Теперь Грейс официально имела статус согревательницы постели Их Милости. Хью узнал об этом от Киски. Прислуга всегда знала, у себя ли Лорд, по тому, где была Грейс — наверху или внизу. Других занятий она не имела, и никто, даже Мемток, не имел права наказывать ее. Кроме всего прочего, каждый раз, когда Хью видел ее, она была роскошно одета и увешана драгоценностями.
Грейс очень растолстела — настолько, что Хью испытывал облегчение, что теперь даже формально не обязан делить с ней ложе. Но вообще-то все согревательницы постели, на его вкус, были слишком полными. Даже Киска. По меркам XX века девушка ее габаритов уже вполне могла садиться на диету. Киска же очень огорчалась, что никак не может пополнеть еще, и все спрашивала Хью, не разонравилась ли она ему из-за этого. Правда, она была совсем юной и чрезмерная пышность ее форм не казалась уродливой.
Совсем другое дело — полнота Грейс. Где-то в этой расплывшейся туше скрывалась прелестная девушка, бывшая когда-то его женой. Он старался не размышлять на эту тему и не понимал, как нынешняя Грейс может нравиться Понсу, — если, конечно, она ему нравилась. По правде говоря, Хью допускал, что официальное положение согревательницы постели не обязательно к оказанию прочих услуг. Ведь Понсу было более ста лет от роду. Был ли он еще в состоянии иметь дело с женщинами? Хью этого не знал, да и мало интересовался. На вид Понсу можно было дать лет шестьдесят, причем он казался исполненным сил и бодрости. Но Хью все же склонялся к мысли, что Грейс выполняла достаточно скромные функции.
Если он к судьбе Грейс стал равнодушен, то Дьюка она весьма волновала. Как-то раз сын ворвался к нему в кабинет и потребовал разговора с глазу на глаз. Хью отвел его в свою комнату. Они не виделись уже с месяц. Дьюк регулярно посылал переводы, поэтому не было острой необходимости встречаться.
Хью попытался сделать встречу теплой.
— Садись, Дьюк. Хочешь немного Счастья?
— Нет уж! Спасибо. Что я слышал такое насчет матери!..
— И что же ты слышал? (О Боже! Опять начинается…)
— Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь!
— Боюсь, что нет.
Хью буквально выдавил эти слова из себя. Дьюк располагал всеми фактами, но, что больше всего удивило Хью, узнал их только что. Поскольку более четырехсот слуг было отлично осведомлено о том, что одна из дикарок — не та высокая и худая, а другая — проводила в покоях Их Милости гораздо больше времени, чем в помещениях для прислуги, то казалось странным, что Дьюку понадобилось столько времени, чтобы узнать об этом. Впрочем, у Дьюка было мало общего с другими слугами, да и сам он не пользовался особой популярностью, — Мемток называл его «возмутителем спокойствия».
Хью не стал ни отрицать, ни подтверждать того, что выложил ему сын.
— Так что же? — требовательно спросил Дьюк. — Что ты собираешься предпринять?
— Ты о чем, Дьюк? Ты хочешь, чтобы я прекратил все эти сплетни среди слуг?
— Я не о том! Ты что же, собираешься вот так спокойно сидеть здесь сложа руки, в то время как твою жену насилуют?
— Не исключено. Ты приходишь ко мне с какими-то слухами, которые дошли до тебя от младшего помощника младшего дворника, и требуешь от меня действий. Прежде всего я хотел бы знать, почему ты даже не усомнился в правдивости этих слухов? И потом, почему ты с такой уверенностью говоришь об изнасиловании? В-третьих, каких поступков ты ждешь от меня? В-четвертых, как ты представляешь себе мои возможности вмешиваться в судьбу Грейс? Подумай над моими вопросами и постарайся быть рассудительным. А затем мы с тобой поговорим о том, чего я не могу и что могу.
— Не увиливай!
— Я не увиливаю. Дьюк, ты получил дорогостоящее образование юриста — я знаю, ведь это я платил за твое обучение. И ты сам много раз повторял выражение «волею обстоятельств». Так примени теперь свое образование. Давай по порядку. Почему ты думаешь, что эти слухи — правда?
— Ну… они дошли до меня… и я их проверил. Все это знают.
— Вот как? Но ведь раньше все знали, что Земля плоская. Однако это оказалось совсем не так. Согласись.
— Но я же говорю тебе! Мама назначена согревательницей постели этого ублюдка.
— Кто тебе сказал?
— Да все говорят!
— А ты спрашивал у начальника прислуги?
— Что я, с ума сошел, что ли?
— Нет, это я так… Нам известно только то, что Грейс назначена прислуживать наверху. Обязанности ее могут быть самыми разными: прислуживать Их Милости, знатным дамам или еще что-нибудь. Хочешь, устрою тебе свидание с начальницей, чтобы ты сам мог узнать у нее, чем занимается наверху твоя мать?
— Нет уж, сам спрашивай.
— Не буду. Я уверен, что Грейс не потерпит вмешательства в свои дела. Допустим, мы выясним, что она, как ты подозреваешь, действительно согревательница постели Их Милости. Но при чем здесь изнасилование?
Дьюк был удивлен.
— Ты меня поражаешь! Как ты можешь думать, что мама по доброй воле согласится на «такое»?
— Я уже давно стараюсь не размышлять о том, на что способна твоя мать. Сейчас же я думаю, что обсуждаем мы всего-навсего твои домыслы. Ведь помимо того, что она назначена согревательницей постели, мне ничего неизвестно. А ты располагаешь лишь слухами. Даже если они небеспочвенны, мы не можем утверждать, что Грейс непременно побывала в его постели — добровольно или нет. До меня никакие сведения на сей счет не доходили. Только твои грязные измышления. Возможно, ты отчасти и прав, но опять же нет никаких оснований полагать, что имело место нечто большее, чем совместный сон. Я и сам не раз делил ложе с особами женского пола, и в этом не было криминала. Даже допуская мысль о возможных интимных отношениях между ними, — опять же, заметь, твое предположение, — я искренне сомневаюсь, что Их Милость хоть раз в жизни изнасиловал какую-нибудь женщину. Не забывай и о его возрасте.
— Чушь! Ни один черный ублюдок не упустит случая опоганить белую женщину!
— Дьюк! То, что ты говоришь, — ядовитая безумная чушь! Ты заставляешь меня…
— Я…
— Молчать! Ты прекрасно знаешь, что Джозеф много раз имел возможность изнасиловать любую из трех белых женщин на протяжении долгих десяти месяцев. Ты прекрасно знаешь и то, что его поведение было превыше всяческих похвал.
— Ну… у него просто не было случая.
— Я уже сказал тебе: прекрати молоть вздор. Возможностей у него было предостаточно. Хотя бы в то время, когда ты был на охоте. В любой день. Ведь он оставался наедине с каждой из них множество раз. Так что перестань оскорблять Джозефа. Мне просто стыдно за тебя.
— А мне — за тебя. Ты — зажиревший кот черномазого короля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
