Этой же точки зрения в еще более категорической форме придерживался младший флагман Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Дубасов, сменивший в 1897 году адмирала Алексеева на должности начальника эскадры.
И самое главное — во взаимном положении России и Японии в Корее произошли за 1895-1897 годы такие изменения в пользу России, которые делали осуществление планов русских адмиралов более чем реальными.
Господь дал России еще один шанс реального выхода на океанский простор.
Поскольку этот вопрос, совершенно не освещен, а вернее, затемнен в стандартных изложениях предъистории русско-японской войны, скажем о нем самое необходимое для понимания его важности.
4. Дела корейские
После японо-китайской войны, когда Россия так решительно вступилась за целостность Китая, между правительствами двух стран вполне естественно возникли «особые отношения». Но еще более доверительные отношения совершенно неожиданно возникли у России с Кореей. Мы помним, что начиная с 1876 года Япония получила в Корее преобладание, усилившееся в результате японо-китайской войны. Японцы создали и спонсировали так называемую «партию реформ».
Реформы по-самурайски
Реформы эти наряду с существенными и, по крайней мере на вид, разумными — такими как уничтожение рабства, свобода внутренней торговли хлебом и другими злаками — включали в себя и такие, вроде петровского «указа о бороде», которые кроме как издевательством над народными обычаями и привычками корейцев иначе не назовешь.
Не лучше был способ, которым реформы эти проводились японцами и их ставленниками в жизнь. «Все делалось резко, с насилием, пренебрежительно к местным обычаям и преданиям и притом обидным для самолюбия корейцев образом», — писал в своей записке губернатор Приморской области генерал-майор П.Ф. Унтербергер{159}, автор первого плана превращения Владивостока в крупнейшую русскую крепость на Дальнем Востоке.
«Не встречая ни с чьей стороны активного сопротивления в Корее, японцы сделались самоуверенными и, сбросив маску вежливой сдержанности, проявляют уже грубую дикость», — доносил в своем рапорте Командующему эскадрой Тихого океана командир канонерской лодки «Кореец». Той самой, которой еще предстоит заслужить георгиевские серебряные рожки при штурме фортов Таку и погибнуть вместе с «Варягом» в битве при Чемульпо.
Японская полиция и нижние чины (японского) гарнизона (Сеула) выходили на улицу с ножницами, резали у корейцев волосы, отбирали трубки, с которыми корейцы не расставались целыми днями. «Негодование против японцев, которых народ и без того искони ненавидел, росло. В разных частях государства начались восстания».
После вынужденных уступок при заключении Симоносекского мира, будто для того, чтобы компенсировать ущерб, нанесенный своему самолюбию, Япония еще более грубо стала действовать в Корее.
«Кроме того, некоторые из распоряжений японцев явно носили характер стремления к наживе и личному обогащению. Так, например, они ввезли в Корею большое количество черных, залежавшихся у них материй, а затем обнародовали указ, предписывающий корейцам носить черное платье»{160}. Это, чтобы вы поняли, при любви корейцев к одеждам белого цвета.
Не удивительно, что корейский король Коджон, принимая у себя во дворце летом 1895 года командующего Тихоокеанской эскадрой адмирала Алексеева, высказал ему, насколько он дорожит дружбою Русского Царя и с каким доверием в настоящее трудное время для Кореи он относится к Русскому представителю[105].
Убийство королевы
Против господства японцев и их «агентов влияния» выступил королевский двор, и особенно сама королева.
Сменивший на посту прежнего японского посланника в Сеуле генерал-лейтенант виконт Миура считал, что главным препятствием для японской политики являлась именно корейская королева Мин. Замечательная, кстати, была женщина. Умна, красива и родину любила.
«Одаренная, по отзывам лиц, знавших ее лично, блестящим самородным умом и тонким женским инстинктом, она была твердо убеждена, что благо Кореи зависит от дружбы и покровительства России. И эту идею она до конца проводила всюду, не скрывая ее ни перед кем»{161}.
Своей жизнью заплатив, добавим, за саму идею дружбы народов России и Кореи.
