XLI. Глава, содержащая новыя открытія и доказывающая, что неожиданности, подобно несчастіямъ, рѣдко являются въ одиночку
Положеніе Розы было въ самомъ дѣлѣ крайне затруднительно. Испытывая самое живое и жгучее желаніе проникнуть въ тайну, которой было окружено происхожденіе Оливера, она должна была въ то же время свято соблюсти довѣріе, только что выказанное ей этой несчастной женщиной, обратившейся къ ней, какъ къ молодой и чистой дѣвушкѣ. Ея слова и чувства тронули сердце Розы, и загорѣвшееся въ ней желаніе вернуть падшую на путь раскаянія и надежды шло рука объ руку съ ея любовью къ мальчику и пламенной искренностью, едва ли уступало этому послѣднему чувству.
Они предполагали пробыть въ Лондонѣ только три дня, а затѣмъ уѣхать на нѣсколько недѣль далеко на берегъ моря. Теперь была полночь перваго дня. На что рѣшиться, что предпринять въ теченіи сорока восьми часовъ? Или какъ отсрочить отъѣздъ, не возбуждая подозрѣній?
Съ ними находился мистеръ Лосбернъ и долженъ былъ пробыть и остальные два дня; но Роза слишкомъ хорошо знала горячность милаго доктора и слишкомъ ясно предугадывала гнѣвъ, съ которымъ, въ первомъ порывѣ негодованія, онъ отнесся бы къ пособницѣ вторичнаго плѣненія Оливера, чтобы довѣрить ему секретъ, не опираясь на опытнаго друга, который помогъ бы ей выгодно представить несчастную женщину. Эти же доводы побуждали Розу къ величайшей осторожности и осмотрительности, прежде чѣмъ разсказать все дѣло мистриссъ Мэйли, которая первымъ долгомъ призвала бы на совѣтъ почтеннаго доктора. По тѣмъ же соображеніямъ едва ли можно было думать о томъ, чтобы обратиться къ какому нибудь юристу, если бы даже она знала, на комъ остановить выборъ. Ей пришла было мысль искать поддержки у Гарри, но, вспомнивъ о томъ, какъ они въ послѣдній разъ разстались, она сочла очень неудобнымъ звать его назадъ, когда — тутъ слезы затуманили ея глаза — когда онъ, быть можетъ, успѣлъ забыть ее и наслаждается новымъ счастьемъ.
Волнуемая этими соображеніями, склоняясь то къ одному рѣшенію, то къ другому и снова ихъ всѣ отвергая, когда каждый доводъ въ послѣдовательности представился ея уму, Роза провела безсонную и безпокойную ночь. На утро, обдумавъ все снова, она пришла къ крайнему выводу, что остается только посовѣтоваться съ Гарри.
«Если для него будетъ мучительно», думала она, «явиться сюда, то каково это будетъ мнѣ! Но, можетъ быть, онъ не пріѣдетъ, а только напишетъ, или же, если и пріѣдетъ, то будетъ старательно избѣгать встрѣчи со мной — какъ онъ сдѣлалъ, когда уѣзжалъ. Я тогда этого не ожидала; но это было лучше для насъ обоихъ». Тутъ Роза уронила перо и отвернулась, какъ бы не желая, чтобы даже бумага, которая будетъ ея гонцомъ, видѣла ея слезы.
Она пятьдесятъ разъ снова брала перо и опять клала его, и обдумывала и передумывала первую строчку письма, не написавъ еще ни слова; въ эту минуту Оливеръ, гулявшій по улицамъ съ мистеромъ Джайльсомъ въ качествѣ своего тѣлохранителя, вдругъ вбѣжалъ въ комнату съ такой поспѣшностью и въ такомъ сильномъ волненіи, что можно было подумать, не случилось ли опять что либо тревожное.
— Что это съ тобой случилось? — спросила Роза3 вставая и идя ому навстрѣчу.
— Я просто не могу говорить… мнѣ кажется, что сейчасъ я задохнусь! — отвѣтилъ мальчикъ. — Господи! подумать только, что я наконецъ увижу его, и вы получите возможность убѣдиться, что все, разсказанное мною, — правда!..
— Я всегда считала правдой все, что ты говоришь, — сказала Роза, успокаивая его. — Но въ чемъ дѣло? о комъ ты толкуешь?
— Я видѣлъ джентльмена, — отвѣтилъ Оливеръ, еле успѣвая выговаривать слова:- того джентльмена, который былъ такъ добръ ко мнѣ… Мистера Броунлоу, о которомъ мы такъ часто говорили.
— Гдѣ?
— Онъ высаживался изъ кареты, — продолжалъ Оливеръ, плача отъ восторга:- а затѣмъ вошелъ въ домъ. Я не успѣлъ поговорить съ нимъ… Я не могъ ничего сказать, такъ какъ онъ меня не замѣтилъ, а я такъ волновался что не былъ въ состояніи подойти къ нему. Но Джайльсъ спросилъ, живетъ ли онъ тамъ, и ему отвѣтили да. Посмотрите, — тутъ Оливеръ развернулъ листокъ бумаги:- вотъ гдѣ онъ живетъ… Я отправлюсь туда сейчасъ же! Боже! Боже! Что будетъ со мной, когда я снова увижу его и услышу его голосъ!
Роза, вниманіе которой немало отвлекалось всѣми этими несвязными выраженіями радости, прочла адресъ: Крэвнъ-стритъ, въ Стрэндѣ. Она очень скоро приняла рѣшеніе воспользоваться этой встрѣчей.
