Во II веке до нашей эры сарматские племена начали активное движение на запад и уже через столетие заняли ДнепровскоДонское междуречье. При этом они эпизодически появлялись на правобережье Днестра и даже в низовьях Дуная. Затем в союзе с другими племенами сарматы неоднократно вторгались в пределы римских владений южнее Дуная — в провинцию Мезия. Судя по источникам, первое непосредственное столкновение сарматов с римлянами произошло в 16 году до нашей эры, когда римский сенатор Луций Тарий Руф успешно отразил натиск этих кочевых племен. Однако уже в первом десятилетии нашей эры римлянам, подавлявшим Панноно-Далматинское восстание, пришлось срочно вернуть свои легионы в Мезию и вновь направить их против нападавших сарматов и даков.
В это же время опальный римский поэт Овидий, сосланный императором Августом в 8 году нашей эры в затрапезный городок Томы (расположен у современной Констанцы в Румынии), отметил пребывание сарматов на берегах Понта (Черного моря). Сарматы, по его свидетельству, свободно разгуливали по городу, который посещали, переправляясь по льду через Дунай. Овидию пришлось даже выучить сарматский язык:
Сам я, римский поэт, нередко, простите, о Музы!Употреблять принужден здешний сарматский язык.
О сарматах, живших на левом берегу Дуная, знал и другой не менее знаменитый современник Овидия — географ Страбон. Тем не менее все дошедшие до нас письменные свидетельства I века нашей эры говорят о стремительной миграции лишь отдельных сарматских племен в чуждую им этническую среду. В это время сарматские объединения активно втягиваются в борьбу Рима с «варварами» и Боспором.
К середине I века нашей эры западные сарматы — языги — перешли с севера горные перевалы Карпат в области верхнего течения Тисы, заняли равнину между Дунаем и Тисой — Венгерскую пупггу. Вслед за языгами к границам Рима продвинулись и другие сарматские племена — роксоланы. В это же время на днестровско-дунайских просторах появляется раннегосударственное объединение кочевников во главе с Фарзоем, который именуется «царем» и в 60—70-х годах нашей эры чеканит золотую монету со своим родовым знаком — тамгой. Сарматы усиливают давление на Мезию и северопонтийские города. Воспользовавшись отвлечением основных римских сил из провинции на борьбу с Парфянской державой, войско Фарзоя в союзе с даками и бастарнами зимой на рубеже 67–68 годов нашей эры вторглись в Мезию, где, по словам историка Тацита, «изрубили две римские когорты».
Однако следующий зимний поход, предпринятый через год, закончился для них катастрофой. В Мезии случайно оказался III Галльский легион римлян, который в это время перебрасывался из Иудеи в Италию. Не ожидавшая встретить здесь войска и вынужденная спешиться из-за глубокого снега, девятитысячная тяжеловооруженная конница сарматов — катафрактариев — была наголову разбита и отброшена к Дунаю. Вскоре их окончательно вытеснили за Дунай, а границы провинции Мезия были серьезно укреплены. Это было связано со стабилизацией в самой Римской империи, в частности с окончанием парфянской кампании при императоре Веспасиане.
Но уже в 89 году нашей эры император Домициан вновь направляет против сарматов войска после того, как ими был уничтожен легион вместе с легатом. Через три года боевые действия завершились победой римлян. О том, что в Риме с облегчением вздохнули после этой тяжелой войны, свидетельствует тот факт, что в знак победы император преподнес лавровый венок Юпитеру Капитолийскому. Этим эпизодом было зафиксировано последнее столкновение сарматов с Римской империей в I веке нашей эры. По словам знаменитого римского философа Сенеки, «Дунай разграничивает сарматские и римские пределы, а также сдерживает сарматские вторжения».
В результате всех этих событий территория междуречья Дуная и Днестра прочно заселяется сарматами и к концу I века нашей эры завершается образование «Европейской Сарматии» — понятие, введенное Клавдием Птолемеем в середине II века нашей эры. В это время они стали столь влиятельной в Восточной Европе силой, что информация о них достигла даже Александрии Египетской, где жил и трудился Птолемей. Вся история Европейской Сарматии связана с постоянными походами, набегами и миграциями кочевников. Сам тип кочевого хозяйства не мог существовать без хорошо организованного военного дела, позволявшего совершать стремительные набеги на границы Римской империи, отчуждать пастбища, скот у более слабых соседей, взимать дань с земледельцев и охранять собственные кочевья.
