Бедственное состояние железнодорожного транспорта и хроническая нехватка рабочих лишали актуальности вопросы защиты дорог от покушений неприятеля и делали единственно значимой проблему "выживания" дорог, МПС готово было на все, лишь бы сохранить работоспособность транспортной сети. Поэтому принимались решения, явно противоречившие всем правилам обеспечения безопасности железных дорог в военный период.
Осенью 1916 года Главный комитет по охране железных дорог приступил к обсуждению вопроса о допуске военнопленных к работам в железнодорожных мастерских. Еще за год до этого Комитет счел преступлением даже краткое пребывание пленных в мастерских, но теперь надвигавшаяся катастрофа российского транспорта заставила забыть о всякой осторожности. Инженер Управления железных дорог МПС статский советник Ф.К.Ясевич в докладе Главному комитету сообщил о том, что на всех дорогах не хватает мастеров для ремонта паровозов и общая потребность в таких работниках достигла 10 тысяч человек. Единственный способ разрядить ситуацию - принять на работу в мастерские пленных.
4 сентября 1916 года шифрованной телеграммой МПС разрешило управлениям дорог привлекать военнопленных славян к работам в железнодорожных мастерских{231}.
Члены главного комитета понимали, что следует хотя бы формально напомнить о бдительности. Жандармы предложили всем особым комитетам дорог самостоятельно выработать правила наблюдения за пленными, которые "исключили бы всякою для них возможность оказывать услуги неприятельскому шпионажу, вести вредную агитацию и производить умышленную порчу станков и инструментов". По мысли Главного комитета, управления дорог обязаны были внушить русским рабочим "необходимость содействия с их стороны в деле охраны... от покушений, агитации и попыток шпионажа"{232}. Эти вконец затасканные штампы были всего лишь словесной мишурой, прикрывавшей откровенное предложение МПС российским дорогам отказаться от принятых ограничений в отношении военнопленных. Большинство дорог включилось в игру центра. Особый комитет при управлении Николаевской железной дороги ходатайствовал о допуске 200 пленных рабочих в паровозные мастерские, так как территория их окружена забором, значит, пленные не разбегутся.
На Сызрано-Вяземской дороге наблюдение за пленными поручили мастеровым, предупредив последних, что иностранцев нельзя допускать к двигателям, электростанциям и поворотным кругам. Было ясно, что оговорки носят лишь формальный характер и на деле, попав в мастерские, пленные обретут ту же свободу передвижения, что и русские рабочие. Следовательно, всякий надзор за пленными будет исключен.
Омская дорога, хотя и испытывала нужду в мастеровых, отказалась от предложенного МПС варианта, сославшись на отсутствие квалифицированных рабочих среди пленных славян и "крайнюю затруднительность надзора за ними в мастерских"{233}.
Упрямство руководства дороги в действительности объясняется опасениями спровоцировать вспышку недовольства русских рабочих, и без того раздраженных низкими заработками и тяжелыми условиями труда.
К началу 1917 г. широкое использование труда пленных на железных дорогах самым естественным образом вошло в противоречие со всеми предписаниями и инструкциями по обеспечению безопасности транспортной системы. Как представляется, если бы германское или австрийское командование сумело переправить в Сибирь достаточное количество взрывчатки и опытных агентов-организаторов, то найти среди тысяч военнопленных добровольцев и затем с их помощью осуществить диверсии на Транссибирской магистрали было бы вполне возможно.
Итак, диверсий на сибирских дорогах во время войны противник не осуществил. В чем причина? Ведь германское командование прекрасно понимало, что нарушение перевозок по Транссибирской магистрали серьезно ослабило бы русский фронт. Вероятно, причин несколько. Во-первых, колоссальная удаленность магистрали от линии фронта затруднила подготовку диверсий; во-вторых, операции русской контрразведки сузили круг потенциальных исполнителей диверсионных заданий противника; в-третьих, многочисленность военных караулов и постоянное совершенствование системы охраны железных дорог, очевидно, смогли компенсировать низкое качество охранной службы.
