Ну неважно.
Мы могли бы теперь снова зажить своей семьёй, если бы Поли не ушёл, но не с Алисием в Финстерзее, он тогда на это не решился, однако скандалить и оскорблять всё же научился у своего дяди. Он кричал, что Гени слабак и предатель, от такого он больше не потерпит поучений, он и сам теперь взрослый. Плохо, что мои братья так поссорились между собой, но мне было и над чем посмеяться. Потому что Поли отпустил бороду, только росла она у него негусто, а когда он скандалил, то с этими редкими волосёнками на подбородке очень походил на козла. Где он теперь живёт, никто точно не знает, то там, то здесь, то есть о нём заботятся люди из его звена. Мочало у них прилежно барабанит, младший Айхенбергер тоже при деле, хотя его отцу это не нравится. Когда он узнал, что его сын участвовал в налёте на Айнзидельн, он сильно ярился, в том числе и из-за того, что младший Айхенбергер потерял там хороший нож.
Вообще в деревне стало много ссор; из-за каждой мелочи люди набрасывались друг на друга. Я думаю, это из-за того, что все испытывали страх, но не хотели его показать, а чем меньше они об этом говорили, тем больше им становилось не по себе. Я знаю это по собственному опыту: когда я мальчишкой, бывало, что-нибудь натворю, даже пустяковое, то потом воображаю все мыслимые наказания, какие могу за это получить, и чем больше я о них думаю, тем страшнее они становятся у меня в голове. Вот, помню, однажды я залез на дерево, мы тогда с мальчишками поспорили, кто выше заберётся, и в одной развилке веток я наткнулся на гнездо сороки и сгоряча сбросил его на землю. И в тот же миг, как сделал это, я вспомнил, что сорока – чёртова птица, и с той же секунды начал представлять себе, что в наказание отныне буду проклят. Что бы ни происходило, я сразу думал: ну вот, началось. Если, например, прикусил язык, то ждал, как он теперь распухнет и в итоге разорвёт мне голову. Или если комар укусил в руку, я был уверен, что это не обыкновенный комар, а посланный чёртовой сорокой, и что зуд превратится в жжение, а из красного прыщика получится чёрная дыра, пока не отвалится вся рука. Наша мать всегда говорила, что я родился не работником, а вруном и сочинителем небылиц. Однажды я доил козу и нечаянно разлил молоко, и мать меня за это не отстегала, потому что, дескать, я в своём воображении уже достаточно себя наказал.
И как было мне тогда, так теперь стало всей деревне; это как если бы близнецы Итен предсказали большую бурю, а их предсказаниям верили, и вот теперь вся долина ждёт, когда же грянет. Хотя и не говорят об этом вслух, но все убеждены, что налёт на монастырь не сойдёт им с рук, и все выдумывают наказания одно страшнее другого. Однажды кто-то брякнул, что отряд габсбургских рыцарей собирается ночью напасть на деревню и поджечь крыши, и тогда Риккенбах и Никлаус Дубина вызвались добровольно нести пожарную охрану, но рыцари так и не явились, и пожарные заснули. Другой слух был такой, что нас накажут магией, потому что после альпийского фёна снег окрасился в красный цвет; но Полубородый сказал, что это не имеет отношения к колдовству, это всего лишь тонкая пыль, которую принёс ветер, и когда потом выпал новый снег, никто больше про то не вспоминал. Когда люди выдумывали такое, они тем самым объявляли, что пусть Габсбурги спокойно приходят, уж мы здесь сумеем за себя постоять; когда я был мальчишкой, тоже так делал. Как-то, уж не помню почему, я некоторое время был убеждён, что мёртвые могут выбраться из могил и утянут меня за собой под землю, поэтому всякий раз, проходя мимо кладбища, я насвистывал особенно весёлую песенку.
Мёртвые не вышли из могил, и Габсбурги не затеяли отмщения. До сих пор так ничего и не произошло. Но Полубородый считает, что герцог использует каждый день для лучшей подготовки к войне, которую потом будет вести не поджогами домов и не магией, а перевесом сил.
Правитель Штауффахер, кажется, надеялся, что всё обойдётся. Из Швица было слышно, что всех пленённых монахов он отпустил – просто так, без условий, братия уже снова в монастыре, и князь-аббат вернулся из Пфеффикона. Только скот и лошадей правитель придержал, иначе бы, дескать, люди в Швице подняли бунт. Гени считает, это было единственно разумное; когда суп начинает сильно кипеть, надо убрать из огня лишь пару поленьев, но не все сразу.
