Пехотинцы начали шлемами черпать воду в бочках и плескать ее на ближайшие к гигантскому костру щиты и повозки. Бой на какое-то время затих — и орки, и их кабаны старались держаться от пламени подальше.
Под треск сучьев и тучи искр, разбрасываемых вокруг пламени, вокруг лагеря загорелась высокая сухая трава. Врагу пришлось отойти, а нам — тушить пламя, подступающее к возам. На это была потрачена почти вся вода.
Вдруг сквозь пламя шагнула полуголая фигура с двумя кривыми тесаками в мускулистых руках.
— Берсеркер! Это берсеркер!
Злобный орк, довольно субтильного, по меркам этой расы, сложения, расчерченный косыми шрамами, образующими сложный рисунок, волчком крутился с двумя ятаганами среди наших солдат, занятых тушением огня. Я вскинул арбалет.
— Стреляй!
Тварь была очень подвижна, попасть в нее оказалось тяжело. Лишь с третьего выстрела я увидел, что попал в жилистую спину с татуировками драконов. К счастью, стрелял не я один. Вскоре тело отморозка оказалось на земле, многократно пробитое болтами.
— Ну-ка, пустите меня!
Я обыскал труп. На поясе оказался один целый пузырек со снадобьем, второй был пуст.
Огонь, тем временем, широко разошелся по полю. К сожалению, много арбалетных болтов, лежавших в поле, получили от него повреждения.
После небольшого перерыва, орки снова бросились на нас. Атака следовала за атакой. Клюгеркерлы с бунчуками из шакальих хвостов. Швайнрайтеры под рогатыми шлемами. Снова пехота, с измазанными красной охрой мордами. И снова кабанщики...
Ко мне подошел Линдхорст.
— У нас кончились выстрелы. Совсем.
Я посмотрел в поле. Там разворачивались для удара свежие силы зеленокожих.
Мы не выдержим этого удара, точно. Люди устали, стрелять нечем. Так, а что это?
— Раздвоенные черные бунчуки? Это не то племя, с которым мы уже сталкивались возле Проклятых Земель?
Клаус вгляделся в скачущих к нам по полю швайнрайтеров.
— Да, это они.
Значит, у нас есть шанс. Маленький, но есть.
— Литц. Помнишь, как ты делал иллюзию на Теофилбургской дороге? «Огненный метеор»? Можешь сделать также?
— Это я могу. Но ты же понимаешь, Энно, что еще ни один орк на свете не умирал от иллюзии?
— Сделай его. И будь убедителен!
Маг закрыл глаза, собираясь с силами. Потом поднял лицо к небу и что-то зашептал.
Яркий огненный шар вдруг вспыхнул среди туч.
Он вращался и наливался огнем, становясь все быстрее и ярче. Белые искры летели из него во все стороны. До нас донесся сдержанный грохот, как от отдаленного грома.
Атакующие орки при виде этого хрипло завыли и бросились назад.
Бешеная радость охватила нас всех. Мы гремели мечами о щиты, орали, показывали оркам разные интересные части тела. Зеленокожие под раздвоенными бунчуками, похоже, усвоили урок — никто больше не рискнул атаковать нас.
Мы заночевали в разбитом, полусожженном лагере среди неубранных трупов. С утра, собрав трофеи — содержимое поясов орков, много метательных топоров, коротких копий, тесаков и другого железа, мы двинулись дальше. Солдаты нарубили прокопченных орочьих голов и лап и «украсили» ими телеги. Я был настолько измотан, что даже не стал протестовать. В таком варварском виде, совершенно не подходящем отряду Пресветлой церкви, мы и пошли обратно, в земли людей.
Глава 46
Глава 46
Через пару дней мы покинули, наконец, владения орков. Когда вдали показалась река и аванпост герцога Виссландского, солдаты сами собой, без команды и капеллана, опустились на колени и вознесли хвалу Свету Неизбывному и Всесожигащему, позволившему нам вернуться из орочьих мест живыми.
Коннетабль Зауэр, командир гарнизона, с баннеретом и двумя рыцарями встретил нас под стеной герцогского замка.
— Не думал, что вы вернетесь живыми, да еще и с такими трофеями, — он указал концом жезла на копченые головы орков, со страшными, белесыми глазами и оскаленными клыками, до сих пор развешанные по фургонам.
