«Нравлюсь я ему или не нравлюсь? – мучительно размышляла Маринка. – Вроде бы нравлюсь. Но мы уже знакомы почти два месяца. Сегодня было восьмое наше свидание, – а он все топчется на месте. Другие едва ли не с первого раза начинают целоваться, а этот – все только в ладошку. Хотя, может, он и прав? Если не уверен, что любишь, зачем целоваться?
Но что же мне делать? Перестать с ним встречаться? А как я ему это объясню? Продолжать? Но, может, он меня просто использует, как автора, – и все?»
Сделаю так, – решила она, если он меня еще раз пригласит на свидание, откажусь. Пару раз откажусь под удобным предлогом и посмотрю на его реакцию. Если он хоть немного в меня влюблен, то должен по-настоящему огорчиться и настаивать на встрече, искать ее. А если нет, легко согласится встретиться когда-нибудь потом.
Но на душе у нее скребли кошки. Все-таки Дима ей нравился – и с каждой встречей все больше. Новое, незнакомое чувство, высокое, как океанская волна, накатывало на нее. Она боялась этого чувства и одновременно стремилась к нему, хотя понимала, что если оно ее захлестнет, то с головой.
Три дня от Димы не было ни слуху, ни духу. Маринка выжидающе смотрела на телефон, но он молчал. С Геной она так и не переговорила – тот все время крутился возле Лены. Наконец она решила позвонить Гене сама.
– Маринка, прости меня, – сразу извинился Гена. – Сам не знаю, чего я на него окрысился. Слишком он хорош – даже завидно стало. Держи его покрепче и никому не отдавай. Мировой парень!
Гена сознательно кривил душой – он говорил совсем не то, что думал. Но своя рубашка ближе к телу. Пусть Маринка побыстрее заполучит этого Диму со всеми потрохами – меньше опасности он будет представлять для него, Гены.
– Нет, ты вправду так думаешь? – обрадовалась Маринка. – А мне показалось, что он тебе не понравился. Знаешь, он меня к тебе приревновал.
– Это хорошо, – одобрил Гена, – ревнует, значит, любит. И почему он мне должен нравиться? Он тебе должен нравиться, а мне он до фени. Смазлив, но держится достойно, за словом в карман не лезет. И похоже, спорта не чурается – мускулы у него ничего. В общем, для тебя – в самый раз. Выбор одобряю. Дерзай!
– Ген, а можно с тобой посоветоваться?
– Конечно, подруга. Я весь внимание.
– Понимаешь, мы с ним столько встречаемся, а он меня – только в ладошку, и все. Я уже думаю: может, он со мной только из-за стихов? А так – может, я ему и не нужна вовсе?
– Понимаю. Но если бы только из-за стихов, так он мог просто попросить их у тебя. Еще тогда – во Дворце. Ты ведь не отказала бы?
– Конечно, нет. Знаешь, как приятно слышать песни на свои слова.
– Вот видишь! Значит, ему еще что-то нужно от тебя, кроме стихов. Может, ты ведешь себя, как недотрога? Вот он и не решается к тебе подступиться.
– Да нет. Веду себя нормально. Улыбаюсь ему. И руку не отдергиваю. Нет, дело не в этом.
– А он тебе как – очень или так себе?
– Очень! Нет слов – как! Он все время перед глазами – ничего с собой не могу поделать. Уроки уже на ум не идут. Как я теперь тебя понимаю! – ты даже представить себе не можешь! Но тебе легче – ты мужчина, ты имеешь право сделать первый шаг. А я должна лишь молча ждать: позвонит – не позвонит, скажет – не скажет. Так устаешь от этого.
– Ага, нашла, кому завидовать. Ты все-таки с ним встречаешься и определенно нравишься ему. А тут столько лет – и сплошной туман. Такая безысходность – хоть волком вой! Я же без нее не могу жить – хоть ты это понимаешь?
– Геночка, конечно, понимаю. А ты думаешь, она не понимает? Еще как понимает! Знаешь, как она тебе сочувствует!
– Плевал я на ее сочувствие. Постой! Она тебе сама это сказала? Что сочувствует?
– Да – мы с ней как-то говорили о тебе. Она все понимает. И как ты ее любишь, и как она обязана тебе. Но… понимаешь, Гена, она не знает… сама не знает, чего хочет. Тем более ты должен добиваться ее. А то узнает… не то что надо. Не подпускай к ней никого.
– А как? Она теперь по Интернету бродит, знакомится со всякими. Как уследишь?
– Не знаю, что тебе еще посоветовать. Мне бы кто посоветовал. Невезучие мы с тобой, Гена, в любви.
– Да. Но у тебя хоть есть надежда. А у меня ее все меньше и меньше.
И не в силах больше продолжать этот разговор он положил трубку. Потом, не выдержав, позвонил Лене.
– Лен, можно к тебе?
– Зачем?
– Просто так. Раньше ты не спрашивала.
