Я прочитал отрывок из поэмы до конца.
По литературе, как и по другим предметам, я получил «отлично». А тучный мужчина с бородкой не присутствовал больше на наших экзаменах.
Самым трудным предметом нам казалась педагогика. По ней мы сдавали экзамены в последнюю очередь. У некоторых моих однокурсников годовая отметка по педагогике была посредственная, что давало повод опасаться, как бы кто «не завалился» на госэкзаменах. Видимо, для поднятия нашего духа преподаватель педагогики, он же директор педучилища, Борис Моисеевич объявил нам на консультации:
— Если все успешно сдадите последний экзамен, училище обеспечит вас билетами на спектакль «Коварство и любовь» в постановке областного театра, прибывшего к нам.
— А нельзя ли по два билета каждому, чтоб пригласить подругу или дружка. Нам немного — всего семь, — спросил Леня Киселев.
Я поддержал его предложение. Директор, улыбаясь, обещал подумать об этом. Добавил:
— Все зависит от вас…
Воодушевленные, мы с новыми силами начали готовиться к экзамену, и все выдержали его. В тот же вечер в окружном Доме ненца мы с великим интересом и волнением впервые смотрели игру настоящих артистов в классической трагедии. Рядом с нами сидели на галерке наши подруги и дружки — нам каждому дали по два билета бесплатно.
Выпускной вечер был праздником не только для нас семерых и нашего педагогического коллектива, но и для окружных руководящих органов. Салехардское педагогическое училище первым из двух специальных учебных заведений в округе (был еще недавно созданный оленеводческий техникум) выпускало своих «ласточек». Это ли не повод для торжества! Праздничные столы в одном из самых больших классов были заставлены всеми доступными в то время яствами и напитками. Гостей, конечно, было в несколько раз больше, чем выпускников. Зато чувствовали мы себя настоящими героями. Педагоги называли нас по имени и отчеству, к чему мы уже успели привыкнуть на практике. Однако никого из наших «подружек и дружков» сюда не допустили, что огорчило нас, потому что все они находились тут же рядом, в наших интернатах.
Директор педучилища зачитал приказ об окончании нами курса обучения. Там перечислялось, кто из выпускников, под каким номером получил диплом после года практической работы. Мой оказался первым. Это было очень приятно и радостно: я — первый из немногих настоящих и многих будущих воспитанников училища. Кроме того, в приказе указывалось, что мне дается право поехать на учебу в любой институт. И тут же вручили Почетные грамоты — кому за отличную и хорошую учебу, кому за активную общественную работу. Аплодировали нам горячо.
Я попросил слова и прочитал свой новый стих, написанный специально к этому торжеству. Он назывался «Первые ласточки»:
Над Ямалом небо сине,Солнца свет над тундрой стылой.Серебрятся рек разливы —Чешуей блестит вода.Золотой порой весеннейРезвой стайкой легкокрылойМы, семь ласточек счастливых,Улетаем из гнезда.Семь — немного, но чудесно —Это только начинанье.Первых ласточек пусть мало.А не горестно совсем:Ведь и в радуге небесной,И на северном сияньеСемь цветов всегда бывало,Как и дней в неделе семь…
Дальше, как помнится, говорились в стихе слова благодарности Родине, партии, Советской власти за нашу светлую судьбу, за то, что мы, дети северян, бывших «туземцев-дикарей», получили специальность учителей и будем сами нести свет, знания в тундру, что мы никогда не забудем родное училище, наших воспитателей-педагогов и этот радостный, торжественный час. В заключение провозглашался тост за наших педагогов и родное НПУ.
Стихотворение было скороспелое, я сочинил его буквально к выпускному вечеру. Однако стих мой восприняли восторженно, дружными хлопками.
До самого утра были танцы под духовой оркестр, руководимый Борисом Манном и приглашенный из Дома ненца, что являлось тогда в Салехарде большой роскошью. А июльская северная ночь с незакатным солнцем выдалась тихой, теплой и такой очаровательной, словно и она радовалась вместе с нами.
