Эриксон: Угу.
Зейг: Это, возможно, позволит ей быть более конкретной в своих утверждениях.
Эриксон: Не следует заставлять пациента говорить: «У меня рука не двигается». Ты говоришь: «Вам может показаться, что ваша рука не двигается». Ты сам произносишь отрицание «не».
Зейг: Тогда это дает ей возможность отвечать в утвердительной форме.
Эриксон: Да.
Зейг: Итак, ты возвратился к ее преувеличению и поправил ее.
Эриксон: Из этого преувеличенно-эмоционального состояния я хотел спустить ее вниз, к ее обычному состоянию.
Салли: Я припоминаю, как вы сказали, что она не будет двигаться и хм…
Эриксон: Ты мне поверила?
Салли: Полагаю, да. (Улыбается.)
Эриксон: Всего лишь полагаешь. (Салли смеется.)
Зейг: Ты уже однажды воспользовался ее уклончивым ответом, чтобы обыграть слова «предположение» и «действительность». Здесь ты повторяешь «всего лишь полагаешь», и она смеется. Она понимает твою игру, но выражает это не словесно, а телесно.
Эриксон: Угу.
Салли: Я, это… мне кажется, что ею не пошевельнуть.
Эриксон: Значит, ты более чем полагаешь? (Салли смеется.)
Салли: Хм-м… да. (Тихо.) Я… это так удивительно, что можно пробудиться от шеи и выше, а от шеи и ниже – нет.
Эриксон: Что удивительно?
Салли: Что человек может, хм-м… что тело может спать от шеи и ниже, а я могу разговаривать и бодрствовать – а тела не чувствую, совсем онемело. (Смеется.)
Эриксон: Другими словами, ходить ты не можешь?
Салли: Нет, пожалуй, не сию минуту. (Отрицательно трясет головой.)
Эриксон: Не в этот самый момент.
Салли (со вздохом): Хм-м-м, не в этот самый момент.
Эриксон: Видишь, она отрицательно потрясла головой и сразу согласилась, что не в состоянии ходить. Теперь она уже может давать конкретные ответы.
Зейг: Ей все же легче дается четкий отрицательный ответ, чем четкий положительный ответ. Но от одного до другого лишь один шаг.
Эриксон: Угу.
Зейг: Заметь, все это время ее глаза прикованы к тебе, она не смотрит вокруг.
Эриксон: Мы были одни.
Эриксон: Каждый акушер в этой группе теперь знает, как получить анестезию… тела. (Э. выжидательно смотрит на Салли. С. согласно кивает головой, а потом делает отрицательное движение головой. Она продолжает смотреть направо отсутствующим взглядом. Прочищает горло.) Как себя чувствует человек, которому тридцать пять и он не может ходить?
Салли: Тридцать четыре.
Эриксон: Тридцать четыре. (Э. улыбается.)
Зейг: Она поправила тебя, и ты был весьма любезен. Это ни капли не вывело тебя из равновесия.
Эриксон: С какой стати?
Зейг: Преимущество оказалось на ее стороне. Она и раньше пыталась одержать над тобой верх.
Эриксон: Вот я и отдал ей этот «верх».
Зейг: Да. Она поправила тебя насчет возраста, но для этого ей пришлось прибегнуть к четкому утверждению.
Эриксон: Часто и уступка приносит победу.
Салли: Хм-м… Чувствует… м-м… сейчас это приятно. Эриксон: Очень приятно? Салли: Да.
Зейг: Теперь ты преувеличиваешь положительное ощущение. Она говорит «приятно», а ты «очень приятно».
Эриксон: Вот когда ты только вошла, тебе понравилось, как я подтрунивал над тобою?
Салли: Пожалуй, да.
Зейг: Сначала ты делаешь ударение на приятном ощущении, а затем возвращаешься к шуточному тону. Однако это не шутка. На самом деле ты заставляешь ее почувствовать себя очень неловко. Сводя во времени эти два ощущения, ты смягчаешь в положительном плане ее ощущение неприятной неловкости.
Эриксон: Да.
Эриксон: Пожалуй, да? (Салли смеется.) А может, не понравилось? Салли: Да, пожалуй, так.
Зейг: Она опять увиливает от прямого ответа, а ты интонационно подчеркиваешь слова «пожалуй, да».
