— Ну, вотъ, опять Билль, — возразилъ Феджинъ, ухватываясь съ жадностью за эти слова:- кабы не дѣвка! А кто, какъ не бѣдный старый Феджинъ, раздобылъ тебѣ такую расторопную дѣвушку?
— Онъ говоритъ правду! — сказала Нанси, быстро подходя. — Богъ съ нимъ, Богъ съ нимъ!
Выступленіе Нанси дало новое направленіе разговору; осторожный еврей хитро подмигнулъ подросткамъ и они начали угощать ее виномъ, до котораго она, впрочемъ, едва дотронулась. Феджинъ, напустивъ на себя самое веселое настроеніе, понемногу привелъ мистера Сайкса въ болѣе мягкое расположеніе духа, стараясь относиться къ его угрозамъ, какъ къ пріятнымъ и остроумнымъ выходкамъ, и отъ всей души разсмѣявшись нѣсколькимъ его грубымъ шуткамъ, которыя тотъ, послѣ повторныхъ пріемовъ спиртнаго, началъ благосклонно отпускать.
— Все это прекрасно, — сказалъ мистеръ Сайксъ, — но только изволь мнѣ сегодня же вечеромъ доставить деньжонокъ.
— Съ собой у меня нѣтъ ни одной монеты, — отвѣтилъ еврей.
— Зато дома у тебя цѣлыя кучи, — возразилъ Сайксъ, — и ты можешь для меня взять оттуда.
— Кучи! — вскричалъ Феджинъ, воздѣвъ руки. — Да у меня даже не нашлось бы столько, чтобы….
— Я не знаю, сколько ты тамъ набралъ, да ты и самъ, небось, не знаешь; пересчитывать ихъ — вѣкъ не пересчитать, — сказалъ Сайксъ. — Но мнѣ нужно сегодня же вечеромъ — кажется, чего проще?
— Ладно, ладно, — произнесъ Феджинъ со вздохомъ:- я пришлю съ Доджеромъ.
— Нѣтъ, это не годится, — возразилъ Сайксъ. — Доджеръ больно хитеръ и пожалуй не придетъ еще, или собьется съ дороги, или будетъ увертываться отъ шпиковъ и изъ за этого застрянетъ, или найдетъ какое нибудь иное оправданіе, если ты его пошлешь. Пусть Нанси пойдетъ къ тебѣ и принесетъ; такъ будетъ вѣрнѣе. А пока она ходитъ, я прилягу и вздремну.
Долго поторговавшись и поспоривъ, Феджинъ все-таки уменьшилъ требуемый авансъ съ пяти фунтовъ до трехъ фунтовъ четырехъ шиллинговъ шести пенсовъ; при этомъ онъ торжественно клялся, что у него на свое хозяйство послѣ этого останется только восемнадцать пенсовъ. Мистеръ Сайксъ угрюмо сказалъ, что разъ онъ не сумѣетъ раздобыть больше, то довольно съ него и этого. Нанси приготовилась сопровождать еврея, а Доджеръ и мистеръ Бэтсъ тѣмъ временемъ помѣстили съѣстные припасы въ шкафъ. Еврей, распростившись съ своимъ дорогимъ другомъ, отправился домой, сопутствуемый Нанси и подростками, а мистеръ Сайксъ растянулся на кровати, чтобы проспать время до возвращенія молодой женщины.
Прибывъ въ жилище Феджина, они застали Тоби Крэкита и Читлинга за пятнадцатой партіей карточной игры, которую, само собою разумѣется, этотъ послѣдній джентльменъ проигралъ, а вмѣстѣ съ ней и свою пятнадцатую — и послѣднюю — шестипенсовую монету, чѣмъ доставилъ немалое удовольствіе своимъ юнымъ друзьямъ. Мистеръ Крэкитъ очевидно устыдившись, что его нашли развлекающимся въ компаніи съ господиномъ, столь ниже его стоящимъ по положенію и по умственнымъ качествамъ, зѣвнулъ и, освѣдомившись о Сайксѣ, взялъ шляпу, чтобы уйти.
