— Тина, прикрывай слева, — сказала Макеева. — Я попробую забраться на крышу.
Моноцикл, следующий первым, метнулся на полосу встречного движения. Уровень максимального подъема таких летательных аппаратов над препятствиями невелик — всего два метра. Этого недостаточно, чтобы допрыгнуть до крыши аэробуса, которая во время полета находится почти в шести метрах над дорогой. Лика рванула штурвал на себя, одновременно форсируя турбины, и моноцикл круто подскочил вверх, едва не столкнувшись со следовавшим по встречной полосе автомобилем. Девушка правильно рассчитала траекторию прыжка, потому что её моноцикл со свистом полетел обратно в сторону аэробуса и поднялся на достаточную высоту; даже более чем достаточную. В полете Лика подалась вперед и в нужный момент оттолкнулась от моноцикла, посылая своё тело, точно пулю, по вектору движения. Плашмя она упала на крышу аэробуса и крепко схватилась руками за выступы стабилизаторов. Её одноместный скоростной флаер, оставшись без управления, завалился на бок, зацепил асфальтобетон дороги, пару раз кувырнулся в воздухе и взорвался.
Бояться, что Декартер начнёт стрелять через крышу, не было причины, потому что его пистолет ни за что не пробьет корпус аэробуса. Опасаться следовало совсем другого: скорость движения выросла до двухсот километров в час и сопротивление воздуха грозило сбросить девушку. Прилагая нечеловеческие усилия, она цеплялась за стабилизаторы и медленно ползла к аварийному люку.
Впереди показался туннель. Тина предупредила об этом напарницу и сбросила скорость, снова оказавшись за аэробусом. Скоростной участок дороги кончался; и водители и пилоты обязаны были притормаживать перед въездом в туннель, но капитан по понятным причинам правила дорожного движения соблюдать не стал. С жутким грохотом туристический аэробус протаранил двигавшиеся впереди транспорты, разбрасывая их точно шар кегли в боулинге. От удара Лику бросило вперёд, и лишь чудом она успела схватиться за едва выступающую дверцу аварийного люка. Одной рукой не давая себе упасть, другой она достала из ременного кармашка коробочку дигитайзера — многоцелевого прибора, разработанного специально для секретных служб. Одной из функций дигитайзера было открывание дверей и люков, закрытых электронными замками. Нажатием кнопки девушка активировала прибор, который тут же просканировал параметры замка и послал ему электромагнитный импульс. Крышка аварийного люка с шипением поднялась вверх и откинулась, а из образовавшегося хода незамедлительно ударили выстрелы.
Вновь аэробус врезался в двигающиеся более медленно транспорты, и вновь его корпус сотряс сильный удар. Этого Лика и ждала. Она подтянулась на руках вперед и бросила себя в люк. В полёте девушка сделала кувырок и выхватила из-за спины автоматы. До того как раздался звук соприкоснувшихся с мягким полом салона подошв её ботинок, прогрохотали две очереди. Потерявший равновесие от удара аэробуса капитан не успел среагировать на проникновение агента, и автоматные пули отбросили его к лобовому стеклу. Стекло, к счастью, выдержало выстрелы и лишь покрылось сетью мелких трещин.
— Я внутри, — коротко сказала Лика в шлемофон. В два шага она оказалась у изорванного тела Декартера и убедилась, что тот мертв. Затем она заняла место водителя — просторное сидение, забрызганное кровью и мозгами — и попробовала остановить аэробус.
— Черт! — раздалось в шлеме Тины ругательство напарницы. — Эта сволочь замкнула цепи двигателей и вырубила тормоза!
Движение пассажирского флаера с отсутствующими тормозами невозможно остановить до тех пор, пока не кончится его энергетический запас. Лика могла бы попытаться взять управление на себя и погонять аэробус по широким скоростным магистралям, но капитан-камикадзе замкнул двигатели, а это означает, что в любой момент они могут попросту взорваться от перегрузки. Скорость уже превысила двести пятьдесят километров в час, какова же максимальная скорость такого транспорта, Лика не помнила, но в любом случае она уже превышена.
Туннель кончился. Только теперь девушка обернулась и посмотрела на пассажиров — ребятишек лет десяти, испуганными глазами смотрящих на так внезапно оказавшегося в салоне человека в черном комбинезоне и тонированном шлеме. Медлить более никак не входило в планы Лики, и она обратилась к подруге:
— Тина, заходи справа к дверям. Я буду подавать детей.
