Речь Мартия Лютого прерывалась возгласами одобрения, возмущения, несколько женщин упали в обморок. Две стрелы были пущены в оратора, но пролетели мимо.
Мартий не испугался, он продолжал:
- Самозваный наместник всевышнего на святом престоле И Скалий осмеливается вмешиваться в дела королей, намереваясь сажать на трон удобных и послушных ему людей. Так, он не прочь поддержать притязания на френдляндский престол предателя родной земли, наймита заморских завоевателей Ноэльского. А вы, защищающие родную страну в осажденном городе Орлане, лишены папийской поддержки, но должны поклоняться ему, И Скалию, как всевышнему, платить церковные подати, взывать к всевышнему с мольбами только через его посредников, наряженных в золото и парчу священных нарядов. А чего стоят оправданные служением Добру пытки и убийства неугодных папию людей? Девяносто девять птипапиев, которые согласно священному уставу избрали его, сотого, папием, он уничтожил одного за другим только потому, что среди них могли оказаться те, кто не поддержал его или не сразу поддержал его.
Речь Лютого произвела необыкновенное действие на толпу. Взбудоражив до предела, он сумел захватить ее.
Почувствовав это, Мартий продолжал:
- Солдаты и вообще все френдляндцы, жители Орлана! За стенами вашего города стоят злобные и жестокие завоеватели. Они хотели посадить на королевский престол своего атамана - разбойника Дордия, который у меня на глазах убил моих отца с матерью и сестру, обесчестив ее, а затем уничтожил почти всех жителей моего села. Я взываю к вам, френдляндцы! Недостойно проливать кровь только за то, какой король будет править вами. Тритцы должны быть изгнаны из нашей страны, хотя бы и были истыми папийцами.
- Долой папийцев! Смерть тритцам! - послышались возгласы.
- Война должна быть за свободу каждого из вас, за свободу общения с господом, за свободу принадлежать своей стране, своему народу.
Волны гнева прокатывались по тысячной толпе.
- Призываю вас идти в бой с новым лозунгом. Смерть папийству, долой тритцев, да здравствует свободная Френдляндия!
И тут в толпе произошло нечто неожиданное. Слово "свобода" оказалось настолько желанным, что звучавшие в толпе отдельные возгласы "свобода" слились в могучий негодующий рев людей, многие из которых бряцали оружием.
Престолонаследник Кардий VII вместе с перепуганной до слез девицей Лилией де Триель нырнули в золотую карету, страшась бушующей вокруг бури. Там уже оказался генерал Дезоний, командующий осажденным гарнизоном Орлана.
Почтительно, но жестко генерал обратился к королю:
- Ваше всевластие! Есть возможность поднять дух вашего войска и одержать победу. Солдаты за Лютого. Это надо использовать в чисто военных целях. Пора менять веру.
- Отлученного от церкви надо сжечь, - капризно сказала Лилия де Триель.
Кардий умоляюще посмотрел на нее.
- Но я не могу, я не могу, - только и мог выговорить он.
- Вы можете, мой возлюбленный король. Вы подпишете мое письмо к папию.
Кардий неуверенно, но отрицательно покачал головой.
Из окна кареты все трое видели, как птипапий в пурпурной мантии, взяв из рук Мартия Лютого папийскую буллу, передал ее палачу в красном балахоне, а тот бросил ее в разгоревшийся костер. Свиток крепкого пергамента сначала свернулся, судорожно, как живой, скрутился змеиным телом, потом вспыхнул. Алое пламя взвилось из костра под общию вздох толпы.
На помосте птипапий Пифий снял с себя пурпурную мантию и бросил ее в костер. Сразу чадно запахло жжеными тряпками. Он что-то тихо говорил. Мартию Лютому пришлось донести сказанное до толпы.
- Клянусь своей верой во всевышнего, что он сам говорил сейчас устами моего инока. Отныне война стала священной во имя правоты общения с всевышним. И я, подавая пример всем френдляндцам, слагаю с себя папийский сан, ибо не могу стоять между людьми и всевышним. Уверен, что каждый из вас поймет меня. Я отказываюсь от папийской религии, для меня существует только одна вера во всевышнего, открытая нам Лютым. Я иду за ним в великой схватке нравственных устоев. Если нас осаждают тритцы-папийцы, то противостоять в Орлане им будут не папийцы, а лютеры. И пусть я буду первым из них.
Мартий Лютый скинул с себя сермяжную сутану и тоже бросил ее в огонь, перестав быть монахом, но возглавив новое учение.
Так началась на планете религиозная война.
Глава четвертая
ГРОЗА В ГОРАХ
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных.
А. С. Пушкин.
Трудно представить себе большую ярость природы, чем гроза в горах.
Юноша Сандрий-оруженосец, поздним вечером бродя по берегу горного озера, погруженный в думы о прекрасной даме своего сердца, едва успел укрыться в небольшом скалистом гроте над водой. Спустившиеся низкие тучи принесли с собой непроглядную ночь.
Когда сверкали молнии, снопы ослепительных трещин разрывали небосвод, как бы возвращая день, странный, мгновенный матово-серебряный день - и сразу опять тьма. И вспыхивали дальние горы в небесном пожаре, раскалываясь с непереносимым грохотом. И тело вдавливалось само собой в камни, к которым в страхе прижался Сандрий.
Огненные мечи как бы подрубали опоры, держащие тяжелый небосвод, и он готов был рухнуть на острые вершины, погребая под обломками небесной тверди обреченную Землию.
Сандрий беззвучно шептал молитвы, осеняя себя жестом добра, завещанного божественным Добрием. Он хотел бы не смотреть на пылающее небо, но не мог отвести от него глаз.
Вдруг они распахнулись. Только под такой грохот разверзающихся пропастей, только в свете адского пламени, низвергнутого на скалы, могло привидеться такое бедному Сандрию, преданно и безмятежно служившему великану-рыцарю, гордо скрывая безответную любовь к пленительной хозяйке, мудрой Лореллее.
Из черной тучи, как бы из пламени молний, вырвалась огромная черная даже не птица, а скорее вытянувшаяся в струнку летящая змея с загнутыми назад крыльями.
Чудовище не падало, сраженное огнем всевышнего. Нет! Оно плавно спустилось на озеро, коснулось его поверхности и ушло в глубину, оставив разбегающиеся кругами волны, как от падения скалы в воду. Потом все исчезло, утонув в густой, как деготь, тьме, а затем пожар гор и неба вспыхивал снова и снова, оглушая громовыми раскатами не знающего что и думать Сандрия.
Дракон древних восточных сказок? Но кто поверит? Скорее божье видение, предзнаменование грядущих бед, войн, разорения и крови. Надо быстрее сообщить своему рыцарю, подготовить замок к обороне. Только недоброе знаменует появление такого чудища в грозовую ночь.
Но выйти из своего убежища и бежать в замок Сандрий не мог, ибо все хляби небесные разверзлись и потоки воды низринулись из непроглядных туч. Вспышки теперь полыхали за хребтом, гроза отодвигалась от горного озера, но ливень уподобился ближнему водопаду, к которому в часы своего высшего счастья Сандрий провожал иногда несравненную Лореллею. Она любила в задумчивости смотреть на падающий пенный поток, перед тем как снова запереться в своей тайной, колдовской лаборатории в подвале замка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