– Гена, раньше мы были детьми. А теперь мы выросли. Я доделываю уроки и буду купаться.
– А можно я тебе спинку потру?
Короткие гудки. Положила трубку. Рассердилась. Уже и пошутить с ней нельзя. Как жить?
И от безысходной тоски он сел за уроки.
Маринке тоже ничего не лезло в голову. Но, чтобы родители не цеплялись, она разложила учебники и сделала вид, что занимается. И не заметила, как и на самом деле включилась в этот процесс. Тем более что назавтра грозила четвертная по физике.
Под конец четверти учителя словно взбесились. Каждый стал тянуть одеяло на себя. Химичка утверждала, что важнее ее предмета ничего нет и быть не может. Подобно тому, как химия простирает руки свои в дела человеческие – ее любимая фраза, – так и химичка широко простирала химию в свободное время одиннадцатиклассников, грозя полностью занять его своими реакциями.
Не отставала от нее и физичка. Они проскочили семимильными шагами учебник, и теперь она стала задавать им по всем темам безумное количество задач.
– Но я же не требую, чтобы вы их все решали! – восклицала она в ответ на их возмущение. – Вы должны уметь их решать, а это не одно и то же. Не хотите – не решайте. Видите, что задача легкая – пропустите. Решайте только те, что вызывают у вас трудности. Но учтите: на контрольной любая из этих задач может быть в билете.
Что за издевательство! Значит, если задачу можешь решить – не решай, а если не можешь – решай. А как ее решать, если не можешь?
– Людмила Анатольевна, у нас ведь не одна физика, есть и другие предметы, – жалобно взывали они к ее совести.
– Да что вы говорите? Вот не знала! А вам не кажется, что кроме других предметов, у вас есть еще и физика? – парировала та. – И вообще, физикой нужно заниматься каждый день, независимо, есть она у вас завтра или нет. Ведь сдавать придется материал за все пять лет. В этом году физика должна стать для вас не предметом, а образом жизни!
Ну что тут скажешь? Хоть ложись и помирай.
А эти бесконечные сочинения? Они съедали последние ошметки свободного времени. Хорошо, что некоторые сознательные родители взвалили их написание на свои плечи. Но ведь такие были далеко не у всех.
Завтра контрольная по физике, послезавтра зачет по химии, контрольная по алгебре и сдача очередного сочинения. Еще на этой неделе зачеты по истории и английскому. Интересно, а где взять время на личную жизнь? Им уже по семнадцать, молодость проходит, еще два-три года, и кому она, Маринка, будет нужна? Совести нет у этих учителей – вот что я вам скажу.
Маринка взяла задачник по физике и принялась листать. Завтра контрольная по колебаниям и волнам.
«Заколебали! – подумала она. – Так, эту решу, эту решу, эту тоже решу – она всего в одно действие. А вот эту, пожалуй, не решу. С этими шариками на пружинках у самой шарики за ролики скоро заскочат. Позвонить Лене? Нет, не буду, ведь решила держаться от нее подальше. Интересно, Гена решил?»
И только она хотела снова позвонить ему, как телефон зазвонил сам.
– Это Он! – замирая, подумала Маринка. – Господи, сделай так, чтоб это был Он!
– Мариночка! – услышала она бархатный голос Димы – Мы же не договорились, когда встретимся. Может, завтра часиков в шесть?
Как будто ему что-то мешало договориться. Поцеловал руку и ушел. А теперь вроде как вспомнил. Через три дня. Держаться, сразу не соглашаться!
– Извини, Дима, но у меня послезавтра зачет и контрольная, – сделав над собой усилие, ответила она.
Боже, как ей хотелось встретиться с ним! Прямо сейчас! Ведь последние теплые деньки уходят. Но уговор дороже денег. Решила так решила – теперь надо держать марку.
– А послезавтра?
– Послезавтра еще два зачета. И сочинение надо сдавать, а я еще и не бралась. Правда, не могу. Извини.
Произнося эти слова, она даже возгордилась. Вот как она умеет владеть собой! Но тут же испугалась. А вдруг он сейчас скажет: «Ну, как хочешь». И положит трубку. И больше не позвонит.
Ну, не позвонит, и не надо. Значит, так она ему нужна. По крайней мере, все станет ясно. Она переболеет и забудет.
Но сердце ее от этих мыслей сжалось и заныло.
Не ожидавший такого решительного отказа Дима даже растерялся. Что с ней случилось? Он думал: она обрадуется его звонку. Кажется, он переоценил ее чувства к нему. Он ведь о ней совсем ничего не знает. Решил, что она всецело увлечена им. А может, за ней еще кто-нибудь ухлестывает? В ее классе или во Дворце. Вон она какая хорошенькая. Ведь не только у него глаза есть – другие тоже это видят.
Вот дурак! Нет, надо покрепче привязать ее к себе, пока она совсем не отказалась с ним встречаться. Не то потом будет поздно. Ведь она ему нравится, очень нравится. Так чего же он тянет резину?