— Никто не приходилъ, Тоби? — спросилъ Феджинъ.
— Ни единая живая душа, — отвѣтилъ мистеръ Крэкитъ, поднимая воротникъ. — Было мутно какъ въ скверномъ пивѣ. Съ тебя приходится, Феджинъ, за то, что я такъ долго сторожилъ домъ. Чортъ возьми, я отупѣлъ, какъ присяжный, и заснулъ бы такъ крѣпко, какъ Ньюгетъ, если бы не согласился позабавить этого парнишку. Адски скучно, провалиться мнѣ, коли это неправда!
Съ этими и другими замѣчаніями въ этомъ же родѣ мистеръ Тоби Крэкитъ сгребъ свои выигрыши и сунулъ ихъ въ карманъ жилета съ надменнымъ видомъ, какъ будто выражая этимъ, что подобная серебряная мелочь совершенно недостойна вниманія такой видной персоны, какъ онъ. Затѣмъ онъ чванно удалился изъ комнаты такой элегантной и изящной походкой, что мистеръ Читлингъ, бросивъ немало благоговѣйныхъ взглядовъ на его ноги и сапоги, пока они не исчезли изъ вида, заявилъ присутствующимъ, что пятнадцать шестипенсовыхъ монетъ за одно свиданіе съ такимъ человѣкомъ онъ считаетъ даже слишкомъ дешевою платой и что его проигрышъ для него не дороже щелчка.
— Что ты за чудачина, Томъ! — сказалъ мистеръ Бэтсъ, котораго это заявленіе весьма развеселило.
— Ничуть! — возразилъ мистеръ Читлингъ. — Развѣ не такъ Феджинъ?
— Ты очень смѣтливый парень, мой милый, — сказалъ Феджинъ, потрепавъ его по плечу и подмигнувъ остальнымъ питомцамъ.
— А мистеръ Крэкитъ вѣдь знатный щеголь, не такъ ли Феджинъ? — продолжалъ Томъ.
— Не подлежитъ никакому сомнѣнію, дружокъ.
— И пріятно водить съ нимъ знакомство, вѣдь правда, Феджинъ?
— Еще бы, очень, очень пріятно, мой дорогой. Они просто завидуютъ тебѣ, потому что имъ не удалось съ нимъ сблизиться.
— Ага! — торжествующе вскричалъ Томъ. — Вотъ оно что! Онъ меня пообчистилъ, но я могу пойти и заработать еще, если захочу, не правда ли?
— Конечно, можешь, и чѣмъ скорѣе ты пойдешь, тѣмъ лучше, Томъ. Возмѣсти свой проигрышъ сразу, да не теряй больше времени, Доджеръ! Чарли! Пора отправляться. Живѣе! Ужъ скоро десять, а еще ничего не сдѣлано.
Юнцы, кивнувъ Нанси, взялись за шапки, и вышли изъ комнаты. Доджеръ и его веселый другъ по дорогѣ не переставали подшучивать надъ мистеромъ Читлингомъ, въ образѣ дѣйствій котораго, справедливость требуетъ сказать, не было ничего особеннаго и безпримѣрнаго, такъ какъ немало существуетъ въ столицахъ молодыхъ людей, которые платятъ гораздо болѣе высокую цѣну, чѣмъ мистеръ Читлингъ за участіе въ хорошемъ обществѣ, и немало существуетъ изысканныхъ джентльменовъ (составляющихъ это хорошее общество), которые устанавливаютъ свою репутацію на тѣхъ же началахъ, какъ лихой Тоби Крэкитъ.
— Ну, — сказалъ Фэджинъ, когда они удалились:- теперь я пойду и принесу тебѣ деньги, Нанси. Это просто ключъ отъ шкафа, моя дорогая, гдѣ я храню кое что изъ вещей, приносимыхъ мальчиками. Я не запираю своихъ денегъ, потому что нечего запирать — ха-ха-ха! — нечего запирать, милая моя! Это жалкій и неблагодарный промыселъ, Нанси, но я такъ люблю видѣть вокругъ себя молодежь, что готовъ терпѣть все, готовъ терпѣть все. Шшш! — и онъ поспѣшно спряталъ ключъ за пазуху. — Кто это? Слышишь?