Птолемей выделил среди пестрого этнического массива «варваров» большие племена роксоланов и аланов. Именно в это время, в период правления римских императоров Антонина Пия (138–161) и Марка Аврелия (161–180), основная масса аланов устремляется в Днестровско-Дунайское междуречье. Античные авторы говорят о них как о сильных, храбрых и «многоконных воинах». Римский историк Аммиан Марцеллин упоминает живущих возле Днестра «европейских аланов», родиной которых были кавказские степи и предгорья. Их господство в Северном Причерноморье продолжалось на протяжении двух с половиной веков, а аланское переселение считается последней сарматской миграцией на запад.
Как правило, зимовья сарматы устраивали на юге, в степи, а весной и летом они отправлялись на север, где доходили до зоны лесов, а осенью вновь возвращались назад. Скорее всего, летом и было оставлено данное аристократическое захоронение. Оно отразило не только кочевой быт и успешные походы этих воинственных племен, но и культуру смерти, которая предполагала снабдить умершую всем необходимым для последующей безбедной и счастливой жизни. До наших дней дошла только малая часть ее погребального инвентаря, но и его достаточно, чтобы представить, какие ценности сопровождали эту женщину в последний путь. Множество драгоценных изделий предназначалось и другому, видимо очень знатному, сармату, но от его пышного инвентаря археологам досталась всего лишь одна находка. Зато какая!
Кубометры земли ради одной находки
И на борзом коне вдоль реки он скакал
По знакомым, родным берегам…
В серебре повода, золотая узда…
Громкий топот звучал по полям.
Г. У. Лонгфелло, 1858В середине 80-х годов XX века грянула перестройка и постепенно стали возникать проблемы с бензином для машин, продуктами для экспедиции и запчастями для ремонта техники. Именно с этого времени начался постепенный закат «золотой эры» полевой археологии в СССР. Но мы этого еще не знали и, слушая сладкоголосого молодого генсека с подозрительной меткой на лысине, считали эти трудности временными и с надеждой наблюдали за происходящими в стране переменами. Вот и на этот раз у нас заканчивался бензин, а топливо в район не завозили уже вторую неделю. В итоге я решил поехать к своим ближайшим соседям в Буджакскую археологическую экспедицию и занять у них хотя бы несколько ведер бензина. Через пару часов я с водителем уже был на полевой бригаде в Чадыр-Лунгском районе, где жили наши коллеги. Было поздно — наступала ночь, и неожиданно разразился сильнейший ливень. Ежеминутно сверкали молнии, моментально были залиты поля, и развезло дороги. В итоге мы решили остаться переночевать в экспедиции, а заодно ознакомиться с новыми находками из буджакских курганов.
Этой экспедицией руководил один из самых опытных сотрудников Академии наук, кандидат исторических наук Виктор Степанович Бейлекчи. Именно он первым в республике обратил внимание на необходимость исследования курганных памятников и еще в 60-х годах уже прошлого столетия произвел раскопки нескольких из них. Тогда эти материалы не вызывали особого интереса у специалистов, и лишь со временем стало ясно, какая огромная научная информация и какие сокровища хранятся в этих неприметных с виду земляных сооружениях. Будучи еще школьником, я впервые попал к нему в экспедицию, где испытал всю тяжесть работы землекопа, перемешанной с желанием неизведанных открытий. Поэтому до сих пор я сохраняю чувство особого уважения к этому скромному и честному человеку — своему первому научному наставнику.
У него работали мои коллеги Сергей Агульников и Андрей Чирков. Вместе мы неплохо провели дождливый вечер в пустой и тускло освещенной полевой бригаде. Делясь новостями и осматривая находки за стаканом ароматного крестьянского вина, я узнал, что экспедиция заканчивает раскопки небольшого кургана, ограбленного, скорее всего, в древности. Поэтому находок было мало: всего лишь несколько фрагментов железных предметов и невыразительной керамики. Здесь тоже были свои трудности. Из-за отсутствия рабочих-землекопов профессиональные археологи во главе с начальником экспедиции были вынуждены взяться за лопаты и самостоятельно расчищать захоронение. Ко всему прочему оно оказалось необычным: огромную овальную яму прокопали уже более чем на три метра, а дна все не предвиделось. Ситуация была безрадостной, и особого энтузиазма у своих друзей я не отметил.