Моноцикл напарницы вильнул в сторону и вскоре оказался напротив распахнувшихся дверей, наполнив салон аэробуса пронзительным свистом. Лика схватила ближнего ребенка и протянула Тине, которая одной рукой усадила его впереди себя. Больше пассажиров моноцикл взять попросту не смог бы, и Тина стала резко тормозить, уводя машину на обочину, дабы избежать столкновения с идущим позади транспортом. Снизив скорость до нуля, девушка сняла с сидения ребенка и поставила его на землю, после чего, выжимая все силы из своего моноцикла, резко рванула с места и начала догонять злополучный аэробус.
В этот момент на панели управления пассажирского лайнера тревожно замигал индикатор перегрузки двигателей. Автопилот сообщил, что если не затормозить, то неминуем взрыв. Лика не знала, сколько детей успеют они спасти, прежде чем случится катастрофа, но прикинула, что восемь человек — точно успеют.
Кто-то из детей тихо сказал слово, смысл которого до девушки дошел не сразу. Когда же она поняла, что сообщил ребенок, то подскочила к телу капитана и разжала ему ту руку, что не сжимала пистолет. В окровавленной ладони лежал маленький цилиндрик с жидкокристаллическим индикатором. «Бомба!».
— Тина, у меня крупные проблемы. Декартер активировал бомбу, ублюдок! Пять минут до взрыва.
Хоть цилиндр и был маленьким, мощности взрыва хватит, чтобы разорвать аэробус на мелкие кусочки. За пять минут агенты успеют спасти лишь двоих…
Вновь Тина оказалась напротив дверей и, приняв нового ребенка, быстро отстала от пассажирского флаера. Когда она опять догнала аэробус и усадила на моноцикл трясущуюся от страха девочку, индикатор бомбы отсчитывал последние полторы минуты.
— Всё, — сказала Лика.
— Но… — попробовала возразить напарница.
— Всё, — повторила девушка. Тина не успеет догнать флаер. Теперь оставалось подумать о пути отступления…
Лика обернулась и в последний раз взглянула на детей. Выражение их глаз она запомнит навсегда…
— Вы уходите? — едва слышно спросила сидящая ближе всех девочка. В салоне воцарилась абсолютная тишина, лишь гул двигателей был слышен, приглушенный толстыми стенками корпуса.
Девушка подтянулась на руках за край аварийного люка и выбралась на крышу аэробуса. Позади в нескольких метрах стремительно летел по дороге чей-то спортивный флаер, водитель которого ничего не подозревал о происходящих на магистрали событиях. Лика рассчитала траекторию полета и прыгнула прямо на крышу флаера, который тут же стал быстро сбрасывать скорость и уходить в сторону. Через некоторое время движение закончилось, и девушка отпустила элероны, которые сжимала мертвой хваткой.
Лика смотрела вслед удаляющемуся аэробусу, мысленно отсчитывая секунды. Сначала одновременно вылетели тонированные стекла, раздробленные взрывом на тысячи осколков. Потом крыша аэробуса выгнулась точно кошачья спина и лопнула ослепительной вспышкой. Теперь по магистрали мчался не туристический флаер, а горящий смертоносный болид, разбрасывающий в стороны языки пламени.
Девушка глубоко и горько вздохнула.
…Тина глубоко и горько вздохнула. Вино было распито, и она медленно катала стеклянный стакан в ладонях.
— Лика рассказывала потом, что никогда не видела таких глаз, какие были у тех детей. Наверное, их выражение может быть только у десятилетних ребятишек, которые внезапно осознали смысл слова «смерть» и поняли, что сейчас умрут.
Воцарилось молчание, которое прервал Шон:
— Вы сделали всё что могли.
— Не бывает почти выполненных или почти невыполненных заданий, понимаешь? — скривила Тина рот в некоем подобии улыбки. — Мы нашли передатчик и уничтожили его, но задание провалилось, потому что дети погибли. Я спрашиваю себя: если бы я оказалась тогда на месте Лики в салоне аэробуса, то осталась бы вместе с детьми, понимая, что тоже погибну, не успев никого спасти, или же покинула б аэробус? Где граница между героизмом и подлостью? В какую сторону шагнуть, чтобы совершить подвиг, а не злодеяние?
— Мы Солдаты, — вставил молчавший на протяжении всего рассказа Симмонс. — Мы обязаны ценить жизнь, в том числе и свою. Если не будешь ценить свою жизнь, то вообще не будешь ценить жизнь. Гибель твоей напарницы стала бы ошибкой, ведь вы (и мы) живете для того, чтобы спасать людей, не допускать в будущем возможности таких происшествий. Умирать можно лишь во имя жизни, но не во имя смерти.