Дѣвушка, которая сидѣла у стола со сложенными руками, повидимому, нисколько не интересовалась, кто тамъ пришелъ, и пришелъ ли онъ или уходитъ, — пока до ея слуха не достигъ звукъ мужского голоса. Въ тотъ же моментъ она съ быстротою молніи сорвала свою шляпку и шаль и бросила ихъ подъ столъ. Еврей тотчасъ обернулся къ ней, и она пробормотала что то, жалуясь на жару тономъ усталости, составлявшимъ странный контрастъ съ быстротой и стремительностью ея предшествовавшаго движенія, которое, однако, ускользнуло отъ наблюденія Феджина, стоявшаго къ ней въ то время спиною.
— Ба! — произнесъ онъ шепотомъ и какъ бы раздосадованный перерывомъ:- это тотъ, кого я поджидалъ; онъ спускается по лѣстницѣ. Ни словечка насчетъ денегъ, пока онъ здѣсь, Нанси. Онъ не пробудетъ долго, не больше десяти минутъ, моя дорогая.
Приложивъ костлявый палецъ къ губамъ, еврей со свѣчей двинулся къ двери, за которой раздались шаги человѣка, идущаго по лѣстницѣ, и на порогѣ встрѣтился съ посѣтителемъ, который, быстро войдя въ комнату, успѣлъ подойти уже къ столу, прежде чѣмъ замѣтилъ Нанси.
Это былъ Монксъ.
— Одна изъ моей молодежи, — успокоительно сказалъ Феджинъ, видя, что Монксъ попятился назадъ, разглядѣвъ постороннее лицо. — Сиди, Нанси.
Она пододвинулась ближе къ столу и, кинувъ на Монкса беззаботно равнодушный взглядъ, отвернулась; но когда онъ перевелъ глаза на Феджина, она украдкою кинула другой взоръ — такой острый и пытливый, выражавшій столько затаенной рѣшимости, что будь въ этой комнатѣ сторонній наблюдатель, который подмѣтилъ бы эти оба взгляда, онъ съ трудомъ бы повѣрилъ, что они принадлежали одному и тому же лицу.
— Есть новости? — освѣдомился Феджинъ.
— Большія.
— И… и… хорошія? — спросилъ съ колебаніемъ Феджинъ, какъ бы боясь разсердить посѣтителя чрезмѣрнымъ оптимизмомъ.
— Во всякомъ случаѣ не плохія, — отвѣтилъ Монксъ съ улыбкою. — Я не сидѣлъ сложа руки. Мнѣ надо сказать вамъ нѣсколько словъ.
Нанси еще придвинулась къ столу и не выражала готовности выйти изъ комнаты, хотя замѣтила, что Монксъ указываетъ на нее. Еврей, боясь, быть можетъ, что она что нибудь громко скажетъ о деньгахъ, если онъ попытается ее спровадить, указалъ на верхъ и увелъ Монкса.
— Только не въ ту чортову нору, гдѣ мы были въ тотъ разъ, — донесся до Нанси голосъ посѣтителя, поднимавшагося съ евреемъ по лѣстницѣ.
Феджинъ засмѣялся и, отвѣтивъ что то, чего она не разслышала за скрипомъ ступенекъ, привелъ гостя въ верхнія комнаты.
Еще отзвукъ ихъ шаговъ не умолкъ, когда Нанси скинула башмаки, накинула на голову подолъ платья, закутавъ въ него руки, и стала у двери, прислушиваясь съ затаеннымъ дыханіемъ. Какъ только шаги прекратились, она выскользнула за дверь, съ невѣроятною осторожностью и легкостью поднялась по лѣстницѣ и исчезла во мракѣ верхняго этажа.