О ПИСАТЕЛЕ И ЕГО ГЕРОЯХ
Н. Афанасьева
Судьбы народные
О прототипах романа «Живун»
Исторические документы эпохи Ивана III свидетельствуют, что коми, с древнейших времен заселявшие «Вычегду и Вымь, и Удору и Сысосо со всеми их месты», в XV веке начали перебираться через Уральские горы в Зауралье и оседать в бассейне реки Оби с ее многочисленными притоками. Вначале это были одиночные переселенцы — проводники русских отрядов, совершавших набеги на богатые пушниной зауральские земли. Так, наверняка известно, что во время похода князя Федора Курбского в 1484 году его проводниками были коми. Курбский разбил местных мансийских и татарских князей, взял в плен одного из них — мансийского князя Молдяна, а в следующем году в одном из древнейших поселений коми на Вычегде — в Усть-Выми — между Молдяном и Иваном III был подписан договор. В 1598 году вымский житель Василий Тарабукин вел экспедицию Дьякова.
Массовое переселение коми за Урал началось во второй половине XIX века. Коми бежали со своих родных мест в поисках куска хлеба, лучшей жизни и новых охотничьих и промысловых угодий. Но, убегая от многочисленных царских и воеводских поборов, они, как и аборигены этих мест — ненцы, ханты, манси, — попадали в кабалу к другим поработителям.
Нынче в низовьях Оби проживают многие из тех, чьи предки переселились сюда из районов Печоры и Ижмы. Так, в Шурышкарском районе Ямало-Ненецкого округа насчитывается до трех тысяч коми, в Березовском районе Ханты-Мансийского округа — две тысячи. Много коми в таком крупном населенном пункте, как Мужи. Здесь осели десятки потомков Каневых, Чупровых, Хозяиновых, Терентьевых, Артеевых, Филипповых, Ануфриевых, Семяшкиных, Истоминых.
Иван Григорьевич Истомин — один из потомков тех самых печорских переселенцев Истоминых.
Тяжелые условия заставили людей покинуть насиженные места, но уничтожить их память, язык, образ жизни — невозможно. Сменяющиеся поколения сохраняют эту память в своих генах, передающихся от дедов и прадедов. Вот эту-то народную основу так удачно и раскрыл И. Г. Истомин в романе «Живун», который не только нашел своих читателей, но и привлек внимание ученых.
В автобиографическом романе «Живун» отражен период после окончания гражданской войны, смутное и сложное время установления советской власти на Крайнем Севере.
Трудные двадцатые годы. На севере, в небольшом селе Мужи, зарождается новая жизнь. Люди поверили в нее и двинулись по дороге «к счастью», к созданию новой социалистической экономики.
Четыре зырянских семьи решили организовать рыболовную коммуну — парму. Это была попытка внедрить в быт северян коммунистические отношения. Очевидно, что это факт истории. Кто же были эти люди, с энтузиазмом взявшиеся строить новую жизнь?
Возглавил артель Варов-Гриш — романтик, верящий в идеалы революции. Варов-Гриш — натура незаурядная, яркая, едет он в Вотся-Горт с семьей — тремя детьми, Феврой, Илькой и Федюнькой, и женой Еленней.
Прототипы Варов-Гриша и Еленни — отец писателя Григорий Федулович Истомин и его мать Елена.
Григорий Федулович прожил долгую трудовую жизнь, занимался рыбалкой, охотой, Елена умерла рано от туберкулеза.
Февра — сестра писателя Февронья Григорьевна, в замужестве Рычкова, 1912 года рождения, всю жизнь провела в Мужах, работала пекарем-кондитером. Муж ее погиб на фронте, она сама похоронена на мужевском кладбище. Их дети живут в городе Ухте.
Илька — это сам Иван Григорьевич Истомин.
Брат Федюнька — Федор Григорьевич, 1921 года рождения. Когда началась война, он работал в Салехарде на пушной базе, откуда и был призван в действующую армию. На фронте был с первого года войны и до ее конца. Прошел от Сталинграда до Курской дуги, несколько раз был ранен и контужен. Демобилизовался в октябре 1945 года в звании сержанта. В семье хранятся благодарность от И. В. Сталина и награды. После войны Федор Григорьевич работал в селе Мужи заведующим отделом культуры Шурышкарского района. Умер в 1959 году.
Вторая семья, отправившаяся в Вотся-Горт, это Гажа-Эль (переводится буквально как пьяный мужик) и Сера-Марья. Их прообразами послужили Алексей Павлович и Васса Терентьевна Семяшкины, жившие в центре Мужей на берегу Оби. Их единственный сын уехал в Омск, там женился, но вскоре умер, детей у него не было.
