Итак, говорит к Филиппу: откуда (как) купим хлебы? Почему к Филиппу (обращает вопрос), хотя и другие ученики находились тут и пребывали с Ним, это необходимо знать. Ведь Филипп был пытлив и любознателен, но не очень остр к быстрому уразумению того, что свойственно Божеству. Это ты можешь узнать, сообразив сам по себе то, что он, продолжительное время следовав за Спасителем, собирая разнообразные наставления Его о Божестве и из дел и слов имея возможность составить о Нем совершенно полное понятие, однако же в последние времена домостроения, как совсем еще ничего не узнавший, говорит к Иисусу: «Господи, покажи нам Отца, и довольно нам» (Ин. 14, 8). Но, как сказавший не по злонравию своему, прекрасно перевоспитывается, ибо «сколько времени с вами Я (есмь), и не познал ты Меня, Филипп!» (14, 9), — говорит Христос. Посему, как менее способному к разумению и несколько медленнее, чем подобало, идущему к восприятию Божественного, Господь предлагает ему вопрос, упражняя Своего ученика в вере. На это указывает здесь выражение искушая, хотя, как подтвердил блаженный Евангелист, Сам знал, что намеревался делать.
А говоря: откуда (как) купим? — указывает на несребролюбие Своих последователей и добровольную бедность ради Бога, не имущих ничего для покупки даже необходимой пищи. Но вместе с тем старается и искусно промышляет еще и о кое-чем другом, ибо это откуда или как употребляет не напрасно, но указывает им на то, что (последовавшие за Христом) совсем не позаботились приносить что-либо и привыкли к крайнему несребролюбию. Итак, исключая и благородно отсекая надежду на деньги, Он едва уже не заставляет доходить до такого убеждения, что Господу должно будет несказанной силой и боголепной властью создать пищу, если Он восхощет напитать приходящих к Нему, когда у них нет ничего. Ведь только это одно (чудесное создание пищи) еще и оставалось и Он уже призывал их взирать на эту только одну надежду, согласно эллинским поэтам: σιδήρεον ἕλκος ἀνάγκης (суровый рок необходимости).
Двема стома пенязей хлебы не довлеют им, да кийждо мало что приимет [449] (6, 7)
Филипп опять оказывается неспособным возвыситься до представления о том, что Иисус может все (совершить), и притом весьма легко, но услыхав: откуда купим, тотчас увлекается этим искусительным вопросом и видит одно только средство — деньги, подумав, что дело это по природе своей не может быть совершено иначе, как по общему и у всех обычному закону. То были щедрые издержки на благодеяние. Итак, если судить по несребролюбию учеников и полной их нестяжательности и по самому уму Филиппа, совершенно еще не усматривающему необычайного достоинства Спасителя нашего, то благодеяние это (доставление пищи) к народу уже обращается, пожалуй, в невозможность. Но этого (неисполнения благодеяния) не было, а достигает исполнения желание Спасителя. Невозможное, следовательно, у людей возможно у Бога (Лк. 18, 27) и Божественное всемогущество во всех отношениях оказывается выше присущего природе (естественного) порядка наших явлений, имея силу все совершать чудесным образом, и даже то, что превышает наш ум.
Глагола Ему един от ученик Его Андрей, брат Симона Петра: есть отрочищь зде, иже имать пять хлеб ячменных и две рыбе, но сии что суть на толико? Рече же Иисус... [450] (6, 8–10)
Братское Филиппу и мыслит и рассуждает (Андрей) и как бы родственное (с ним) имеющим в себе представление о Спасителе оказывается и сам он (Андрей). Не подумав о силе (Христа), ни из предшествовавших чудес не научившись тому, что Иисус все может, и притом весьма легко, он указывает на находившееся у мальчика, — причем оказывается и слабым в вере, ибо говорит: Это что есть (значит) на стольких (людей)? А между тем — ведь надо уже говорить — ему надлежало не медлительно, а быстро прийти к воспоминанию уже совершенных (Христом) чудес, подумать о том, что для Превратившего в вино природу воды, Исцелившего расслабленного и одним словом Отогнавшего столь далеко находившуюся болезнь совсем не было странным или чуждым делом и создать пищу из ничего (не существующего) и Божеской силой преумножить совершенно незначительными оказавшиеся съестные припасы. Ведь власть (явленная) в тех (чудесах) разве не имела бы действенности и в этом случае? Итак, несколько нерешительнее, чем подобало, отвечала эта пара учеников (Филипп и Андрей).
