Схватив телефон, я прикрыл дверь, скользнул в подлесок, залег. Хотя надо было позвонить — сперва я проверил электронную почту.
Сообщения там были. В том числе и нужные мне — для Н81. Первое — сообщение о проблемах с моим заказом — указание на чрезвычайную опасность и необходимость срочной эксфильтрации. Второе — от другого пользователя и совсем на другую тему — приглашение посетить Абердин. Обычный рекламный проспект, живописующий красоты этого северного города — но для меня это точка вывода. Умный — да поймет…
После этого смысла звонить возможно и не было, все было понятно — но я решил подстраховаться. Вспомнил „чистый номер“, прощелкал набор на клавиатуре…
— Туристическое агентство „Корона“, добрый день…
Голос в трубке — непонятно, то ли человек, то ли автоответчик
— Я заказывал тур в Гонконг, проверьте пожалуйста….
— Простите, на какое имя вы заказывали тур, сэр?
— На Николаса Рейли младшего.
Пауза. Едва слышные щелчки клавиатуры…
— Извините сэр, в базе клиентов вас нет.
— Должен быть. Проверьте еще раз.
— Минутку сэр.
Снова ожидание. Секунда за секундой.
— Извините сэр… Вы уверены в том, что заказывали тур непосредственно у нас?
— Да я уверен. Соедините пожалуйста с менеджером.
— Извините, сэр. Соединяю.
Щелчок, патриотическая мелодия на заставке — Victoria Regina, кажется. Она будет играть ровно три минуты — нетерпеливый клиент плюнет и положит трубку. Наконец — мужской, сухой голос
— Слушаю вас, сэр…
— Я заказывал у вас тур в Гонконг. Я знаю, что опоздал с оплатой.
— Ничуть, сэр. Можете оплатить сейчас. На кого выписывать счет.
— Николас Рейли младший.
— Одну минутку, сэр… да, мы очень ждали вашего звонка.
Хорошо что ждали.
— У вас есть факс на который может выслать счет?
— Нет. Но я чувствую себя хорошо и могу съездить и получить его лично. Куда я должен подъехать.
— Да, сэр… В Абердине вам будет удобно?
— О, вполне. И еще…
— Да, сэр?
— Мне нужно будет две копии документов
— Вы уверены, сэр?
— Уверен. Мне нужно будет отчитаться это служебная командировка. И еще…
— Да, сэр?
— Мне нужна будет страховка.
— Хорошо, сэр. Тогда в Абердине. Вы знаете адрес нашего филиала?
— Знаю. Я буду там через сутки.
— Будем ждать вас, сэр.
— Благодарю.
— Был рад помочь. До свидания…
Уже лучше. Они меня ждали — значит, готовы оказать мне помощь и вывести из страны. Чувствую себя хорошо — значит, не ранен и могу передвигаться сам. Две копии — значит мне нужно будет два комплекта документов и двойное снаряжение. Страховка — это и есть комплект снаряжения для проведения специальных операций. Абердин — это и в самом деле Абердин, шифроваться тут смысла нет. Через сутки — значит, они будут через сутки, я — через двое суток. Если так просчитать — Абердин удобное место. Туда ходят паромы из Европы, в том числе из Киля и Кенигсберга, крупнейших северных портов Священной римской империи. Перекрыть порт невозможно, а если я переберусь на пароме в один из тех двух городов — значит, спасен. Вот только беда в том — что я перебираться никуда не собирался…
Телефон я решил вернуть, благо возможность такая была. Снова подобрался к машине, открыл дверь, сунул телефон обратно в держатель. Мой звонок я из памяти стер и вряд ли этот джентльмен на дорогой машине, предпочитающий молодых спутниц будет звонить своему сотовому оператору и брать распечатку разговоров. Поэтому, звонок этот так и останется — одним из миллиарда звонков, обычных и никому не интересных. Дело сделано.
Уже собирался уходить, когда заметил сложенную на приборной панели толстую газету. Воровато огляделся, схватил, спрятал. Хоть почитать чего будет на досуге…
— Тебя никто не видел? удивительно, но Грей в самой критической ситуации сохранял довольно беззаботный вид и говорил на удивление беззаботным голосом
— Нет… — устало сказал я — на, взгляни-ка. Кажется, у Скотланд-Ярда прорезался здравый смысл…
Я поймал перекинутую мне толстую газетку, развернул. Передовица. Толстые черные буквы, моя фотография на пол листа и текст…
Глава оперативно-следственной группы по делу „лондонского снайпера“, суперинтендант Чарльз Вустер официально заявил, что дело подозреваемого в террористической деятельности констебля Дориана Грея, бывшего сослуживца констебля Кросса, не имеет никакого отношения к делу „лондонского снайпера“, а сам Дориан Грей не является подозреваемым по этому делу.
