Он остался в этой тени. Он борется с ней. Сам. И не хочет её помощи. Диннар говорит не всё. Мысленно общаясь с ваятелем, Гинта чутко улавливала множество недомолвок. За Диннара она тоже волновалась. И за Амниту. Эти двое стараются не смотреть друг другу в глаза, потому что каждый читает в глазах другого неотвратимость… Чего? Любви или смерти? Третьего не дано. А есть ли у Амниты выбор? Гинта не могла рассказать ей всё. Об Айданге, о древнем пророчестве… «Зачем? — говорила она себе. — Что я скажу, если смысл этого пророчества пока неясен?» А ясности она боялась. Ей было страшно за Амниту. Эрлин, по крайней мере, знает, что его ждёт. Хватит ли у него сил предотвратить то, что ему уготовано? Гинта надеялась, что хватит. И она всё равно поможет ему, хочет он этого или нет. Человек способен предотвратить то, что ему назначено людьми. А вот то, что назначено богами…
Эрлин, Амнита, Диннар… Три человека, о которых она постоянно думала все эти полгода. Вскоре после возвращения домой Гинта начала работать в лечебнице Ингатама и помогать деду в школе. Ольмы, многие из которых были ростом с неё и даже выше, взирали на неё с благоговением, мангарты разговаривали с ней не менее почтительно, чем со старым Ахханом. Её целыми днями окружали приветливые, дружеские лица, но она с каждым днём всё ясней и чётче осознавала, что её друзья остались там, в Эриндорне. Три человека, которых она любила, были теперь далеко. Эрлин, Амнита, Диннар…
Чтобы избавиться от тоски, она старалась больше работать, а в свободное время бродила по лесам. Иногда с Сингом, а чаще одна.
Начиналась осень. Её любимая пора. Самое загадочное время цикла. В садах и лесах Ингамарны буйно пестрели осенние цветы. Когда Гинта уезжала в Эриндорн, на солнечных полянках ещё только появлялись первые аксы — алые и пурпурные, с широкими, плотными, ворсистыми лепестками. Теперь они цвели повсюду. Их резные листья украсили яркими лиловыми узорами поблекшую осеннюю траву. Гинта заметила, что алых аксов стало меньше. Сейчас преобладали пурпурные и тёмно-красные. Встречались даже почти чёрные, цвета запекшейся крови. Они завораживали Гинту своей странной, зловещей красотой.
В тенистых местах уже кое-где загорались жёлтые и золотисто-оранжевые огоньки — сафиры. А вот голубые огни эриннов мерцали в вечерних сумерках всё реже и реже. Амниты теперь росли только на самых солнечных местах, главным образом на возвышенностях. Гинте казалось, что они стали бледнее, чем год назад. Всё правильно. Чем ближе к осени, тем меньше ярко-голубых, розовых и лиловых звёздочек. Преобладают голубовато-белые. Глядя на эти цветы, Гинта снова и снова вспоминала Амниту. Она и не ведает, какая приближается буря. И какая тьма. Ночь, которая этой зимой спустится на землю, может оказаться очень длинной. Она может продлиться не одну тысячу лет. Какая роль предназначена Амните? Тоненький факел, пылающий бледным огнём… Рассеет он тьму или тьма поглотит его? И весь мир… Глаза тьмы смотрят на них из холодных глубин вселенной. Рука тьмы готова смять Эрсу, словно ком глины, разрушить этот мир. И создать новый. Неважно, каким он будет. Гинта любила этот мир. И через десять лет она хотела снова вернуться в осень.
Огромные цветы хумы больше не давали плодов, но пока не собирались вянуть. Оранжевые и алые, они казались ещё ярче среди пожелтевшей листвы. А какими нарядными стали саддуговые деревья. В чашечках из золотисто-оранжевых листьев один за другим вспыхивали продолговатые белые светильники…
Интересно, как сейчас выглядит роща саганвира? Наверное, как в том сне, что ей сегодня приснился. Гинта задумалась, рассеянно водя гребнем по волосам. Он ведь неспроста к ней сегодня приходил.
«Ну вот, ты и вернулась в осень…»
«Да, но смогу ли я вернуть тебя, Сагаран?»
Сегодняшний сон был символичен. Как и тот, приснившийся ей после возвращения из храма Гины… Огонь превратился в воду, и эта вода стояла перед ней неприступной стеной.
«Ты прав, Сагаран. Я вела себя глупо. Злилась, дулась… За что? Передо мной-то он ни в чём не виноват… Наверное, я могла повести себя как-то иначе. А теперь вот между нами стена…»
Гинта не сразу поняла, в чём дело. Её комната была залита голубоватым светом, который струился в открытое окно. Статуя хеля! Почему она засветилась? Гинта выбежала во двор. Утро выдалось сумрачное. Кроны деревьев тонули в густом тумане, а диуриновнй хель сиял так, словно хотел разогнать этот туман.
Гинта вышла на аллею, где она первый раз встретила небесного зверя и где простилась с ним полгода назад. У неё было такое чувство, что сегодня что-то произойдёт. Ожидание чуда… Опять. Как в ту осень. Только тогда это было в конце осени, а сейчас начало…
Хеля она не увидела, зато из тумана бесшумно вынырнул Синг.
«Железная птица, — сказал он. — Большая железная птица врезалась в старую аркону. Там, в Хаюганне. Я был близко и видел. Ночью я ходил в горы, к Наутинге, а сейчас возвращался и…»
— Скорее, Синг, — перебила Гинта. — Отвези меня туда. Железная птица — это дайвер, я тебе рассказывала… Наверное, пилоту нужна помощь!
Когда они примчались к арконе, туман уже поднялся выше её кроны. Могучее дерево почти не пострадало от удара, сломались только две засохшие ветви. Маленький двухместный дайвер лежал прямо перед изваянием сингала. Он действительно напоминая подбитую птицу. Серебряная птица в лапах золотого зверя…
К счастью, дверцу не заклинило, и Гинта без особого труда вытащила бесчувственного Эрлина из покорёженной кабины. Она почему-то была уверена, что найдёт здесь именно его, а не кого-нибудь другого. На лбу юноши зияла рваная рана, кровь залила всё лицо. Почему он не надел защитный шлем? Амнита всегда ругала его за подобную беспечность.
«Успокойся, — сказал зверь. — Впервые вижу, чтобы у тебя дрожали руки. По-моему, ты лечила куда более страшные раны… Твоему красавцу ещё повезло».
Синг был прав. Гинта сразу поняла, что рана не опасна для жизни. Главное — череп цел, а уж вылечить сотрясение мозга для неё не проблема. Она остановила кровь, потом стала заживлять рану, одновременно с этим осторожно массируя лоб и виски Эрлина.
«Как у тебя быстро получается, — заметил Синг. — Сразу видно — хорошо отдохнула и не перегружена работой… Или это ещё зависит от того, кого ты лечишь…»
«Чем лежать тут и разглагольствовать, может, лучше сбегаешь к реке, намочишь вот это? Хоть лицо ему обтереть…»
«Конечно, сбегаю, — благодушно отозвался Синг. — Я же понимаю, что тебе не терпится получше разглядеть своего красавчика».
И зажав в зубах накидку Гинты, зверь огромными прыжками помчался к берегу Хонталиры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