Долг вежливости требовал, чтобы мы остановились и рассказали подробности нашего похода. Конечно, кое-что пришлось опустить, особенно про торговлю с гномами, а вот сочные подробности боев с зеленомордыми были даже несколько преувеличены. Ну, так, в несколько раз.
Рыцари гарнизона были в восторге.
— Вот почему этим летом не было ни одного набега! Орки нос не совали из-за реки. Все их силы ушли на вас!
— Благодарю. Не найдется ли у вас эля для солдат? Мы уже три недели пьем только воду с уксусом!
— Понимаю! Снабжение в этом глухом краю, конечно, очень затруднительно. Мы и сами, бывает, перебиваемся с воды на верджюс. Но, для таких смелых воинов мы, конечно, готовы продать пару бочек!
У них я узнал, у кого тут можно разжиться провиантом. В первой же деревне мы запаслись свежим, только что обмолоченным, фуражным зерном. Еще нам испекли настоящего пшеничного хлеба и наварили эля, так что дорога на Теофилбург сразу стала веселее! А потом солдаты отбили от чьего-то стада несколько овец, дополнив скудный походный рацион благородной бараниной.
Самое удивительное, что виноградник, созданный волшебством Аззи, не погиб! Хотя мы обкорнали лозу под корень, она отросла снова и даже дала урожай. Мы нарвали несколько корзин спелого, сладкого винограда. После непрерывных боев с орками это казалось чудом!
Я поинтересовался у рыцарей последними новостями.
— До нас тут все не быстро доходит, сударь, — сообщил мне баннерет. — Последнее, что мы слышали пару недель назад — что в замке Эбершрайк собирается сейм. Выборы императора вот-вот состоятся. И, право, жаль, что мы сейчас не там. Говорят, будет прекрасный праздник, турнир, соревнование среди менестрелей, мистерии и большой молебен в честь этого, несомненно, великого события!
— Да, — подхватил один из рыцарей гарнизона, — наконец-то мы накостыляем проклятым оркам! И жадные до чужих земель королевства Штирии и Кенигсланда теперь притихнут.
— Представляю, как бесится король Кенигсланда, Карл Рейкландский— воскликнул второй рыцарь. — Ведь он считал императором себя!
— У них там не разберешь, — вмешался коннетабль Зауэр. — Штирийская династия заявляет, что имперская корона принадлежит им, кенигсландская — что это их безусловная прерогатива, а князей-выборщиков до последнего времени невозможно было собрать!
— Если бы они не грызлись между собой, а били по отдельности князей и баронов — давно бы захватили всю землю, — кивнул баннерет. — Но Свет, видимо, лишил их разума. А Тьма — наделила непомерной жадностью и гордыней.
Тепло попрощавшись с пограничниками, мы сделали еще три перехода и устроили большой привал. Здесь, пока отряд отдыхал весь день, мы поделили добычу. С убитых орков сняли четырнадцать фунтов серебра и одиннадцать — золота, что составило примерно 650 рейксталеров. Половина отходила солдатам, половина — Церкви. Ну, то есть, мне. Конечно, что-то придется сдать камерарию, но на сотню дублонов можно рассчитывать смело. Добрых два с половиной килограмма золота! Вот бы с ними да в мой родной мир!
От этих приятных мыслей меня отвлек слуга. Птах уже не раз задавал мне вопросы по поводу своего жалования, выбирая удобное, как ему казалось, время на привале. То, что человек, который, вроде бы, ничего не делает, может в это время напряженно размышлять, в его голову, конечно же, не приходило.
— Герр Энно, герр Энно, пожалуйста! Все получают воинское жалование и долю в добыче, даже обозные, один только я — ни с чем! А ведь я делаю все то же, что и они!
— Ну, ты же заработал на постройке щитов, не так ли? И зачем тебе вообще деньги, ты же всем обеспечен!
— Но, герр Энно, мне, как и всем, нужны деньги, купить себе одежды, обуви, а может быть, и отложить на старость...
— Далеко тебе до этого, Птах. Ладно, я подумаю, — отрезал я, и сразу же выкинул это из головы. Уж о чем о чем, а о старости Птах явно не задумывается. Они тут вообще далеко в свое будущее не заглядывают, и, честно говоря, правильно делают. Не нужны ему деньги. Пропьет он их, и вся недолга!