6. "Бой с тенью" или работа сибирской контрразведки
Китай, в отличие от Швеции, не стал базой активных операций германской разведки против России. Этому препятствовала энергичная работа русских и союзных представителей в самом Китае, а также постоянное давление на Пекин со стороны правительств Антанты с требованиями пресечь деятельность немецкой агентуры. Наконец, большую роль сыграла осторожная политика самого Пекина до лета 1917 г., формально отказывавшегося принять чью-либо сторону в мировой войне, но вынужденного при этом считаться с желаниями своих могучих соседей России и Японии.
В общем, германская разведка была заперта в Китае и не могла "дотянуться" до Сибири из Европы.
Впрочем, с осени 1914 года державам Центрального блока уже и не нужна была разветвленная агентурная сеть в Азиатской России. Накануне войны ее существование было оправдано желанием Германии и Австро-Венгрии (она была необходима, чтобы своевременно) определить начало и масштабы мобилизации, изучить пропускную способность железных дорог, объем людских и материальных ресурсов, имевшихся в Сибири. Именно в предвоенный период противникам России важно было узнать сроки мобилизации сибирских корпусов, начало и темпы их переброски к западным границам.
После отправки на фронт первоочередных дивизий Сибирь, не имевшая тогда мощной промышленности, выпадала из числа главных объектов германской разведки. Разведслужбы Центрального блока сконцентрировали внимание на Европейской России. Итак, с началом войны угас разведывательный интерес противника к Сибири.
Единственная здесь желанная цель германской разведки - Транссибирская магистраль была недостижима.
Следить за общей политической ситуацией Азиатской России Германия и Австро-Венгрия могли самыми различными способами, не требовавшими наличия там стационарной агентурной сети. Например, нужную информацию могут собирать агенты-наблюдатели из подданных нейтральных государств, путешествовавшие по Сибири под видом бизнесменов, корреспондентов газет и т. п. Секретным циркуляром 28 февраля 1916 года директор Департамента полиции Климович поставил в известность всех начальников жандармских управлений о том, что из Пекина в Россию через Сибирь выехали 3 американки: Мария Хейнцельман, Екатерина Хетцер и Мария Грахем, подозреваемые в связях с германской разведкой, Климович установить за ними "неотступное наблюдение"{234}.
Оно, естественно, не дало жандармам повода для ареста иностранок, и в то же время никто не мог запретить американкам беседовать с попутчиками скупать местные газеты, собирая вполне безобидными способами информацию о внутриполитическом состоянии России. Возможно, в Сибири действовали разъездные агенты из числа офицеров германской и австрийской армий. О них ГУГШ знал мало, но на всякий случай предупреждал штабы сибирских округов и жандармов о вероятном их появлении. 15 марта 1916 года жандармы получили сообщение из штаба Корпуса, в котором со ссылкой на сведения, поступившие из ГУГШ, начальник штаба предупреждал: "...делу неприятельского шпионажа в России могут оказать содействие" контролеры Международного общества спальных вагонов Неф Абеллен и Иоганн Гросс.
Конкретных доказательств их причастности к шпионажу военные не имели, но указывали, что "сама обстановка, при которой протекает служба путевых контролеров, вполне благоприятствует собиранию и выдаче различного рода сведений агентам неприятеля{235}.
За контролерами приказано было следить.
Из Департамента полиции 8 сентября 1916 года сообщали, что по агентурным сведениям, где-то в России находится австрийский офицер С. Бакалович, который под видом "циркового или шантанного артиста занимается шпионством"{236}.
Ежемесячно Петроград рассылал десятки подобных циркуляров, в которых отсутствовали ясные указания на район деятельности. Вполне возможно, что отдельные агенты работали на территории Сибири.
