Он выругался. Мраморная дриада повернула лицо в его сторону, ее рот раскрылся в беззвучном крике. Слой плюща становился все толще, прижимая ее руки к бокам. До самой талии ее скрывали темно-зеленые кожистые листья. Гэр обернулся через плечо: правая дорожка внезапно заканчивалась поворотом, ярдах примерно в двадцати. Он повернул направо и побежал.
Не важно было, куда сворачивать, налево или направо. Уже не важно. Он просто бежал. Иногда спотыкался и налетал плечом на терновые стены. Зеленые шипы рвали его одежду, ранили кожу до крови. Жар невидимого полуденного солнца давил на плечи, пот ручьями тек по груди и спине. Гэр бежал, пока в легких не начало жечь, после чего еще добавил скорости. Он должен был выбраться из этого места раньше, чем дриада погибнет в плюще.
Дорожки, лишенные тени, тянулись, пересекались, двоились, сливались. Поворот следовал за поворотом. Иногда Гэр сворачивал, иногда нет. Жар усиливался, отдавался гулом в голове, затуманивал зрение. Но ведь должен же быть выход наружу. Лабиринты не бывают бесконечными.
Гэр запутался в собственных ногах и рухнул в пыль. Сила удара выбила воздух из его легких. Гэр попытался вздохнуть и закашлялся от поднятой пыли. Святые, нужно выбираться отсюда. Перекатившись на спину и стараясь отдышаться, он начал искать в себе силы подняться.
Сначала нужно встать на колени. Толкнуть себя вверх. Ноги подкашивались, как у новорожденного жеребенка, – Гэр чуть не упал на ближайшую унизанную шипами стену. Но затем выпрямился и осмотрелся. Он стоял у входа на квадратную площадку ярдов пяти в ширину, в центре свивался огромный клубок плюща. То, вокруг чего обвилась лоза, было полностью скрыто, только белая полоса блестела на самом верху. Гэр, спотыкаясь, побрел туда. Белая полоса оказалась маленькой рукой, женской, тонкой и гладкой. Она с мольбой тянулась к небу. Тонкий побег плюща выбивался из локтя, разворачивал темные листья на белой мраморной плоти. Он опоздал.
Гэр упал на колени. Он столько бежал и все равно опоздал. Из его груди вырвался всхлип, затем еще один: он оплакивал задушенную плющом нимфу, пульсирующую боль в голове, свою неспособность найти выход.
Он проиграл.
Гэр посмотрел на руку дриады, на пальцы, протянутые в мольбе. Плющ был еще свежим, а стебли совсем тонкими. Возможно, он сумеет ее спасти, если ему удастся до нее добраться. Гэр схватился за переплетение лоз и потянул. Несколько побегов подались, под ними показался белый мрамор. А затем его руки соскользнули. Темные листья посыпались на землю, но стебли не порвались. Гэр удвоил усилия. Он дергал и выворачивал плющ, пока с его пальцев, смешиваясь с темно-зеленым соком, не полилась кровь, но ничего не добился.
– Нет, – прошептал Гэр, сжав кулаки. Он не позволит дриаде задохнуться. – Нет!
Выругавшись, он потянулся к музыке огня.
Сила рванулась наружу. Она заполняла его душу, кипела, поднималась, пока не затопила его полностью. Пламя питалось виной, текло по венам, распаляло кожу. Гэр выпустил мелодию, и статую окутал огонь.
Листья плюща затрещали от жара, осыпались вниз, как осенью. Стебли лопались, в трещинах кипел сок. Все затянуло клубами вонючего дыма. От жара загорелся терновник, и Гэр вызвал новую волну пламени.
Пламя исчезло мгновенно между двумя ударами сердца. У основания статуи остался ковер из углей. Гэр зашагал по нему, взбивая сапогами пепел. Камень стал серым от копоти, зато от плюща не осталось ничего, кроме угольков у подножия. Голова нимфы поникла, руки безвольно повисли. Спутанные волосы закрыли лицо, сплетаясь с увядшими розами. Гэр потянулся, чтобы коснуться ее, и статуя рассыпалась, словно пепел.
– НЕТ!
Гэр упал на колени. Мраморный пьедестал рассыпался под его руками, и юноша рухнул на бок. Он не успел спасти ее, и было поздно спасать себя.
Вокруг клубился дым. Тоненький лучик солнца скользнул сквозь завесу, за ним еще один, и еще, и вот пять лучей, словно пальцы самой Богини, коснулись сожженной земли. Они погладили Гэра по лицу, унимая зуд в обожженной коже. В небе над ним полосы зеленого, золотого и красного вдруг превратились в лицо ангела, окруженного ярким светом – мерцанием эфемерных крыльев. Ангел улыбнулся Гэру и протянул руку, чтобы поднять его к свету.
– Все хорошо, Гэр.
Он открыл глаза. В груди давило и жгло от попыток вдохнуть раскаленный воздух…
– Все хорошо, – повторила Танит, успокаивая его. – Здесь нет огня.
