определенный промежуток времени накладывают другие, смоченные в дистиллированной воде. Для большей простоты можно поверх марлевой повязки наложить плотную ткань, чтобы предотвратить испарение. Это возможно даже в тех случаях, когда имеются в сильной степени инфицированные раны, при которых наложение обыкновенной влажной повязки не показано. Метилвиолет позволяет применять влажную повязку даже тогда, когда без него от этой повязки и ее действия следовало бы отказаться. В тяжелых случаях мы прибегаем также к длительному орошению раны слабым раствором метилвиолета.
Большим преимуществом метилвиолета является то, что он не оказывает раздражающего действия. Напротив, он всегда успокаивает боль. Мне это часто довелось наблюдать, особенно при ожогах, которые я также лечу влажными повязками с метилвиолетом. Как объяснить это его действие и вообще исследовано оно или нет, я не знаю.
Доктор Лаутербург поражен результатами, которых мы добиваемся консервативным лечением в тех случаях, где на первый взгляд есть все показания к ампутации. Больше всего убеждает его один случай излечения открытого инфицированного перелома голени, когда у привезенного к нам больного уже начиналась газовая флегмона.
Привычка воздерживаться от ампутаций, издавна принятая в Ламбарене, привела к тому, что теперь мы в отдельных случаях, где ампутация неизбежна, можем ее совершить, и наше доброе имя от этого не страдает. Теперь случается, что негры сами нас просят об ампутации. У одного бенджаби, который работал на лесном участке, рука попала под накатившееся бревно, и он получил тяжелое повреждение предплечья и кисти. Его соплеменники ни за что не хотели привозить его сюда и лечили своим способом — с помощью порошка из древесной коры. В результате вся рука у него превратилась в гноящуюся зловонную массу, и общее состояние больного стало внушать опасения. Мы сказали ему об этом, и вот он, вняв совету других больных, просит ампутировать ему руку. После того как у нас есть свидетели, что он этого хочет сам, мы его оперируем. Здоровый и признательный нам, хоть и с одной рукой, он возвращается к себе на лесной участок и там скажет туземцам, что врачи в Ламбарене отрезают руку или ногу только тем, кто сам их об этом просит.
В первые недели по приезде доктора Лаутербурга мы оперируем многих больных с грыжами. Часть этих операций совершает он, часть — доктор Нессман. Оперируются также больные элефантиазисом. 1 апреля мы удаляем одну такую опухоль весом в тридцать килограммов. Это мужчина из района Самкиты. Тяжелая Опухоль давно уже лишила его возможности двигаться. Она настолько велика, что больной пользуется ею как табуреткой и на ней сидит. Несмотря на то что он еще сравнительно молод, выглядит он стариком. Операция продолжается с десяти часов утра до трех часов дня. Манипулирование с этой огромной массой представляет для нас троих большие трудности. Мы действуем по методу, открытому в 1913 году доктором Узилло, при котором опухоль, как грушу, расщепляют посередине. Это облегчает поиски кровеносных сосудов и дает возможность надежным образом остановить кровотечение.
В тот день, когда мы делаем эту операцию, у меня неожиданно появляется помощник в строительных работах. Это молодой швейцарец, г-н Шатцман. Узнав о том, как я нуждаюсь в строителях, он, решив даже не списываться со мной, сел на пароход и приехал сюда, чтобы оказать мне совершенно бескорыстную помощь. Будучи опытным производителем работ и плотником, он принимается за строительство дома из десяти комнат. Какое это для меня облегчение!
Однако есть и кое-какие трудности, связанные с тем, как и где поместить неожиданного гостя. Всякий непредвиденный приезд человека, даже в Африке, является серьезным событием.
Хоть мой новый помощник и собрался заново отстроить всю больницу, осуществить этот план, разумеется, не удастся. Но как только он закончит свою работу у меня, здешние торговые компании будут добиваться, чтобы он начал строить для них. В производителях работ здесь большая нужда, но нужны бывают только такие, которые, подобно г-ну Шатцману, сами могут практически выполнять эти работы и к тому же умеют ладить с туземцами. Меня начинают уже расспрашивать о приезжем и стараются выведать, когда истекает срок нашего с ним договора.
Последние дни омрачены печальным событием. Больной дизентерией, который настолько слаб, что не может стоять на ногах, убивает своего соседа, такого же несчастного, как и он сам. Ему показалось, что тот хочет отнять у него еду. У некоторых больных дизентерией до последних дней сохраняется хороший аппетит. Мы оставляем убийцу, не выказывающего ни малейшего раскаяния по поводу содеянного, безнаказанным, ибо совершенно ясно, что через каких-нибудь несколько дней он последует за своей жертвой, что вскоре и происходит.
16 апреля нас покидает чета Херманов, которые получили отпуск и едут в Европу. Долго задерживаются они на берегу, пожимая руки провожающим их неграм. Как раз когда мы въезжаем на нашем катере в главное русло реки и находимся еще на расстоянии трех километров от места причала речного парохода, тот отваливает. «Tack sa mycket» недостаточно быстроходен, чтобы его нагнать, и на нем недостаточно места, чтобы он мог захватить весь багаж, отправленный сюда раньше на каноэ. По счастью, мы находим другой, более быстроходный и вместительный катер, на котором уезжающие и догоняют пароход. Вернувшись домой, мы чувствуем себя совершенно осиротевшими.
Во второй половине апреля у нас много операций. Большое число больных по неделям дожидается, пока, до них дойдет очередь, и все это время надо кормить и их самих, и приехавших вместе с ними родных. Доктор Лаутербург имеет возможность на многих примерах убедиться, что оперировать грыжу здесь в общем значительно труднее, чем в Европе, потому что почти всякий раз наталкиваешься на распространенные сращения. Происходит это по той причине, что негры зачастую пытаются вправить грыжу сами и от этого ткани повреждаются и смещаются.
В конце апреля у нас умирают один за другим двое оперированных. Есть и другие смертные случаи среди больных, и их немало. Настроение у нас такое подавленное, что мы с трудом можем заставить себя работать.
Постройка десятикомнатного дома приостанавливается из-за того, что у нас нет досок. Бревна целыми неделями лежат без движения. Г-н Матье, лесоторговец из Самкиты, подарил мне тридцать отличных брусьев твердых пород дерева в благодарность за то, что я долгое время держал у себя и лечил одного его тяжелобольного служащего-европейца. Но все эти брусья восемнадцати сантиметров толщиной, тогда как мне нужны восьмисантиметровые. Проще всего было бы распилить каждый из этих брусьев на четыре толщиной сантиметров по восемь каждый. Тогда у меня было бы сто двадцать брусьев требуемой величины, и на первое время