Впрочем, в этом случае надо также обратить внимание и на следующее. То, что у святых случается, по-видимому, как нечто незначительное, бывает часто не лишено пользы, но заключает в себе нечто такое, что полезно для (сверхъестественной) природы дела, относительно которой они могли бы оказаться повинными в кажущейся слабости. Ведь упомянутые святые ученики, подумав и ясно высказав один, — что на двести динариев хлебов недостаточно им, чтобы каждый малое что получил, а другой о пяти хлебах и двух рыбах: это что есть (значит) на стольких? — этим отчасти возвышают чудо и силу Спасителя выставляют в блестящем свете, указав своими словами на то множество народа, которое уже сейчас должно было получить насыщение. Таким образом и сила неверия обращается в доброе свидетельство о Христе. Признав, что для народа будет недостаточно такого количества денег для малого вкушения, они тем самым венчают неизреченную силу Насытителя, когда поистине — при отсутствии у них чего-либо, ибо запас у мальчика что значил на стольких, по слову Андрея, — в преизбыточествующей мере явил Свою любовь к народу.
Подобное же некоторое маловерие мы найдем и в премудром Моисее в пустыне. Израильтяне вопили (Числ. 11, 4–5) и, увлеченные мерзостным пожеланием египетских яств, мечтали о нечистых котлах с мясом, луком и чесноком, склоняясь к гнусному наслаждению подобного рода худыми предметами и вознерадев о Божественных благах, они восставали даже и на посредника и наставника Моисея. Но Бог ведал, из-за чего принимался вопить народ, и обещал также дать им мяса. А как обещание такой щедрости давалось в пустыне и исполнение его, с точки зрения человеческого ума, казалось невозможным, то Моисей приступает (к Богу), восклицая: «Шестьсот тысяч пеших людей, среди коих я нахожусь между ними, и Ты сказал: мяса дам им, и едят месяц дней. Неужели овцы и волы будут закланы им, и (этого) достаточно будет им?» Что же на это Бог? «Неужели рука Господня не будет достаточна (для сего)». В чем бы мог изнемочь Бог? (Числ. 11, 21–23).
Так и о словах Филиппа и Андрея справедливо можно сказать: «Неужели рука Господня не будет достаточна?» И мы, принимая существо этого события в качестве примера для себя, станем считать маловерие за последний из недугов и за величайшее из зол, — и если Бог совершает или обещается сделать, то да будет принимаемо совершенно несомнительной верой и да не обвиняется Божество, если по немощи своей мы не можем представлять, как совершится превышающее нас явление. Человеку хорошему, благоразумному и обладающему вполне зрелым умом подобает принимать во внимание также и то, что и телесный глаз созерцает отнюдь не столько, сколько бы кто ни захотел, но сколько способен воспринимать и сколько допускает мера нашей природы, — и те предметы, что находятся на превеликой высоте, сколько бы ни напрягалось воображение, не может различать, едва уловляя даже и весьма слабое представление о них. Так думай со мной и о человеческом уме. Он достигает и простирается только до данных ему от Творца пределов, хотя бы и был вполне очищен. Он ничего не может видеть, что выше нас, но даже и невольно отступает пред сверхъестественными предметами, не будучи в состоянии воспринимать их. Поэтому превышающее нас воспринимается верой, а не исследованием, — и такой верующий заслуживает похвалы, между тем как впадший в противоположное состояние отнюдь не остается безнаказанным. Об этом опять засвидетельствует нам Сам Спаситель в словах: «Верующий в Сына не судится, а неверующий уже осужден» (Ин. 3, 18).
Но раз уже поведши речь о том, что подобает веровать Богу, постараемся поставить опять на вид, взяв нечто из Священных Писаний, — и уясним для пользы читателей наказание за неверие. Обращаюсь опять к самому священнонаставнику Моисею. Однажды, когда народ в пустыне был удручен невыносимой жаждой, Моисей получает повеление взять Аарона сообщником себе и ударить жезлом в скалу, чтобы источились потоки вод. Но он, не вполне убежденный в словах Повелевавшего и по человечеству впав в некое малодушие, говорит: «Выслушайте меня, непокорные: неужели из скалы этой изведем вам воду? И подняв Моисей руку свою, ударил жезлом скалу и раз и два, и вышла вода многая. И сказал Господь к Моисею и Аарону: за то, что не поверили вы освятить Меня пред сынами Израиля, за это не введете вы сонм этот в землю, которую дал Я им» (Числ. 20, 10–12). Не должно ли быть отсюда ясным для каждого, как тяжелы возмездия за неверие? Если даже и такой, как Моисей, подвергся наказанию, то кого же еще пощадит Бог? На кого за неверие не не возложит гнева столь Нелицеприятный, что не восхотел освободить от него даже Моисея, к коему сказано от Него: «Знаю тебя более чем всех, и благодать обрел ты у Меня» (Исх. 33, 12).
