– Может, им посекретничать надо? А ты все по дверью торчишь. Оставь их в покое. Принесет – вырастим. Неужто внука не хочешь? Или внучку. А, старый?
– Какой я тебе старый? Болтаешь невесть что! Отрежь и мне пирога, что ли. Чавкает этот долговязый – аж сюда слышно.
На контрольной Маринка из десяти задач восемь решила сама – сказались Генины объяснения – а последние две содрала со шпоры, которую он ей передал – у него оказался такой же вариант. Гена тоже все решил задолго до звонка, но работу не сдавал, ждал, когда сидевшая рядом Леночка справится со своей. А она все ковырялась с последней задачкой про мальчика на качелях – та никак не получалась.
– Примени закон сохранения энергии, – прошептал Гена, – зачем ты с этими производными связалась? Давай, я решу.
– Гена, ты сделал свое задание? – Лена сердито посмотрела на него. – Тогда иди, гуляй. Я сама справлюсь.
– Ну-ну, решай. Получишь трояк, тогда не жалуйся.
Гена резко встал, сдал работу и вышел из класса.
Хочет показать, что больше в его услугах не нуждается. Почему? Он, вроде, не слишком ей последнее время докучал. Раньше, если он день-два не позвонит, сама звонила – спрашивала, все ли дома в порядке, не случилось ли чего. А теперь ее даже близнецы не интересуют. Совсем от рук отбилась.
Он инстинктивно чувствовал, что все дело в том поцелуе и в его желании дальнейшего сближения. Она давала ему понять, что против, но он этого понимать никак не хотел. Точнее, умом он понимал, но все в нем противилось этому. Может, у нее кто появился? Да нет, не похоже. Но тогда – не каменная же она, в конце концов.
Хорошо хоть на уроках сидит с ним по-прежнему за одним столом, не отсаживается. Можно, скосив глаз, потихоньку любоваться ее профилем. Правда, даже в этом невинном удовольствии она ему стала отказывать. Подожмет губки и пальцем в тетрадь тычет – мол, хватит пялиться, займись делом.
И матери ее не пожалуешься, как прежде. – «Насильно мил не будешь», – вот что она скажет теперь. И будет права.
Только ему от этой правоты не легче. Нет, надо некоторое время держаться от нее подальше. Не тащиться рядом по дороге из школы, а идти в отдалении, лишь бы к ней никто не цеплялся. И дома пару дней не докучать. Может, соскучится. Или хотя бы потеряет бдительность, расслабится. И надо собрать денег да записаться на компьютерные курсы, чтобы хоть немного догнать ее, – иначе им скоро вообще не о чем будет говорить.
А Маринка, чем ближе становилась суббота, тем сильнее волновалась. Какая будет погода? Что она наденет? Вроде в брюках и куртке неудобно на свидание идти. Ах, какое она недавно видела пальто из искусственной замши! С такой красивой отделкой под кожу. Длинное, с пояском и роскошными пуговицами. То, что надо. Но цена!
Так что же надеть? В старое пальто она уже не влезает. Куртку и юбку? Фи, как некрасиво! Да, проблема!
И тут мать будто прочла ее мысли:
– Дочка, холодно становится. Надо бы тебе новое пальто купить – старое уже никуда не годится. Ты бы присмотрела, что по душе.
– Мам, я присмотрела. Только оно ужасно дорогое. Но такое красивое!
– Ну сколько?
Когда Маринка назвала цену, мать даже охнула. Но тут же сказала:
– Ну что ж. Ты уже заневестилась – тебе одеваться надо. Добавлю из денег, что отцу на костюм откладывала. Походит в старом, может, быстрее на работу устроится. Беги, купи, пока не продали.
Так у Маринки появилось новое пальто. Когда она надела его и сапожки на каблучках, купленные весной, да покрутилась перед зеркалом, даже отец одобрительно крякнул. Хороша, ничего не скажешь!
Наконец, пришла суббота. С утра зарядил нудный дождь и, похоже, надолго. Но и он не испортил Маринке настроения. Весь день она летала, как на крыльях. Даже Гена упрекнул:
– Не светись! Не показывай, что ты счастлива – сглазят. Веди себя, как будто ничего особенного не происходит.
«Гена прав», – думала Маринка, наряжаясь. Она постаралась спрятать поглубже рвущуюся из нее радость и с равнодушным видом вышла из дому. По дороге в парк она изо всех сил старалась идти помедленнее, чтобы прийти позже него, но ноги сами так и несли ее.
Дима пришел задолго до назначенного времени. По мере приближения стрелки часов к пяти он все сильнее волновался. Придет или не придет? Она так безразлично разговаривала с ним по телефону. Вдруг у нее уже кто-то есть?
Он стоял под зонтом, держа в руке темно-красную розу на длинной ножке, купленную у входа в парк. Дождь усилился, и аллеи парка опустели. Он посмотрел на часы. Пять. А ее нет. Наверно, не придет, дождя испугается.