— Не знаю, радоваться или нет… — раздраженно сказал Грей, пробежав глазами статью — по крайней мере я теперь не маньяк. Маньяк ты — а я террорист. Или пособник террористов, не суть важно. Очень мило с их стороны. Тебе не кажется эта ситуация смешной — вот мы оба по уши в дерьме, и самое смешное — что каждый знает о том, что другой невиновен. Потому что в то время, пока происходили все эти злодеяния, мы находились на виду друг у друга и не могли совершить того что нам приписывают. Но нам никто не поверит — потому что один из нас маньяк и психопат, а другой террорист.
— Да и нам надо как то из этого дерьма выбираться — заметил я
Мы с Греем мрачно посмотрели друг на друга.
— Есть предложения?
— Есть. Начать с того, что сказать правду.
Грей слегка отодвинулся — но понимающему человеку это движение говорило о многом. Он сел так, чтобы высвободить левую руку, потому что стреляет он с левой. Если этого не знать — можно ошибиться. Даже скажу так: смертельно ошибиться. Я этот разговор вел — поэтому и сидел так, чтобы обе руки были максимально свободны.
— Какую правду?
— Про Такера. Про вашу оперативную группу. Про то какое у вас на самом деле было задание. Например — эту правду.
— Правду… А ты сам не хочешь рассказать правду мне?
— Я первый спросил. Ты не задумываешься над тем, что же ты сделал такого что тебя травят подобно лисе, с собаками?
— Лисе… У меня и в самом деле было специальное задание. И кажется я его уже выполнил.
Повисло молчание… Мы так и сидели друг с другом рядом, вокруг — лес…
— Несколько лет назад британская разведка начала подозревать, что в страну проник русский агент со специальным заданием. Его задачей было вести подрывную деятельность в регионе шести североирландских графств, наладить контакты русской разведки с террористами ИРА, наладить каналы поставки оружия. Основной моей задачей как раз было найти этого человека и сообщить о нем. И я его нашел…
— Сообщил?
— Нет
— Почему?
— Не был уверен. Слишком много разных обстоятельств. Сейчас — уверен.
Если начнется стрельба — не выживет ни один из нас. Слишком хорошо нас учили. Слишком…
— Каково это: предавать. А, Кросс? Или я что-то не понимаю?
Так вот оно что! Он ни хрена не понял! Он думает, что я и есть Александр Кросс. Просто в плену меня перевербовали русские! Он считает меня предателем — и не подозревает о том что перед ним нелегал!
Сказать?!
— С чего ты взял? Тебе не кажется, что я неправильно веду себя для предателя?
— Согласен, сомнительных моментов много. Очень много, и они так и остались. Если ты помогаешь ИРА — какого черта ты полез в эту мясорубку по тут сторону границы? Какого черта ты застрелил одиннадцать боевиков ИРА в перестрелках и при задержаниях? Не сильно похоже на содействие ИРА, если бы все так содействовали… Но кроме тебя — извини, некому.
— Почему я должен всему этому верить?
— Не хочешь — не верь. Я уже говорил, что доверия между нами нет и быть не может.
И снова молчание…
— Кому ты сообщил?
— О чем?
— Ты должен был перед кем-то отчитываться.
…
— Почему я должен отчитываться перед тобой?
— Потому что ты влип в историю из которой сам не выпутаешься. Кто и как тебя вербовал на это дело?
— Не тебе это знать.
Почему мы еще не пострелялись…
— Хорошо. Тогда скажи — в своих отчетах ты упоминал О'Доннела?
По тому как изменилось лицо Грея я понял — в яблочко! Упоминал! Так вот где произошла утечка! А еще я понял — что сегодня ни мне ни Грею стрелять не придется — по крайней мере друг в друга. Для того, чтобы застрелить человека, который спас тебе жизнь нужно обладать непоколебимой, железобетонной уверенностью в собственной правоте. А ее то теперь как раз у Грея и не было.
— Упоминал — я не спрашивал, я утверждал.
— Ну — и?
— Ты так ничего и не понял? Тебя травят именно из-за этого! Ты единственный, кто знает правду! Ты, сам того не зная обрубил концы, ведущие к разгадке обстрела Лондона! Ты — и тот кто тебя завербовал и кому ты отправил отчет! Ты опасен потому что единственный, кто знает правду.
— Какую правду? Полковник ничего нам не сказал!