король, указывая на всадников, которые проехали вокруг площадки друг за другом, кланяясь королю.
Один из всадников остановился напротив, и Олинн узнала Игвара. Он поприветствовал короля, а затем медленно наклонил в её сторону своё копьё, поднеся его так близко, что она даже испугалась.
— Не бойся! Повяжи на копьё ленту, — произнёс король, чуть усмехнувшись. — Грир выбрал тебя своей дамой сердца.
На помосте наступила тишина, все смотрели на Олинн, а она смотрела на Игвара. Его лицо по-прежнему было бесстрастным, но горящий взгляд выдавал его мысли. И даже отсюда Олинн чувствовала его злость.
Ох, Луноликая!
Она дрожащими пальцами распутала одну из лент, вплетённую в волосы, и повязала её на древко копья под сотнями любопытных взглядов. И услышала шепотки, побежавшие по рядам, все обсуждали это небывало событие.
И когда первая пара разъехалась вдоль барьера и опустила копья, Олинн с ужасом подумала, а что будет, если копьё попадёт в Игвара?
Герольд стукнул посохом, и первые участники сошлись.
Олинн смотрела, как проигравшие вылетали из седла, как в щепки разлетались щиты и падали лошади, и каждый раз закрывала глаза, слыша треск ломающегося дерева и крики.
Когда дошла очередь Игвара, ей показалась у неё сердце выпрыгнет от страха. Герольд прокричал имена участников, но она не расслышала их. Лишь сжала пальцы под рысьей накидкой, и, когда Игвар опустил копьё, направляя на соперника, просто закрыла глаза и взмолилась Луноликой, чтобы он не пострадал.
Не думала даже, что будет так за него бояться!
— Грир всегда побеждает, — произнёс король, обращаясь к ней и принимая из рук слуги кубок с вином.
И он был прав. Несчастный соперник Игвара вылетел из седла, и его щит разлетелся в щепки. Хорошо, хоть вообще остался жив. Толпа взревела одобрительно, а Олинн повернулась к королю и спросила:
— А почему «Грир»? Что это за имя?
— А это и не имя, — усмехнулся король. — Я дал это прозвище, когда спас ему жизнь. Грир — это медведь, что живёт в балеритских горах. Нам было лет по… четырнадцать, кажется. Мы были на охоте и решили, что сами поднимем медведя. Я хотел удивить старшего брата, но медведь оказался огромным, как гора. И Игвар сошёлся с ним. Да… Помню, медведь тогда прилично его изломал, но я всадил ему нож в ухо… Помню, как тащил Игвара на себе, а он только и прошептал, что надо бы шкуру с медведя снять… на память, — король рассмеялся и коснулся плеча Олинн. — Тогда я и дал ему это имя. Так оно и осталось.
− Так его шрамы, они от этого?
— Ты видела его шрамы? — удивился король.
А Олинн даже язык прикусила, вот так и сказала лишнего!
— Да… В Олруде. Он… обливался водой, — торопливо произнесла она первое, что пришло в голову.
— Ну, те шрамы, что от медведя, уже, наверное, и не видны. В молодости всё зарастает быстро, — ответил король задумчиво, — а те, что видела ты… Так это он в плену был. У северян.
— У северян?! — удивлённо спросила Олинн.
− Потому-то он и знает здесь все тропы. Прошёл весь Север пешком до самого Эгельстайна. И в Олруде тоже был. А потом бежал, — король отхлебнул вина, поставил кубок и поднял руку вверх в знаке поддержки. — Поэтому мы и смогли захватить Север. Благодаря ему.
— Он был в Олруде? — тихо переспросила Олинн.
— Был. Северяне гнали рабов на продажу через Олруд. Там его держали какое-то время в темнице… А потом угнали в Эгельстайн.
Это было настоящим откровением для Олинн. И она вдруг подумала, а что, если именно тогда Игвар и узнал всё об Олруде? Как устроен замок, кто в нём живёт, и даже её мог видеть, мог знать, кто она такая.
Ох, Луноликая! Да, как же так?
Рабов, которых пригоняли на продажу, в Олруде содержали по другую сторону от хозяйственного двора. Там были специальные подвалы, куда их запирали. И кто-то из них подолгу задерживался в замке — все тяжёлые работы делались в Олруде силами рабов. Но в той части крепости Олинн бывала редко. И лишь тех, кто прогневал ярла Римонда, приводили на замковую площадь к столбу, на потеху остальным. Она вспомнила тот день, когда они шли от избушки Тильды в замок, и Игвар её расспрашивал о жизни в Олруде. Потом, позже, она подумала, что это он специально выведывал у неё, что к чему, чтобы напасть на замок. Но теперь всё выглядело иначе. Если он бывал в Олруде и раньше, то и без её рассказа мог знать, как там всё устроено. И он проник и забрал звезду, и уж потом оказался на её пути на болотах. Но зачем тогда он вернулся обратно в замок вместе с ней? Зачем вообще туда пошёл, рискуя тем, что его могут узнать? Могут снова посадить на цепь или продать в рабство? Зачем?
А ещё она вспомнила, как рассказывала ему о том несчастном, которого ярл Римонд посадил на цепь посреди двора. Вспомнила лицо Игвара, каким оно было, когда он слушал её рассказ. Она и подумать не могла, что всё это ему известно не понаслышке.
− А когда это было, Ваше Величество? Когда он сбежал из плена? — спросила Олинн тихо, глядя на то, как Игвар сходится с последним противником на ристалище.
− Он вернулся несколько лет назад. И сказал, что Север можно завоевать и навсегда избавить Балейру от постоянных набегов ольхов. И, как видишь, он был прав, − король повернулся к Олинн и снова дотронулся до её руки. — Как думаешь, что пожаловать ему в награду за эту победу? Может быть, отдать Бодвар? Место здесь хорошее, дорога через Перешеек — ворота Севера.
− Я… я не знаю, Ваше Величество, − пробормотала Олинн, глядя королю в глаза.
Сейчас они снова казались орехово-карими, и не было в них никакой темноты. Гидеон ей улыбнулся, а Олинн смотрела на него и не видела.
Все мысли её были заняты только одним: сегодня она назвала Игвара захватчиком… Но после того, что узнала от короля, всё стало выглядеть совсем по-другому. Если Игвар был в рабстве… Эти старые шрамы на его теле, они от плётки. И с ним это сделали люди её отца…
Ох, лягушка глупая!
Значит, тот его рассказ был правдой по своей сути. Он сказал, что был в плену, только не у людей с Солёных островов, а у северян. Но тогда он и не мог рассказать ей всей правды.
И Олинн