— Живѣе! — сказала она. — Распорядись, чтобы наняли фіакръ, и приготовься ѣхать со мною. Я возьму тебя туда, не теряя ни минуты. Я только скажу тетѣ, что мы уѣзжаемъ на одинъ часъ. — Будь же готовъ, за мной задержки не будетъ.
Оливера не приходилось торопить, и черезъ пять минутъ они ѣхали уже въ Крэвнъ-стритъ. Когда они остановились у дома, Роза оставила Оливера въ каретѣ подъ тѣмъ предлогомъ, что она хочетъ приготовить джентльмена къ встрѣчѣ, и, пославъ наверхъ съ слугою свою карточку, велѣла доложить, что ей надо видѣть мистера Броунлоу по очень важному дѣлу. Слуга вскорѣ возвратился и пригласилъ ее пройти наверхъ. Пройдя за нимъ въ одну изъ комнатъ верхняго этажа, миссъ Мэйли очутилась передъ пожилымъ джентльменомъ съ добрымъ лицомъ, въ сюртукѣ темнозеленаго цвѣта. Недалеко отъ него сидѣлъ другой старый джентльменъ въ нанковыхъ панталонахъ и гамашахъ; онъ не имѣлъ особенно добраго вида и сидѣлъ, сложивъ обѣ руки на набалдашникѣ толстой трости и опершись на чихъ подбородкомъ.
— Боже мой! — сказалъ джентльменъ въ темнозеленомъ сюртукѣ, торопливо поднимаясь съ своего стула съ изысканной вѣжливостью. — Прошу васъ, леди, извинить меня:- я вообразилъ, что явился какой нибудь навязчивый проситель, который… прошу вашего извиненія. Присядьте, пожалуйста.
— Мистеръ Броунлоу, если я не ошибаюсь, сэръ? — сказала Роза, переводя свой взглядъ на другого джентльмена съ того, который обратился къ ней.
— Да, меня такъ зовутъ, — отвѣтилъ старый джентльменъ. — Это мой другъ, мистеръ Гримвигъ. Гримвигъ, оставьте насъ на нѣсколько минутъ.
— Мнѣ кажется, — вмѣшалась миссъ Мэйли: — что мнѣ незачѣмъ безпокоить джентльмена просьбой оставить насъ наединѣ, такъ какъ, если я правильно освѣдомлена, онъ посвященъ въ то дѣло, о которомъ я хочу съ вами говорить.
Мистеръ Броунлоу слегка кивнулъ головой, а мистеръ Гримвигъ, который отвѣсилъ весьма сухой поклонъ и поднялся со стула, отвѣсилъ другой весьма сухой поклонъ и снова сѣлъ.
— Я не сомнѣваюсь, что сильно удивлю васъ, — сказала Роза съ вполнѣ понятнымъ замѣшательствомъ. — Когда то вы выказали большую доброту и участіе по отношенію къ моему дорогому маленькому другу и я увѣрена, что вамъ интересно будетъ услышать про него опять.
— Въ самомъ дѣлѣ!
— Вы знали его подъ именемъ Оливера Твиста.
Лишь только Роза произнесла эти слова, какъ мистеръ Гримвигъ дѣлавшій видъ, что углубился въ чтеніе большой книги, лежащей на столѣ, захлопнулъ ее съ большимъ шумомъ и, откинувшись на спинку стула, изгналъ со своего лица всякое выраженіе, кромѣ того, которое свидѣтельствовало о самомъ крайнемъ удивленіи; нѣкоторое время онъ сидѣлъ съ неподвижно раскрытыми глазами, затѣмъ, словно устыдившись такого проявленія волненія, онъ съ судорожной быстротой принялъ прежнюю позу, и, глядя прямо передъ собою, испустилъ продолжительный низкій свистъ, который затихъ, казалось, не въ воздухѣ, но постепенно замеръ въ отдаленныхъ закоулкахъ его желудка.
Мистеръ Броунлоу былъ не въ меньшей степени пораженъ, хотя его изумленіе не проявлялось такимъ своеобразнымъ способомъ. Онъ пододвинулъ свой стулъ ближе къ миссъ Мэйли и сказалъ:
— Будьте добры, дорогая леди, оставьте совершенно въ сторонѣ доброту и участіе, о которыхъ вы упомянули, и о которыхъ никому больше ничего не извѣстно; и если вы имѣете возможность привести какое нибудь доказательство, способное измѣнить неблагопріятное мнѣніе, которое у меня въ силу обстоятельствъ составилось объ этомъ бѣдномъ ребенкѣ, то ради Неба сообщите мнѣ его.
— Дрянной мальчишка! Я готовъ съѣсть свою голову, если онъ не дрянной, — пробурчалъ мистеръ Гримвигъ, произнося слова какимъ то чревовѣщательнымъ пріемомъ — не шевеля ни однимъ мускуломъ лица.
— Этотъ ребенокъ одаренъ благородной натурой и горячимъ сердцемъ, — сказала Роза, вспыхнувъ:- и та всемогущая Сила, которая сочла нужнымъ подвергнуть его испытаніямъ не по лѣтамъ, насадила въ его груди привязанности и чувства, которыя сдѣлали бы честь многимъ людямъ, вшестеро старшимъ его.
— Мнѣ пока шестьдесятъ одинъ годъ, — произнесъ мистеръ Гримвигъ съ тѣмъ же неподвижнымъ лицомъ:- а такъ какъ пусть все полетитъ къ чорту, если этому Оливеру не двѣнадцать по меньшей мѣрѣ, то я не вижу, чтобы это было примѣнимо ко мнѣ.
— Не обращайте вниманія на моего друга, миссъ Мэйли, — сказалъ мистеръ Броунлоу:- онъ не то думаетъ, что говоритъ.
