Явно шутить они не собирались.
— Почему хулиганим, гражданин? Нарушаем общественный порядок? — спросил тот, который был посередине, высокого роста, широкоплечий, нерусской внешности. Такой богатырь из восточных сказок «Тысячи и одной ночи», с которым нежелательно связываться.
— Нарушаю? — удивился веселый человек. — Я вообще-то домой иду с работы, где меня ждет… но это не важно. Что же рабочему человеку должно быть недоступно радостное настроение?
— К другим гражданам пристаем, нецензурно выражаемся. К тому же в нетрезвом состоянии, что оскорбляет человеческое достоинство других людей. А вы этого не осознаете. Никто не против того, что вы идете домой с работы. Все ходят домой с работы. Или на работу из дома. Но как вы идете? Кругом дети. Какой вы пример подаете подрастающему поколению? Чему хорошему они могут научиться от вас? Ничему хорошему. Гражданин! Это очень нехорошо.
Лицо веселого человека побагровело. Кулаки его сжались. Желваки задвигались вверх-вниз. Еще смеют поучать его!
— Да видал я вас всех в гробу в белых тапочках! Кто вы такие? Молокососы, сопляки! Чего застыли, дорогу загораживаете? Пошли вон!
И он изрек нехорошее слово, которое в печати обычно обозначается многоточием.
Такое не понравится ни одному уважающему себя человеку. А молодые люди явно относились к таким.
— Оскорбляете? А ведь мы при исполнении, — сказал тот, что стоял с краю, пониже ростом, но тоже такой плотный паренек. — Нехорошо, гражданин! Это чревато последствиями. Пройдемте с нами!
— Кого?
Гражданин сделал довольно неприличный жест и при этом словесно прокомментировал, где он видал их всех троих.
— Это уже перебор, гражданин! — сказал тот, что стоял посередине.
И положил руку на плечо распоясавшемуся гражданину. Рука его лежала уверенно, но твердо. Хулиган, будем так называть веселого человека, потому что поведение его было явно хулиганским, тяжело задышал. Так дышит бык, прежде чем броситься на матадора.
— Пройдемте, гражданин, в отделение!
— Лапу убрал, сопляк! Ты знаешь, с кем связался. Тебе лучше этого не знать. Да от тебя мокрого места не останется. До скончания лет своих будешь жалеть! Да я вас всех вертел!
И он снова добавил нецензурное слово. И снова подкрепил его оскорбляющим жестом. Так бы троица словесно повоспитывала веселого гражданина, но после этого одним словесным воспитанием обойтись было невозможно. Гражданин почувствовал, что рука, лежавшая на его плече, сжимается, как пресс, и он уже не может пошевелить даже мизинцем. Руки его превратились в безвольные плети, которыми даже элементарного жеста не изобразишь. Тут его с обеих сторон подхватили подмышки, приподняли, встряхнули и повели. Ему не оставалось ничего иного, как в такт перебирать вслед за их шагами.
— Что творите, козлы вонючие? Среди бела дня ни за что, ни про что хватают рабочего человека и волокут. Граждане! Вы посмотрите, что делается! Это же произвол! Люди добрые! Да вы поглядите только! Я буду жаловаться! Я до генерального секретаря дойду!
Люди добрые останавливались, любовались этой сценкой, улыбались, делились комментариями. Симпатии их были на стороне молодых людей с повязками. На них смотрели как на защитников.
— От этой пьяни проходу не стало. Детей нельзя выпустить на улицу, — сетовали женщины.
В отделении милиции их встретил улыбчивый сержант.
— А вы стахановцы, ребята! — воскликнул дежурный. — Уже третьего за вечер приволокли. Где я их только размещать буду? Как говорится, заставь народных дружинников хулиганов ловить…Такими темпами мы скоро всю преступность в стране ликвидируем. И милиция станет не нужна. Куда же тогда приткнуться моей бедной головушке?
— Куда этого?
— Что натворил?
— Нецензурно выражался, в состоянии алкогольного опьянения, приставал к гражданам, хватал девушек, оскорблял при исполнении неприличными словами и жестами.
Сержант вышел из-за стойки.
— Ну, что, ребята?
Ребята скромно улыбались, молчали и смотрели невинными глазами на блюстителя.
— Сегодня хорошо поработали. Вот еще задержали одного хулигана, который, как я понимаю, оказал сопротивление в виде нецензурных слов и неприличных жестов в присутствии общественности.
— Оказал! — кивнул Миша.
А это был он, спортсмен, перворазрядник, командир ДНД университета, член комитета комсомола.
— Отмечу это в рапорте. Ну, можете отдыхать! Или что там у вас? Подготовка к семинару? Тогда зубрить камень науки. Я хотел сказать, грызть этот самый камень. И не сломать зубы!
Сержант пожал каждому руку. Троица вышла из отделения. Водитель милицейского уазика ходил вокруг машины и поочередно пинал колеса. Повязки они уже сняли и ничем не отличались от других молодых людей, которым так не хотелось сидеть в такой вечер в четырех стенах.
Теплый майский вечер. Девушки переоделись в легкие платья, короткие юбочки и туфли на шпильках, от чего их походка стала просто невыносимо вызывающей. От этого покачивания бедрами можно было сойти с ума. Возвращаться в общежитие, чтобы давить кровать с книжкой перед глазами или занимаясь болтовней с однокомниками, никому не хотелось. Почему они должны себя собственноручно замуровывать в склепе?
Упали на скамейку. Теплый ветерок шевелил их волосы, молодая листва шептала всякие нежные глупости. Было легко и беззаботно. И хотелось одного, чтобы этот вечер не кончался. Птицы заливались круче, чем звезды, которым платят бешенные гонорары. Они же это делают бескорыстно и для всех влюбленных, и озабоченных жизненными невзгодами. Не было усталости, хотя намотали ни один километр.
— Да! — вздохнул Костя-математик. В этом «да» было столько глубокого экзистенционального смысла.
— Опасного бы преступника задержать! Матерого рецидивиста! Который во всесоюзном розыске. Медальку бы точно дали.
— А к ней бы еще и пакет с денежкой, — поддержал Валера-историк. — Вот бы отметили!
— Опасный преступник потому и опасный, что легко можешь получить перышко в бок, — испортил их мечту Миша. — Конечно, героем хорошо быть, но только не мертвым.
— Даже не хочется думать об экзаменах, о курсовой, — сменил тему Костя. — Это же так и горб можно нажить.
— Чего раньше времени думать? Зачем такой вечер портить? Не умеете вы расслабляться, коллеги!
— Пивка бы сейчас!
Все задумались. Пиво — это хорошо. Когда кругом тепло и легко, не хватает только пива. К тому же, заработали! Выход на дежурство — это раз. Патрулирование парков — это два. Это не просто туда — сюда ходить. А выявлять нарушителей и изолировать их.
— Я ослышался или у тебя, Миша, что-то звенело в кармане? — спросил Костя. — Характерный такой звон. Так могут звенеть только металлические денежные знаки. Или я ошибаюсь?
Миша достал мелочёвку. При участии товарищей пересчитал. Хотя и считать-то особо было нечего.
На бутылку хватит и на коробок спичек. На троих бутылка пива — это издевательство и лицемерие. Даже не стоит губ мочить, пробуждать в себе несбывшиеся желания.
Поскребли в своих карманах, набралось на три бутылки. Это уже