Так что всё стало снова как до налёта, но мир был лишь видимостью, а на самом деле велась война, только без мечей и дубин. Впервые это стало заметно по истории с монастырскими волами, которая могла иметь для деревни куда худшие последствия, чем нападение сотни рыцарей. До сих пор в обычае было тех двух волов, принадлежащих монастырю и предназначенных для лесных работ, использовать и для пахоты, и была твёрдо установлена очередь на этих волов. Теперь никто не знал, как пахать без волов, а уже наступало время готовить пашню к севу. Монастырские волы всегда стояли в хлеву у старшего Айхенбергера, он отвечал за то, чтоб они были накормлены и ухожены, он же следил и за распределением тягловой силы по семьям. От монастыря он за это что-то получал, за просто так он ничего никому не делает. Чтобы во время работ они не повредили копыта, волы каждый год получали новые подковы, это всегда делалось накануне дня памяти святой Вальпургии в конце февраля, ведь так и говорится: «Вальпургия на носу, готовь для сева полосу». И гонят животных вниз, в Эгери, подковать, и у кузнеца Штоффеля тогда полно работы, потому что волов пригоняют из всех деревень сразу. Он не сильно этому радовался, подковать вола куда труднее, чем коня, а зарабатываешь на этом не больше. Итак, скотник Айхенбергера Большой Бальц пустился в путь, прихватив с собой Придурка Верни на помощь, и когда они пришли в Эгери, там стояло на большой площади целое стадо волов, хотя был не рыночный день. Вооружённые люди, не только фогтовы, но и другие, поджидали пришедших и не подпустили их к кузнице, а забрали у них животных. Как потом стало известно, монастырские предъявили документы, по которым все животные принадлежат им, да так оно и было, только, согласно обычаю, деревня тоже могла ими пользоваться. Теперь всех волов угнали в Айнзидельн, даже представить себе не могу, как брат Зенобиус с ними там управляется, хотя: поскольку остальной скот угнали в Швиц, в хлеву было достаточно места. Конечно, монастырские сделали это не потому, что волы были им нужны, лесные работы сейчас не ведутся, а чтобы нас наказать. Полубородый считает, такую подлость мог придумать только кто-то из Габсбургов.
Для Гени что с волами, что без волов было бы одинаково трудно. Из-за своей ноги он не может делать на пашне ничего, а Поли и Алисия теперь здесь нет. Причём Алисий – небольшая потеря, он и так всегда заявлял, что полевые работы ниже его солдатского достоинства, да и напрягаться ему нельзя: он, мол, ещё не оправился после своего ранения. Так что я теперь единственный в семье, кого можно использовать на пашне, но я далеко не Самсон. Даже если бы меня было двое, я бы всё равно не мог тянуть плуг сам.
Несколько деревенских пошли к Айхенбергеру и спросили, нельзя ли взять жеребца из его конюшни для пахоты, лошади хотя и не такие сильные, как волы, но у кого нет мяса, тот гложет кости. Но люди на этом жёстко обожглись, вернее, старый Айхенбергер их жёстко обжёг. Он увидел возможность на этом стать ещё богаче, чем был, и сказал: его лошадей получит только тот, кто за это отдаст ему свою землю и впредь будет на него работать как на феодала. Конечно же, все с негодованием отвергли такое предложение, но Айхенбергер подумал, что с угрозой неурожая в этом году они всё равно будут у него в кулаке и ещё сдадутся. Чтобы наглядно показать им, насколько они у него в руках, он велел Большому Бальцу запрячь двух лошадей и послал его пахать, это было всё равно что расхаживать с куском хлеба перед голодными и поедать его у них на глазах. Я считаю, что старый Айхенбергер ничуть не лучше монастырских, человек в его возрасте уже не должен быть таким прижимистым, ведь с собой ему ничего не унести.
Шестидесятая глава, в которой кто-то появляется внезапно
Б одной из историй Чёртовой Аннели появляется гигантское колесо, которое достаёт до неба и до преисподней, и на его спицах написаны имена всех людей, живущих на земле. Иногда это колесо подталкивает Господь Бог, а иногда чёрт, и смотря по тому, как оно после этого повернётся, тот человек, который только что был наверху, вдруг оказывается в самом низу, и наоборот; король становится нищим, а нищий королём. Сегодня я поневоле вспомнил эту историю, но не знаю, кто крутнул колесо. Либо Господь Бог придумал особое наказание для грешника, либо то была злая шутка, которую позволил себе чёрт. Но на самом деле такого колеса не существует, и Аннели его просто выдумала.
