внимательно посмотрел на собеседницу.
— Эти двое уродов, — сказала она. — Так и так явятся по наши души. Либо мортемовыми освободителями, либо мортемовыми драконами. Выбирай, что хочешь, но я предпочту, чтобы они сдохли до этого момента!
— Я не буду убивать детей…
— Даже если эти дети станут причиной тысячи смертей?! — Эрика принялась ходить из стороны в сторону.
— Я не стану убивать детей. Это несправедливая жестокость, — жрец коснулся деревянной кобры на шее. — Тем более, что мы ничего доподлинно не знаем. Ты даже имён не дала.
— На твоём мече неправильная фраза, — сплюнула эрбианка.
Верховная жрица замерла на месте, выпрямилась и гордо посмотрела на Верховного жреца.
— Справедливость — это не просто милосердие, справедливость — это жестокое милосердие. Которое, порой, требует переступать через желания… Амбиции… И даже принципы!
Мужчина лишь покачал головой.
— Мы должны выбирать, Рашид, — сказала Эрика. — Выбирать между нами и ими.
— Ты говоришь о выборе. Но предлагаешь мне игру в кости. Выпадет одно число, выиграю я, другое число — ты. А возможно, проиграем мы оба, — Рашид взял в руку меч и направил его остриём на жрицу. — Я знаю свою ставку. И знаю, на что поставишь ты.
Он опустил клинок и добавил:
— Когда-нибудь мы узнаем, кто победит.
— Когда играют в кости, проигрывают все. В выигрыше остаются только таверны и боги, — ответила Эрика.
— В нашем случае — Хранители, — сказал Рашид. — Так бы сказала Жанна.
— Жизнь и Смерть. Мы все играем в их игру. Мы все лишь фигурки на их поле. Мы страдаем, мы радуемся. Мы жаждем творить добро и справедливость, — жрица усмехнулась. — А они лишь продолжают кидать нас и наблюдать, какое число нам выпадет. И порой кости падают со стола в бездну.
— Манорок и Роталлеб ещё ничего не совершили. Мы не можем судить их и выносить приговор, исходя из предположений, сделанных на основе наших желаний и верований, — Рашид говорил спокойно, но внутри него горел праведный огонь истинного служителя Бога Справедливости.
— А как ещё их судить? Ты предлагаешь ждать. Это благородно. Но однажды, когда ты наконец вытащишь голову из песка, ты увидишь, как Великий Король и Великий Воин в обличье драконов выжигают наши дома. Ты увидишь, как дети и старики, мужчины и женщины, которых ты клялся защищать, горят в огне, их огне. И тогда ты поймёшь, что твоё милосердие и страх запятнать себя вызвали бурю, которая поглотит нас всех.
— Однажды я видел, как драконы убивали детей, — Рашид горько вздохнул, и вдруг его глаза, горевшие до сих пор огнём молодости, утратили эту иллюзию и превратились в глаза человека, прожившего много лет и видевшего настоящий ужас. — Маленьких, невинных детей. Детей, которые толком ещё не осознали ни себя, ни своей силы. Мне тогда было пятнадцать. И я поклялся, что я не стану таким, как они.
— Твоя клятва погубит тебя, твой клан, нас всех…
— Пусть так, но…
— Смерть есть смерть. Нет никаких “но”. Мы не будем жить спокойно, пока они живы.
— Я так не считаю.
Их взгляды встретились. Эрика покачала головой, словно не верила в слова жреца.
— Надеюсь, ты изменишь своё мнение, — процедила она, подходя к двери.
— Как и я, — кивнул Рашид перед тем, как женщина скрылась.
На секунду жрица замерла, словно хотела ответить. Но затем Эрика гордо подняла голову и, громко хлопнув дверью, вышла из комнаты.
Женщина быстро спустилась вниз, стараясь избегать неодобрительных взглядов со стороны собравшихся ректурианцев. Не то чтобы они сильно ей мешали, но на нервы действовали изрядно. Облегчение она почувствовала только на улице. К ней тут же подошли младшие жрицы Эрбы.
— Что он сказал? — спросила Эдит.
— Он не с нами, — просто ответила Эрика. — А Миранда?
— Тоже. Впрочем… Ничего удивительного, — печально улыбнулась стоявшая рядом Эра.
И тут же в глубине её глаз мелькнуло удовлетворение. Эрика покачала головой, от усталости что только не привидится. В любом случае, сейчас это не самая большая проблема.
— Сколько будут точно за нас?
— За нас выступят точно пятеро Верховных жрецов, — начала размышлять Эдит. — Столько же точно будут против. Насчёт остальных восьми сказать сложно.
— А что насчёт младших?
— Младшие вероятно поддержат Верховных, — пожала плечами Эра. — Но есть шанс, что это будет не так. Я заметила, что многие из тех, с кем мы говорили, сомневаются.
— Это хорошо… — вздохнула Эрика. — Это очень хорошо.
“Если бы ещё это не касалось и моего клана…” Она подняла голову и посмотрела на солнце, что медленно ползло к зениту:
— Полагаю, нам уже пора.
Жрица резко развернулась и направилась в сторону амфитеатра. Младшие последовали за ней. Эрика шла быстро, практически не задумываясь над направлением. Все её мысли занимали размышления о предстоящем консилиуме. Она не спала уже вторую декаду, все силы уходили на обсуждения и рассуждения сначала у себя дома, а затем уже здесь, на острове. На эмоции, особенно положительные, их практически не осталось.
И всё же, проходя под каменными сводами арки, она ощутила трепет. Жрицу всегда поражало величие древнего строения. Впервые Эрика оказалась здесь, ещё будучи ученицей. Тогда ей удалось изучить амфитеатр только снаружи. Она несколько раз обошла всё строение по кругу, разглядывая гигантские барельефы, изображающие символы богов и Хранителей. По древним законам запрещалось изображать непосредственно самих небожителей. Этот запрет появился ещё в Эпоху Богов. Его подкрепляло обилие кровавых историй. Эрике очень нравилась деайская легенда.
Один древней каменщик решил создать статую богини Деайи. Он ваял её день и ночь и считал, что создал самую прекрасную скульптуру на свете. Однако сама богиня Любви имела на этот счёт совершенно иное мнение. Она восприняла изваяние как большое оскорбление, и в наказание превратила каменщика в чудовищную пантеру с фиолетовой шерстью. Он мог превращаться в человека лишь ночью, а днём полностью терял себя. С восходом солнца он непременно возвращался в родную деревню и нападал на бывших соседей, а после заката просыпался с кровью на руках. В конечном итоге, каменщика убил его же сын. Этот случай стал первым в череде кровавых отзывов о проделанной людьми работе. Увы, не последним.
Следующий смельчак решил изобразить Верховных Богов — Ректуе и Милитарью. Исходя из легенд, они являлись прекрасными близнецами. Справедливость и Милосердие. Говорили, что их отец, Первородный Бог Хаоса, ненавидел своего первенца. Он считал Ректуе слабым и изнеженным, не верил, что Справедливость может сравниться с Хаосом. В чём-то Хронос оказался прав. Его сила действительно была не чета силе сына. Ректуе превосходил отца во много раз. Он победил Хроноса, но, справедливости ради, убивать его
