уже не просто правом, но обязанностью российской науки.
В оправдание свое приведу фразу из книги английского историка, тоже не сдержавшего эмоций, когда описывал страшный 1941-й год: «Все, что Сталин и Ставка швырнули в заслон, целые эшелоны армий, брошенные одна за одной, было сметено валом поражений. Три миллиона военнопленных в германских руках и численность Красной Армии, павшая до наинизшей точки войны, являются плачевным доказательством упорной и бессмысленной расточительности в обращении с огромными армиями и холодного равнодушия к их судьбе». (Джон Эриксон).
Глава IV. Из первых уст
1. «Чем дальше уходит война, тем больше будет ложных героев»
(Б. М. Петров)
В селе Дохновичи Стародубского района Брянской области немцам прислуживало не так уж мало мужчин призывного возраста. Моё поколение особо ими не интересовалось, знали тех, кто жил недалеко. Село наше было растянуто на километры, с так называемыми условными «районами» — Молотов, Рябовка, Сосновка, Заречье, Поповка, Иванчиковка.
Это теперь, работая с архивами, я узнала больше. Многих, ниже названных, я знала в лицо, с детьми некоторых училась в школе, дружила. Почти все они были призваны с первых дней войны защищать Родину, но по разным причинам через короткое время оказались в родном селе, которое уже находилось под немцами. Я изучила списки из военкомата
Справка. Полицаи села Дохновичи: Бурдюков Левон Тимофеевич, Демьяненко Алексей Фёдорович, Евдокименко Павел Иванович, Ерько Дмитрий Анисимович, Ерько Григорий Павлович, Карпеченко Николай Трофимович, Корбовский Григорий Агеевич, Левченко Тихон Григорьевич, Мартынцев Михаил Иванович, Пуздренок Александр Максимович, Рыжик Никифор Исакович, Сахошко Александр Исакович, Сосновский Стефан Фокич, Шиленок Михаил Вакулович. Старостой над ними был Лубский Михаил Илларионович.
Примечание. Выделены те, кого я знала, дружила с детьми некоторых.
Все они были призваны в 15 штрафную роту 12 октября 1943 года после освобождения Стародубщины, кроме тех, кого расстреляли сами полицаи, не поделив сферы влияния, или расстреляла Красная Армия за злодеяния, которые они творили во время немецкой оккупации в селе Дохновичи.
Некоторые были арестованы по возвращению с фронта, после расследования их деятельности во время оккупации. Родственники всячески пытались защитить своих братьев, отцов, мужей. Тут и стали появляться слухи о том, что некоторые полицаи были связаны с партизанами и работали для них. У некоторых нашлись влиятельные родственники, геройски сражающиеся с врагом, имеющие самые высокие правительственные награды. И бывшие полицаи получили высокие награды. Но осведомлённому человеку сразу можно увидеть подделку, потому что подвиги и ранения, отмеченные в «Истории подвига» указывают на ложную дату. Например, запись о ранении в марте 1943 года или геройском подвиге в апреле 1942 года. Это наглая ложь! Потому что вышеназванные в справке люди, в это время были на службе у немцев, так как село находилось в оккупации с осени 1941 года.
Я не стану никого осуждать, но хорошо помню, как приходила в наш дом сестра Бурдюкова Леона Тамара Тимофеевна и просила отца написать письмо, скорее всего, ходатайство о досрочном освобождении из заключения. Просила отца по той причине, что он имел больше всех наград, прошёл всю войну, наконец, мог грамотно изложить мысли на бумаге.
Большое усилие приложила вторая сестра Леона Татьяна Тимофеевна, которая со всеми собранными бумагами побывала на приёме у самого Ворошилова в Кремле.
Я прекрасно помню дядю Леона, который работал в кузнице. Да, рассказывали старожилы, что он вёл себя агрессивно во время немецкой оккупации, всегда ходил с оружием, часто стрелял. Его боялись. Но для меня он был добрым человеком, весёлым. Его любимая поговорка была: «Иди, почукаю». Так он баловал нас, малышей, своим вниманием. Брал к себе на колено и качал («чукал», так говорили в селе).
У Михаила Илларионовича своя история. Его рассказ (в сокращении) я решила разместить ниже. Я хорошо знала его семью и родню. С младшей дочерью Любой мы дружили в детстве, она часто приходила к своей родной тёте Насте, о ней тоже будет отдельный рассказ. Хочу сказать, что Михаил Илларионович до конца своих дней был неразговорчив. Всегда ходил с опущенной головой, словно чего-то боялся. У него было большое хозяйство, в том числе огромное количество овец. В селе его называли валенщиком, потому что он валял валенки. Я сама видела его за работой. Вообще, для меня он также хороший человек. Он никому не сделал зла. Имел большую семью, которую надо было одеть и накормить.
Остальных служителей у немцев я знала, но общения почти не имела с ними.
Хочу сказать, что слово «полицай», в моём детском понимании, выражало неприязнь к человеку. Чаще это случалось во время ссоры между взрослыми. Детвора могла повторять это бранное слово, не вдаваясь в подробности.
Сейчас, ознакомившись с документами, узнав многое о войне, я иначе воспринимаю некоторых, ранее называемых, прислужниками немцев.
Итак, мой рассказ о старосте Михаиле Илларионовиче Лубском. Почему о нём? Потому что с детства насмотрелась фильмов, где старосты изображены злостными ненавистниками советской власти, ярыми противниками Красной армии, беспощадными убийцами мирного населения. И главное — потому что хорошо знаю его семью, его самого в послевоенное мирное время.
Изучив документы, пришла к выводу: хорошо, что старостой был выбран Михаил Илларионович, а не тот же «Славка Третьяков», который был расстрелян КА за злодеяния во время немецкой оккупации села.
Как Михаил Илларионович оказался на службе у врага осенью 1941 года? Вот что он рассказал:
— В начале мая 1941 года меня призвали в Красную Армию на 45 дней.
Примечание. Это говорит о том, что руководство нашей страны вело подготовку к войне.
Примечание. Мой двоюродный дядя Михаил Андреевич Пы-сенок также был призван на переподготовку в эту часть. Подробности в книге 2 «Между жизнью и честью».