Решение убить королеву было принято на совете в Сеуле в доме виконта Миура. Кроме него, в совете принимали участие Окамото — японский советник министерств военного и двора в Корее, Сугимура — секретарь японской миссии в Сеуле и другие.
26 сентября/8 октября 1895 года это решение было приведено в исполнение. В убийстве участвовали первый секретарь японской миссии, отряд японских солдат и банда «соси» — наемных убийц — в числе 30-40 человек под начальством Судзуки, Шигамото и Ассаямо Кензо — должно быть, предка парфюмера{162}.
«Королева была ранена саблями и замертво упала. Тогда ее положили на доску, закутали одеялами и вытащили во двор, откуда вскоре потом унесли в ближайший парк, где набросали на нее мелких дров, все облили керосином и зажгли…
Ее сожгли хотя и раненую, но еще живую, и она в агонии старалась от огня скрыть голову и руку, стремясь зарыть их в землю»{163}.
После зверского убийства королевы были устранены все неудобные японцам министры, а министр двора убит на глазах самого короля. Чтобы знал. Сам король стал пленником в своем дворце.
Наш шанс
Но оказалось, что японцы переборщили. Красавица королева была популярна. В покорной Корее начались народные волнения, дошедшие до убийства японцев и столкновения корейских войск с японскими. Пришлось срочно убрать генерала Миура и вернуть прежнего посланника графа Инуйе с выражениями соболезнования от японского императора. Но ничего не помогало. «Партия реформ» окончательно «потеряла лицо».
И когда русский посланник в Сеуле вызвал 200 моряков для охраны русской миссии, в Корее произошел резкий поворот от Японии к России. Неожиданно для всех 30 января/11 февраля 1896 года король вместе с наследным принцем бежал из дворца и укрылся в русской миссии!
Бегство короля вызвало сильнейшее впечатление в Сеуле. Куча сановников, вспомнивших вдруг долг присяги, и тысячи простых корейцев хлынули в ограду нашей миссии. Произошла грандиозная народная демонстрация с участием войск, полиции и ликующего народа, выражавших радость и явившихся поздравить своего повелителя, сумевшего вырваться из лап японцев.
«Это было народное торжество», — записал русский посланник К.И. Вебер в своем дневнике.
Слегка переведя дух, король издал приказ казнить предателя-премьера и других министров-японофилов. Приказ короля был с восторгом приведен в исполнение.
Японцами и их корейскими клевретами овладела паника. Срочно к берегам Кореи подошел японский флот, а японские подданные были собраны в пункты, охранявшиеся японскими солдатами.
Русская миссия на некоторое время сделалась объектом почти религиозного поклонения корейцев. Сам король, преисполненный благодарности своим защитникам и покровителям, готов был пойти на любые наши пожелания. Внешняя политика Кореи дала резкий крен в нашу сторону. Увеличивается число русских стационеров в корейских портах. Для оказания давления на Японию часть эскадры Тихого океана во главе с Е.И. Алексеевым прибывает в Иокогаму.
Возмущение корейского народа убийством королевы и пребывание короля в русской миссии побудили Японию искать соглашения с Россией. Чтобы споспешествовать ей на этом верном пути, в апреле 1896 года состоялся общий сбор эскадры в Чифу, как и во время пересмотра Симоносекского договора. В результате 2/14 мая 1896 года — в день Святых благоверных князей и страстотерпцев Бориса и Глеба — в Сеуле дипломатическими представителями России и Японии при корейском дворе Вебером и Комурой был подписан документ, вошедший в историю как Меморандум Вебера-Комуры.
Первая статья этого Меморандума устанавливала, что вопрос возвращения корейского короля во дворец из русской миссии предоставляется его королевскому усмотрению. (А то, может, в русской миссии ему дышится вольней.)
Впрочем, в Меморандум записали, что: «Оба представителя (России и Японии) дружески посоветуют Его Величеству возвратиться туда (во дворец), как скоро исчезнут всякие сомнения в его безопасности».
Далее в той же статье 1-й Меморандума представитель Японии давал заверение, что будут предприняты эффективные меры для надзора за японскими «соси» (наемными бандитами), угрожавшими жизни короля. Тем самым Япония косвенно признавала свою ответственность за предшествующие события.
