воскликнул Антон, махнув рукой и усмехнувшись.
– Нет, серьезно, – пролепетала она, и брови ее поднялись у переносицы, сделав взгляд невинным. – Только… м-м… – Она подбирала слова, уже сосредоточившись на трепещущих огоньках в центре круга. – Он ничего не говорил.
– Не говорил?
– Да. Просто молча пялился на меня. Может, и не на меня, а просто смотрел перед собой… не знаю, во сне я видела его анфас как бы со стороны, а не то чтобы стояла рядом с ним. В любом случае, меня это до жути пугало. Странным вообще был сон: неприятный тип молча смотрел на меня длительное время, долгие минуты. Верхнюю часть лица закрывали очки-авиаторы с непроницаемо-темными линзами, но при этом мне как будто все равно удавалось видеть его холодный взгляд. Жуть.
Ребята не могли понять, говорила Лиза правду или же разыгрывала их (но в большей степени склонялись к первому, потому как за два месяца знакомства ни разу не улавливали за ней склонности к дурачеству). Не знали, как вести себя: выказывать сострадание и поддержку либо дружно посмеяться и поднять большие пальцы в знак одобрения шутки. И только Валерия каменным голосом, с угадываемыми в нем промоченными ядом сколами, вопросила:
– А ты, случаем, в последнее время никому не переходила дорогу?
Лиза подняла виноватый взгляд на нее, тут же ощутив, как в подмышках выступил пот. Искоса и Максим зыркнул ей в глаза (чего она, сидя сбоку, не заметила). По всему выходило, что друг друга они поняли. Но прежде чем девушка успела ответить – если она вообще собиралась отвечать, – в зале вдруг стало малость темнее.
– Свеча погасла, – сказала Наташа, смотря на ту, которая была установлена ближе остальных к выходу в прихожую, – именно с той стороны лица и затылки подростков слегка затемнились. От фитилька еще взвивалась к потолку полупризрачная струйка дыма, которую воздух одолел в считанные мгновения. Все остальные свечи продолжали выполнять свою задачу. – Как будто кто-то незаметно проскользнул в зал и случайно задул ее, – прошептала девушка, и от сказанного ей самой же стало не по себе. – Нужно ее заново зажечь.
Максим кивнул, уперся пятернями в пол, лениво поднялся, подошел к свече и, воспользовавшись зажигалкой, вернул ее к жизни. Посмотрел и на те остальные, которые удавалось выхватить взглядом в полутьме, подумал, что пока что их можно не менять. Оглянулся вокруг еще раз, только уже затем, чтобы проверить, не притаился ли в зале или на лестнице посторонний (отчего-то слова Наташи показались ему несущими в себе здравый смысл, хотя внешне он старался не выказывать испуга). Потом молча вышел в прихожую.
– Эй! Ты куда? – настороженно окликнула его Валерия.
– Сейчас вернусь.
Пропал из виду он ненадолго, где-то на полминуты, и как раз в тот момент, когда Валерия хотела было подняться на ноги и пойти за ним, из прихожей донеслись приближающиеся к залу шаги. То был Максим. Он как ни в чем не бывало возвратился к семерке одногодок и вновь замкнул круг.
– Ты зачем выходил? – поинтересовалась его девушка.
– Проверил, не проник ли кто в дом. Все в порядке: дверь заперта, во дворе – я выглянул через приоткрытую дверь, но потом обратно закрыл ее – никого нет, в прихожей пусто.
– А с чего ты вообще взял, что кто-то мог зайти? – недоумевала Валерия.
– Ну-у… – По-глупому улыбнувшись, он стрельнул взглядом по Наташе, похоже, внутренне признавая нелепость своего поступка. Однако выкрутиться ему удалось без труда. – Всякое бывает. Лучше подстраховаться. Все-таки дом не арендный, пра́ва на пребывание этой ночью в нем за нами не закреплено.
– А если бы в прихожей кто-то да притаился, что тогда? – не унималась девушка.
Максим потупился в пол и пожал плечами.
– Ладно. – Лера вскинула брови, но больше ничего не сказала.
– А сколько сейчас времени? – некстати поинтересовалась Наташа, не додумавшись обратиться к смартфону.
Сделав это за нее (естественно, воспользовавшись собственным гаджетом), Антон ответил:
– Почти без двадцати два.
– Понятно, – сказала девушка и тут же спросила себя: и что ей это дало? Вероятно, мозг, которому до полного протрезвления требовались еще часы, но уже освободившийся от пелены этаноловой эйфории, протестовал против веселья вдали от дома в столь поздний час. Но протест этот так и угаснет где-то далеко за уровнем сознания.
– Кстати! – Антон поднял указательный палец. – Мой черед.
– В смысле, хочешь поделиться страшилкой? – подал голос Игнатий.
– Да.
Хлопнув в ладони и потирая ими, Арсений выразил довольство:
– Отлично! Я уже тащусь. Еще одна страшилка – и я буду шугаться собственной тени все последующие двенадцать месяцев, вплоть до следующего Хэллоуина. А там – снова страшилки и очередной год ночного сна с включенным ночником, потом еще один год, потом еще…
Марина по-доброму заулыбалась, поскольку разделяла с ним удовольствие от такого времяпровождения, но вынуждена была признать:
– Ты преувеличиваешь.
– Это почему же? Ничуть!
– Хотя бы потому, что в следующем году мы вряд ли вот так соберемся все вместе под крышей заброшки.
Арсений тут же поник, хотя и не разглядел в этом очевидном факте трагедии, но все же воспринял услышанное примерно с той же тоской, с какой после просмотренного душещипательного мультфильма ребенок слышит от взрослого: «В жизни никогда не будет так же, как в сказках». Поэтому только и выдавил из себя:
– А…
Антон нетерпеливо напомнил о себе:
– Ладно уж, давайте я начну, пока Ночь Кошмаров не превратилась в Ночь Соплежуйства.
Марина хихикнула. Арсений в своей манере гоготнул на весь дом, и сидящая слева от него Лиза, вздрогнув, покосилась на того, состроив недовольную гримасу.
– На самом деле мне кое-что известно об этом доме, – начал Антон, стараясь заинтриговать слушателей с самого начала. – Не хотел вам рассказывать, когда мы пришли сюда, чтобы лишний раз не пугать. Мало ли, передумали бы здесь отрываться, пришлось бы развернуться обратно, – и что тогда?