Он собрался пойти позвонить и вдруг увидел ее. Она неспешно шла под красным зонтом в роскошном длинном пальто – такая тоненькая, румяная, необыкновенно хорошенькая. Он протянул ей розу и, целуя в ладошку, заглянул в глаза. И сразу почувствовал ее волнение, а почувствовав его, успокоился. Она взволнована, значит, ждала этой встречи не меньше него. Значит, он ей небезразличен, очень даже небезразличен. И никого другого у нее нет. Какое счастье!
Он взял ее под руку, и, прижав к себе, спросил:
– Что Мариночка предпочитает: прогулку под этим уютным дождиком или, может, посидим в кафе «Золотой колос»? Там сегодня почти никого – я заглядывал.
– Пойдем на нашу скамейку, – предложила Маринка.
– Прекрасная идея! Но она же мокрая. Не идея – скамейка.
– Ну и что? У меня два больших целлофановых кулька есть – постелим. А под зонтиками не промокнем.
– Что ж, раз так – пошли.
Они спустились вниз. Листья с деревьев уже почти облетели и золотым мокрым ковром лежали на земле. Кругом не было ни души. Они постелили Маринкины кульки и сели, сдвинув зонты. Так они сидели некоторое время молча, слушая шум дождя и наслаждаясь тишиной и уединением.
«Наверно, это самые прекрасные минуты в моей жизни, – думала Маринка. – Интересно, есть ли кто-нибудь на свете счастливей меня? Как хорошо с ним просто сидеть и молчать».
«Если я ее сегодня не поцелую, – думал Дима, – буду последним дураком. Но не сейчас. Сейчас мы немного поболтаем. Пусть расскажет, чем занималась эту неделю: какие успехи в школе, что нового написала. Девушки любят, когда интересуются их делами».
– Мариночка, я всю неделю о тебе думал, – начал он, и это было правдой. – Утром встаю и говорю мысленно: «Доброе утро, Мариночка! Удачного дня». Вечером ложусь и думаю: «Спокойной ночи, дорогая! Счастливых снов» Как ты считаешь, что бы это значило?
«Что ему ответить? Ждет, что я сейчас растаю. Только без глупостей!» – подумала Маринка, замирая от счастья. А что бы посоветовал Гена? Он бы сказал: преувеличивает.
– Я думаю, ты преувеличиваешь, – ответила она, погрузив нос в розу и опустив ресницы, чтобыглаза не выдали ее радости.
Да, эта девочка не похожа на остальных. С ней надо держать ухо востро. И Дима решил переменить тему.
– Ну как зачеты? Все посдавала?
– Спасибо, хорошо. Даже лучше, чем ожидала. Физичка пятерку в четверти поставила. Теперь надо жать, чтобы было пять в аттестате. В прошлом году у меня даже трояки случались. «Спасибо Гене!» – мысленно поблагодарила она друга. Если бы не он, не видать мне этой пятерки, как своих ушей без зеркала.
А Дашенька стала бы клясться: «Ничего не могла учить, все время о тебе мечтала!», – подумал Дима.
– А обо мне вспоминала? – прямо спросил он и замер. Что она ответит? А главное, каким тоном. Жаль, нельзя заглянуть ей в глаза – сидит, опустив реснички. Скромница! Ничего – он в них сегодня еще заглянет.
«Держись! – приказала себе Маринка. – Не растекайся по паркету, как сказал бы Гена».
– Конечно, вспоминала, – сдержанно ответила она, стараясь не смотреть на него. – Ты же звонил. Ну как, выбрал что-нибудь из моих тетрадок?
– Выбрал, и не одно. Там есть детское стихотворение «Песенка про щенка» – ну просто отличное. Само поется. И еще несколько. Сейчас мелодии подбираю.
– О, про щенка мы еще в детском саду пели. На фестивале детской песни. Я сама тогда мелодию придумала. Даже приз получили – пять коробок конфет. Мы ими тогда объелись. И по телевизору нас показывали.
Она вспомнила, как все восхищались Леночкой, – какая она была красивая на экране. И как ей, Маринке, было обидно, ведь песню сочинила она, а не Ленка.
– А новые стихи написала?
– Всего одно. Некогда было. Может, на каникулах сочинятся.
– А как ты сочиняешь? Долго думаешь или сразу? Я, когда начинаю подбирать рифму, думаю-думаю, и иногда ничего на ум не приходит. Беру первую попавшуюся. Из-за этого песни такие корявые получаются.
– Нет, у меня иначе. Иногда совсем не пишется – даже боюсь, что больше уже и не сочиню ничего. А потом вдруг как нахлынет! Помнишь, как у Пушкина: «минута и стихи свободно потекут». Именно так – свободно. Хватаю, что под руку попадется, и пишу, пишу. Почти ничего потом переделывать не приходится. Одно-два слова, и все.
– Да, у тебя талант. Зря не идешь на литфак. Погубишь его, потом пожалеешь. Программистов много, а хороших поэтов – раз-два и обчелся.