Эриксон: Повышением тона на слове «да». «Пожалуй, да». Зейг: Интонационно выделяя положительную сторону. Эриксон: Угу.
Эриксон (улыбается): Вот момент истины.
Салли: Как? (Смеется.)
Эриксон: Вот момент истины.
Салли: Так, да, у меня смешанное чувство. (Смеется.)
Зейг: Она все так же уклончива. На словесном уровне она не приняла «момента истины». Ты снова делаешь нажим на эти слова.
Эриксон: Ты сказала «смешанное чувство». Очень смешанное? Салли: Как сказать? Мне это нравилось и не нравилось. Эриксон: Очень-очень смешанное чувство? Салли: Ох, вряд ли я смогу определить точный оттенок.
Зейг: Здесь ты снова действуешь с противоположного конца. Делаешь такой до нелепости преувеличенный упор на ее уклончивую манеру отвечать, что ей ничего не осталось, как ответить прямо, без уверток. Ты довел свой нажим до абсурда: «Очень смешанное?», «Очень-очень смешанное?»
Эриксон: В результате она оказалась в тупике.
Зейг: И подорвалась на собственной мине.
Эриксон: Да, подорвалась на собственной мине. Но потом она откажется от мины, но не от меня.
Зейг: Ты дал ей возможность увидеть последствия такого уклончивого поведения – «Очень смешанное; очень-очень смешанное». Но ты делаешь это в шуточной форме, и отказ от прежней модели поведения исходит от нее самой.
Эриксон: А не думаешь ли ты: черт меня дернул сюда прийти?
Салли: О, нет, я очень рада, что пришла. (Прикусила нижнюю губу.)
Эриксон: А придя сюда, разучилась ходить.
Салли (смеется): Да, научилась не двигаться от шеи вниз. (Кивает.)
Эриксон: Вкусная была конфета?
Салли (тихо): Ой, такая вкусная, только… м-м… мне хотелось бы ,' … разных сортов.
Эриксон (улыбается): Значит, отведала конфеток? Салли: Угу. (Улыбается.) Эриксон: А кто их тебе дал?
Салли: Вы дали.
Эриксон (согласно кивает): Вот какой я щедрый.
Эриксон: Опять очень уклончивые ответы. Но она с воодушевлением заявила, что конфета была вкусная, что-то в этом роде.
Зейг: Да.
Эриксон: А это вполне определенный ответ. Я все время даю ей шанс быть то уклончивой, то вполне определенной.
Зейг: Еще один положительный шаг.
Салли: Да. Очень мило с вашей стороны. (Улыбается.)
Эриксон: Понравилась конфета?
Салли: О, да.
Зейг: Куда уж определеннее! Эриксон: Она осваивает новую модель поведения.
Эриксон: А вот все философы говорят – реальность в нашей голове. (Улыбается.) Что это за люди? (Салли смотрит вокруг. Э. близко склоняется к ней.)
Салли: Представления не имею.
Эриксон: Она не имеет представления, кто эти люди. Она имела представление. Я спросил: «Что это за люди?», а она повременила, прежде чем дать отрицательный ответ.
Зейг: Ты заставил ее установить контакт с присутствующими.
Эриксон: Угу.
Зейг: Далее ты говоришь: «Скажи мне честно: что ты о них думаешь». А это очень нелегко. Ты выбрал такой способ принудить ее установить контакт с окружающими, что у нее не осталось иного выхода.
Эриксон: Да.
Зейг: С какой цепью?
Эриксон: Рука у нее все еще парализована.
Зейг: Да, телесно она не испытывает никаких неудобств.
Эриксон: Есть категория людей, которые любят свои болезни и цепляются за них. Поэтому надо вынудить их на какой-то откровенный поступок. Пациент внутренне открывается и тогда может подчиняться внушениям.
Зейг: Хотя ты предполагаешь, что она попытается проявить некоторую уклончивость даже при прямом ответе, все же она вынуждена отвечать более конкретно.
Эриксон: Совершенно верно. Поэтому ситуация, в которой ей приходится отвечать конкретно, не должна быть острой. Видишь ли, если удается добиться прямого ответа от человека с уклончивой моделью поведения, хотя бы самого общего ответа, то есть возможность получить и более конкретный ответ. Ты идешь от общего к более определенному, а определенное поможет избавить ее от паралича.