Гэр дико озирался. В комнате было темно, горела только свеча на столе, и в теплом свете он видел голову склонившейся над ним Танит. Она удерживала его за плечи, прижимая к подушкам. Сбитые простыни были влажными от пота, а легкие все еще жгло от сухого вонючего дыма.
– Я принял тебя за ангела. – Во рту у Гэра пересохло.
Танит улыбнулась и погладила его по волосам.
– Это был сон.
– Я был заперт в лабиринте. Там была статуя… – Сон комкался, как старый пергамент, распадался и ускользал все быстрее, как бы Гэр ни пытался его удержать. Юноша посмотрел на свои руки, словно ожидая увидеть в них нечто неизвестное.
– Саарон должен был предупредить тебя о том, что ты будешь видеть очень странные сны. Не волнуйся. Это просто сны.
– Который час? – спросил Гэр.
– Поздний. – Руки Танит были обнажены, а под зеленой мантией целителя виднелась ночная рубашка.
– Что ты делаешь тут посреди ночи?
– Дежурный целитель волновался за тебя и потому меня разбудил, – сказала Танит. – Я спала в соседней палате, одной из тех, которые свободны. Когда ты очнулся в первый раз, тебя терзали жуткие кошмары. Саарон подумал, что мне лучше пока что быть неподалеку.
– Я не помню этого.
– И это тоже. Ты перенес суровое испытание.
– Я когда-нибудь вспомню? Мне не нравится туча вот здесь. – Гэр указал на свой висок.
– Щит в твоем сознании не позволяет тебе вспоминать слишком многое слишком быстро. Постарайся ему не сопротивляться. – Танит налила в чашку воды и вложила ее ему в руку. – Выпей. У тебя обезвоживание. А потом расскажи мне то, что рассказывал Саарону о Савине.
Гэр пил и пытался вспомнить, о чем говорил в тот день. Четкие фразы не всплывали в памяти, он помнил только ощущение: нужно спешить, время уже на исходе.
– Савин придет сюда. Он ищет то, чего не смог найти у меня в голове, ему нужен какой-то ключ. Я не знаю, когда это произойдет, и не знаю, откуда мне это известно, но когда я слышу его имя, у меня возникает ощущение спешки, гонки. Я должен опередить его в поисках того, что он ищет. Мне неизвестно, что это может значить.
– А сейчас ты чувствуешь то же самое?
Гэр кивнул.
– Не так сильно, как раньше, но чувствую.
Танит скрестила руки на груди. Ее золотые брови встревоженно нахмурились.
– Я усилила щит, – тихо сказала она. – Ты не должен помнить того, что говорил тебе Савин. Я не понимаю. Ты встретил Савина по дороге из Дремена, не так ли? Что говорил тебе о нем Альдеран?
– Почти ничего. Что он ренегат или что-то в этом роде. Альдеран ни разу не сказал, что именно сделал Савин, лишь намекнул на что-то ужасное.
– Не просто ужасное. Савина из-за этого изгнали, а совет установил щитовые чары, чтобы не подпускать его к обитаемым островам, так что без их ведома он не смог бы вернуться. – Танит прикусила губу. – Я должна поговорить с Альдераном. Попытайся уснуть, если сможешь.
– Я не устал.
Танит выпрямилась.
– Тебе необходим сон, Гэр, – мягко, но непреклонно сказала она. – Сон и еда, а через пару дней, когда ты окрепнешь, состоится новый сеанс исцеления. После него ты будешь в порядке.
– Я не ребенок, Танит, – запротестовал Гэр и тут же осекся, поняв, как по-детски это прозвучало.
– Я знаю. Но тебе нужно быть более терпеливым. – Девушка взяла свечу со стола, собираясь уйти, но вдруг поставила ее на место, грохнув подсвечником так, что горячий воск расплескался по ее руке. Танит этого не заметила. Ее глаза застыли, как два топаза. – Ты хоть понимаешь, что с тобой сделали? Савин разорвал твой разум на куски, изувечил его еще больше, чем тело. Ты едва дышал, когда тебя принесли сюда. Никто из нас не знал, как тебе удалось так долго удерживать Песнь, как ты смог долететь сюда от Пяти Сестер. Ты едва не истек кровью. Ты был еле живой, почти безумный. Я провела у тебя в голове много часов, сшивая то, что было разорвано, и я…
Танит осеклась, зажмурилась, вцепившись пальцами в мантию. Губы ее дрожали.
Гэр молча смотрел, пораженный ее вспышкой.
– Прости, – сказала целительница сдавленным голосом. – Я не имею права срываться. Увидимся утром.
И оставив мерцающую свечу на столе, она вышла из комнаты.
30
Раскол
Танит закрыла дверь своей комнаты и прислонилась к ней спиной. Отец был прав, она слишком долго прожила среди людей. Утратила отстраненность, отдалась на милость ветров-эмоций, и эти ветра оказались штормом!
