власти. Не забывай, они по вечерам целовались на церковном дворике. Он сразу узнал бы, когда она собирается сходить навестить любимого дядюшку. Если бы она об этом сказала, Кратчли тотчас же отпросился бы в гараже, скажем, по срочному личному делу, и постарался бы перехватить ее по дороге. Если бы миссис Руддл сообщила ей, что старик куда-то пропал, все вообще было бы намного проще. Первый, к кому бы она побежала советоваться, был бы «дорогой Фрэнк» ведь он такая умница, он знает абсолютно все обо всем. Но лучше всего, если бы миссис Руддл приняла все, как должное, и не стала бы бить тревогу. Тогда Кратчли, как обычно, явился бы в среду в Тэлбойз, обнаружил (к своему величайшему изумлению), что дом закрыт, сбегал бы за ключом к мисс Твиттертон и лично нашел бы тело. В любом случае, он первым оказался бы на месте убийства, с мисс Твиттертон или без нее. Если без нее, просто замечательно. Если с ней, то ее можно было бы быстренько отправить на велосипеде за полицией. А пока она вернется, он преспокойненько вытащил бы из цепи леску, протер горшок, сменил цепь и вернул комнате первозданную невинность и чистоту. Не знаю, почему он решил запихнуть цепь в камин, но, возможно, в комнату неожиданно вошел Ноукс, и от нее нужно было быстро избавиться. А, может, он подумал, что это самое безопасное место. И она всегда была бы под рукой.
— А если бы Ноукс вошел в гостиную раньше? С шести двадцати до девяти часов?
— Это был, конечно, риск. Но старик был точен, как часы. Он ужинал в семь тридцать. Солнце село в шесть тридцать восемь. Окна в гостиной узкие, поэтому там в это время уже темно. После семи Ноукс уже вряд ли что-то смог бы заметить. Но, в Конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанское.
— У него, наверное, было ужасное утро, когда вдруг явились вы, — сказал сэр Аймпи. — Для него это было полнейшей неожиданностью. Он, наверное, даже не попытался замести следы.
— Попытался, — сказала Харриет. — Когда вывозили мебель, он постоянно вертелся вокруг гостиной. И один раз совершенно определенно постарался выманить меня из комнаты: сказал, что нужно было проверить банки и бутылки. А один раз я все-таки выходила и потом встретила его перед дверью гостиной.
— Понятно, — сказал сэр Аймпи. — И вы готовы подтвердить все это под присягой? Вы не оставляете мне никаких шансов. Если бы ты меня хоть капельку любил, Питер, ты никогда не женился бы на такой умной женщине.
— Боюсь, что в этом я законченный эгоист. Но ты возьмешься за это дело, Бигги?
— Только ради тебя. И с удовольствием устрою тебе перекрестный допрос. Если придумаешь какой-нибудь особенно мерзкий вопрос, дай мне знать. А теперь я должен идти. Я старею, мои дорогие, и мне давно пора спать.
— Дело сделано, — сказал Питер. Они стояли на тротуаре, дрожа от холода. Было около трех часов утра, и на улице было прохладно.
— И что теперь? Пойдем искать гостиницу?
Что она могла ответить? Он выглядел одновременно усталым и бодрым. Он был в таком состоянии, что любой ответ был бы неправильным. Харриет рискнула и выстрелила наугад:
— А до Дэнвера сколько миль?
— Примерно девяносто. Даже девяносто пять. Ты хочешь поехать туда? Мы могли бы взять машину и через полчаса уже выехали бы из Лондона. Я обещал тебе не ездить быстро, да и тебе нужно хоть немного поспать.
О чудо! Харриет попала в цель. Она сказала:
— Так и сделаем.
Они поймали такси. Питер дал адрес гаража, где стояла их машина, и они помчались по спящим улицам.
— А где Бантер?
— Я отправил его поездом с письмом, что мы, возможно, немного задержимся.
— Твоя мать рассердится?
— Ну что ты! Она знает меня сорок пять лет.
Глава XXII Дэнверские графы: сила и честь
«А мораль этой истории такова», — сказала графиня…
Льюис Кэррол. «Алиса в Стране Чудес».
Опять Главная северная дорога. Миля за милей, мимо Хэтфилда, Стивенджа, Бэлдока, Бигглсвейда, на северо-восток к Хартфордширской границе. Та же самая дорога, по которой они ехали четыре дня назад. Бантер тогда сидел на заднем сиденье и тихо молился за две с половиной дюжины бутылок портвейна, заботливо упакованных в дорожном погребке. Харриет засыпала. Вдруг прикосновение руки Питера: «Вот поворот на Пэгфорд…» Хантингдон, Четтерис, Марч — все дальше на северо-восток. Северный ветер с моря все сильнее, и далеко на востоке серая полоска начинающегося нового дня.
— Где мы сейчас?
— Подъезжаем к Даунхэму. Только что проехали Дэнвер. До поместья еще пятнадцать миль.
Машина пронеслась по узким улочкам маленького городка. И дальше на северо-восток…
— Который час?
— Около шести. Я еду не больше тридцати пяти.
Начались болота и густые леса. Когда встало солнце, они подъехали к маленькой деревушке. Часы на Церковной колокольне пробили четверть.
— Графское поместье, — сказал Питер. Он осторожно вел машину по узким улочкам. В окнах уже горел свет, люди собирались на работу. Из одного дома вышел мужчина, увидел машину и приподнял шляпу. Питер кивнул. Они выехали из деревни и ехали теперь вдоль низкой широкой стены, из-за которой виднелись верхушки старых деревьев.
— Дом с другой стороны, — сказал Питер, — но через парк быстрее. — Они свернули к высоким воротам и подъехали к маленькой сторожке. В неярком утреннем свете Харриет разглядела огромных каменных львов со щитами. Питер посигналил. Из сторожки выбежал заспанный мужчина без пиджака и открыл ворота.
— Доброе утро, Дженкинс, — поздоровался Питер и остановил машину. — Извини, что разбудили тебя так рано.
— Ну, что вы, милорд, — сторож повернулся и крикнул: — Мать! Приехал его сиятельство! — Сторож держался свободно, как человек, прослуживший здесь уже не один десяток лет. — Мы всегда ждем вас. А это молодая графиня?
— В самую точку, Дженкинс.
В дверях появилась женщина. Она куталась в большую шаль и непрерывно кланялась. Харриет поздоровалась с обоими.
— Вы везете молодую жену не той дорогой, милорд, — с упреком сказал Дженкинс. — Мы собирались звонить в колокола и готовились к торжественной встрече.
— Я знаю, Дженкинс, — ответил Питер. — Но я с самого детства был вредным мальчишкой. Кстати, а как твои ребята?
— Прекрасно, милорд, спасибо. На прошлой неделе Билл получил нашивки сержанта.
